Когда были положены первые слои, установили стержни для регулирования и остановки реакции. Счетчики нейтронов поместили в активную зону и присоединили к приборам. Параллельно от усилителя протянули провода к громкоговорителю. Он отмечал появление нейтронов щелчками. Только щелчки раздавались пока хаотически и не часто. Попробовали при наличии лишь первых слоев поднять стержни. Но число щелчков не возросло. Некоторых это привело в уныние. Игорь Васильевич оставался невозмутимым, лишь пощипывал бороду.

— Продолжим кладку.

Потом опять проба. Громкоговоритель опять не реагирует. Так продолжалось 23 и 24 декабря 1946 года. К вечеру последнего дня уран-графитовая сфера была близка к завершению. Игорь Васильевич для контроля еще раз нажал кнопку подъема стержней. Присутствующие затаили дыхание. Дробь в громкоговорителе стала заметно быстрее, репродуктор заговорил скороговоркой пулемета.

— Ожил реактор. Остался один слой. Продолжим кладку. Когда положили, считая с фундаментом и отражателем, 62-й слой графитовых кирпичей, Игорь Васильевич с большими предосторожностями стал поднимать кадмиевые стержни.

В громкоговорителе — дробь. Замигали неоновые сигнальные лампы. Игорь Васильевич решает еще выше поднять стержень, потом еще и еще. И с каждым разом все нарастает дробь громкоговорителя, световые вспышки сливаются в алое сияние.

И наконец, сплошной гул. Бушует атомное пламя. Игорь Васильевич бросился поздравлять товарищей. Грянуло приглушенное подземельем «ура».

Это было в 6 часов вечера 25 декабря 1946 года. Впервые на континенте Европы пошел атомный реактор. Ученые чувствовали, что у них в руках атомная энергия. Больше не стали задерживаться. Надо было отдохнуть. За четверо суток бессонной, тяжелой работы они устали и только сейчас почувствовали это.

— Ну пойдемте, теперь поработаем над собой, — сказал Курчатов, намекая на то, что можно и поспать.

Вот имена тех, кто был в тот момент рядом с Игорем Васильевичем: И. С. Панасюк, Кузьмич — А. К. Кондратьев, Б. Г. Дубовский, Е. Н. Бабулевич...

...Игорь Васильевич шагал по запорошенной снегом дорожке от здания реактора и, не отворачиваясь от сильного ветра, упруго бившего в лицо, думал о том, что вот и завершились сегодня многолетние поиски заветной цели. Пришли на ум слова Ивана Михайловича Губкина, сказанные им в 1937 году: овладеем внутриядерной энергией. Как давно это было, почти десять лет прошло, и каких лет!

И тут вдруг по какой-то непонятной связи в памяти возник веселый вечер отдыха в физтехе, еще до войны. Каждому сотруднику Абрам Федорович Иоффе дарил шутливый символический подарок, и это сопровождалось взрывами смеха и аплодисментами. Вызвали Игоря Васильевича. Абрам Федорович приготовил ему воздушный шарик на ниточке с надписью ' «Ядро атома». В зале понимающе заулыбались. Но только было Игорь Васильевич хотел схватить ниточку, Абрам Федорович отпустил шарик. Игорь Васильевич машинально сделал движение достать ниточку. Но где там! Шарик улетал от него неудержимо. Шутка имела успех...

«А теперь-то я шарик зацепил», — думал Курчатов, входя в свой домик, который ему специально построили на территории института. Предлагали дом в городе, он не захотел. Лучше здесь, ближе к производству. Дома, как и в добрые старые времена, его уже ждали Марина Дмитриевна и Борис Васильевич.

— Реактор пошел, — радостно сообщил он Борису Васильевичу.

Надо сказать, что Борису Васильевичу также немало пришлось потрудиться для успеха этого дела. В лаборатории Бориса Васильевича проводились химические анализы по исследованию графита на всех этапах подготовки реактора к пуску, сотрудники его лаборатории участвовали в выработке условий производства графита и урана промышленностью.

...В Новый год у Курчатова был большой праздник. Приехали министры, ученые. Поднимая бокал шампанского, министр под гул одобрения поздравил Игоря Васильевича с успехом..

Несколько дней Игорь Васильевич и его сотрудники изучали, как лучше управлять реактором, выясняли его свойства. Реактор имел надкритичность, то есть превышение над критическим режимом, всего 0,0007. Работа его была совершенно безопасной. Мощность возрастала сравнительно медленно. На ее удвоение, например, требовалось несколько минут. Аппаратуру управления реактором разрабатывали и изготовляли прямо здесь же, в мастерских института, и она действовала тоже безотказно.

В реакторе не была предусмотрена система непрерывного отвода тепла, и при больших мощностях наблюдалось неожиданное для специалистов явление саморегулирования. Даже при вынутых кадмиевых стержнях мощность реактора росла лишь до некоторого предела, а затем начинала падать. Сказывалось нагревание урана и графита, влиявшее на выход нейтронов.

Вопреки ожиданиям построенный реактор не пришлось разбирать: его оставили в распоряжении института. Решено было использовать его прежде всего для получения трансурановых элементов, и в первую очередь плутония, для дальнейшего, -более детального их изучения. Чтобы получить как можно больше плутония, надо было обеспечить большой интегральный поток нейтронов, то есть «гонять» реактор на высоких мощностях.

При включении на большую мощность как-то часов около десяти вечера они разогнали реактор больше, чем положено. Игорь Васильевич загорелся: давайте еще поднимем. Дубовский в это время измерял интенсивность излучений. Вдруг он прибежал.

— Игорь Васильевич, там до вашего домика излучение доходит. Да и здесь выше нормы.Может, хватит разгонять?

Игорь Васильевич тотчас согласился:

— Будем заканчивать.Впредь на большую мощность пускать только на расстоянии.

И тут же перешел на шутливый тон:

— Николай Федотович, вы зря сидите на полу, там радиация больше. Сядьте на стул...

— И вы поднимитесь, — потребовали товарищи.

— Я длиннее вас, меня не достает...

Конечно, без защиты людям находиться вблизи работающего на большой мощности реактора было нельзя. Поэтому срочно протянули километровую линию к главному зданию и здесь установили дистанционный пульт управления. Отсюда реактор и включали. Нужное количество плутония вскоре было получено.

Одновременно проводились опыты по действию излучения реактора на животных. Кролики и собаки и здесь жертвовали своей жизнью ради науки. Биологические исследования позволили создать надежную защиту реактора...

Располагая теперь небывалым по мощности и спектру источником нейтронов, наши ученые широко развернули исследования, которые помогли организовать надежный контроль за чистотой и качеством материалов для реакторов второго поколения.

Теперь был окончательно выяснен механизм цепного процесса, уточнены ядерные характеристики делящихся веществ. Проектирование и постройка последующих реакторов получили солидную основу и развивались высокими темпами.

Советское правительство менее чем через год после пуска первого реактора заявило о том, что секрета атомной бомбы уже не существует. Это заявление означало, что Советский Союз открыл секрет атомного оружия, хотя научные круги США считали, что мы не сможем овладеть им раньше 1952 года.

«И. В. Курчатов был глубоко убежден, — рассказывает академик И. К. Кикоин, — что создание новейшей техники и первые этапы ее развития должны проходить под руководством ученых, причем руководство он понимал в самом широком смысле слова, включая в это понятие не только высказывание идей, но и предоставление ученым достаточно прав». Так понимал Курчатов взаимодействие науки и производства при решении крупнейших научно-технических вопросов современности. Он сам непосредственно возглавлял строительство промышленных уран-графитовых реакторов для производства плутония и всего комплекса производства, необходимых для его отделения от масс облученного урана.

На время строительства атомных объектов, которыми руководил Курчатов, его рабочее место переносилось на стройку, где он вникал во все детали строительства и монтажа.