Пенелопа подумала, что, наверное, терпение будет легче даваться ему, чем ей, – Деверо никогда не отличались терпеливостью. А Чарльз, несмотря на то, что был способен на сильные чувства, обладал спокойствием и внутренней силой. Он знал, что ничто в жизни не достигается легко.

– Подожди, пока я не встану твердо на ноги, – сказал он.

Пенелопа была уверена, что он сделает это очень скоро, сгниет одним из тех, чье слово кое-что значит в этом мире, и возвратит своей семье былое величие. Если бы только на его пути не было столько преград!

– Чарльз, ты ведь не намерен обращать меня в католичество? – неожиданно спросила она. Он задумался.

– Мне нужно сначала понять, подходит ли оно для меня самого, – ответил Чарльз погодя.

– Но, Чарльз, я думала...

– Я так невежествен, дорогая. С тех пор как я служу у его светлости, я слышал много всяких разговоров, потом, кое-что читал в его книгах. Я не знаю, какой путь избрать. Любимая, поцелуй меня. Нам уже нужно идти.

К тому времени, как они подошли к дому, была уже почти полночь. Один из друзей Чарльза оставил окно не закрытым. Они залезли внутрь, стали отодвигать тяжелые занавеси. В комнате не должно было быть света, однако на столе сияла лампа. В кресле у стола сидел граф Лейстер.

– Наконец-то вы соблаговолили вернуться, – с ухмылкой заметил он.

Первым побуждением Пенелопы было выпрыгнуть из окна обратно в сад, но ноги ее плохо слушались. Она судорожно вдохнула. Чарльз сжал ее руку, стараясь успокоить.

– Где вы были? – спросил лорд Лейстер.

– Мы... Я водил Пенелопу посмотреть танцы на лугу, милорд. Я во всем виноват. Не вините ее.

– Это что, является частью ваших обязанностей – таскать леди Пенелопу ночью по окрестностям?

– Нет, милорд. Я виноват, но...

– Это я попросила его взять меня с собой, – вмешалась Пенелопа. – Мне хотелось пойти.

– Разумеется, вам хотелось пойти, – медленно произнес лорд Лейстер. – Я обыскал комнату Чарльза и нашел... вот это. – На столе лежала пачка бумаг – это были ее записки Чарльзу.

– У вас нет никакого права шпионить за нами... – произнесла Пенелопа.

– Никакого права? Вы, кажется, забываете, что находитесь в моем доме. Вы – моя приемная дочь, а он – мой слуга. Думаете, я должен закрыть глаза на то, что вы путаетесь со слугами?

– Если бы вы прочитали мои записки к Чарльзу, вы бы поняли, что это не то, что... мы с Чарльзом любим друг друга. Мы хотим пожениться.

– Чепуха. Вы не выйдете замуж за этого... эту католическую змею, которую я пригрел на своей груди! – Лорд Лейстер с презрением смотрел на раскрасневшуюся Пенелопу, на платье которой налипли листья орляка. Затем он перевел взгляд на Чарльза: – Так вот в какую игру вы играли? Думаете, выбрали легкий путь к успеху? С этого момента он для вас закрыт... если только она не забеременела. Если это так, то, клянусь Богом, вы за это заплатите!

Чарльз вспыхнул.

– Как вы можете такое говорить? – воскликнул он. – Я люблю и уважаю ее, я никогда бы не совратил ту, которую выбрал в жены. Я считаю узы брака священными, в отличие от некоторых!

Пенелопа не заметила, когда лорд Лейстер успел встать с кресла и пересечь комнату. Отшвырнув ее в сторону, он схватил Чарльза за плечо и ударил. Чарльз упал. Пенелопа рванулась к нему, но Лейстер остановил ее.

– Поднимайтесь, – холодно сказал он Чарльзу.

Тот медленно поднялся. Он был очень бледен и казался тщедушным рядом с графом. Он дрожал, а его щеки горели лихорадочным румянцем.

– Утром вы пойдете к моему священнику. Посмотрим, как вам понравится его проповедь.

Чарльз смотрел в пол. Наказание, приличное лишь школяру, было для него самым невыносимым унижением из всех. Пенелопа пыталась сдержать слезы – темы жалости и гнева.

– Ненавижу вас, – сказала она совсем по-детски.

– Я знаю, – ответил ей отчим. – Но от этого не легче никому из нас.

Он стоял, опершись на стол, и смотрел на них. Они выглядели несчастными.

– Я был не прав, – помолчав, сказал он совсем другим тоном. – Я вижу, что неправильно понял вас и дал тебе Чарльз, повод для обиды. Мне жаль, если вы искрение любите Пенелопу, поскольку ваш брак невозможен.

– Но почему? – всхлипнула Пенелопа. – Это несправедливо. Почему я не могу выйти замуж за Чарльза? Он достаточно родовит, как и я.

– Это правда. Но он беден, он младший сын, стало быть, не унаследует ни гроша, да еще к тому же католик. Тебе никогда не разрешат выйти за него замуж. И не смотри на меня так укоризненно! Не я решаю вашу судьбу, а ваш опекун – лорд Хантингтон, мой зять. Он был ближайшим другом Эссекса, вашего отца... Разве он может не оправдать его доверие и пренебречь своими обязанностями по отношению к вам? Вы не унаследовали состояние графа Эссекского, и Хантингтон обязан сделать все возможное, чтобы улучшить ваше положение. Хороший опекун должен заботиться о своих подопечных даже больше, чем о собственных детях.

– Милорд, – голос Чарльза срывался, но ему все же удалось взять себя в руки, – извините меня, я потерял самообладание и был с вами дерзок. Наверное, мне не следовало просить Пенелопу выйти за меня замуж. В настоящее время мне нечего ей предложить. Но разве так будет всегда? Я буду трудиться, буду бороться за свое счастье. Я уверен, что со временем я выбьюсь в люди.

– Время против вас, Чарльз, разве вы не видите? Вам шестнадцать – вы чуть моложе Пенелопы. Вы талантливый юноша, и я верю, что к двадцати восьми-тридцати годам вы будете кое-что значить в обществе. Но задолго до того опекун Пенелопы решит, что настало время найти ей мужа. Не считайте меня бесчувственным – я лучше любого из вас знаю, как жестока может быть жизнь. Вы, Пенелопа, не одобряете мой брак с вашей матерью, но ведь я очень сильно люблю ее, и если королева... если это станет известно, нам грозят большие неприятности. И поэтому я прошу – не навлекайте на нас еще больших несчастий, настаивая на своем.

Он говорил с необычной теплотой в голосе – так он еще ни разу не разговаривал в присутствии Пенелопы. Впервые сквозь шелуху возраста она увидела истинного Роберта Дадли, каким он был в общении с женщинами одного с ним возраста и круга – человека, которого королева Елизавета I любила на протяжении более двадцати лет.

– И еще, – добавил он более сдержанно. – Даже не думайте о том, чтобы пожениться втайне. Если вы это сделаете, Чарльза посадят в тюрьму.

– В тюрьму?! – воскликнули они оба.

– Да, в тюрьму, поскольку он возьмет в жены кузину ее величества, не испросив у нее на это согласия.

– Но... я родственница королевы только со стороны ее матери, Анны Болейн. Во мне нет королевской крови Тюдоров.

– В вас течет кровь Плантагенетов – кровь вашего отца.

Родство Деверо и Плантагенетов было таким дальним, что о нем часто забывали. Но оно было. И королева, имея сложные отношения с иноземной наследницей, которую она отказывалась признать, весьма болезненно относилась к ее английским родственникам, вмешиваясь во все их дела.

Лейстер вбил между Пенелопой и Чарльзом последний клин, сказав:

– Если вы, Пенелопа, попытаетесь убежать с Чарльзом, то можно сказать с уверенностью, что его карьера будет разрушена.

Итак, это был тупик. Они смотрели друг на друга – сбитые с толку и отчаявшиеся.

– Вы мне сейчас не поверите, но первая любовь скоротечна, – сказал Лейстер. – Вы станете старше, и придет время, когда, оглянувшись назад, вы признаете, что я был прав.

В его голосе сквозила горечь. Он сам в первый раз женился в шестнадцать лет, а теперь был самым сведущим в области брачных отношений англичанином.

Пенелопа не в силах была ему поверить, в который раз повторяя про себя, что ей никто не нужен, кроме Чарльза. Но несмотря на то что сама она никогда бы в этом не призналась, мудрые слова Лейстера запали ей в душу. За последние годы она узнала слишком много о человеческой натуре, и все ее романтические идеалы рассыпались в прах от холодного дуновения жизненного опыта графа: первая любовь скоротечна.