Тот ничего не ответил.
Праздничный разносчик принес поднос с компотом. Выпив свою долю залпом, Николай встал и на голодный желудок пошел в палату: там, на кровати, ему казалось безопаснее.
В палату среди прочих сытых уныло бредущих людей вошел новый знакомый Николая – кандидат.
– Ты таблетки съел?! – крикнул он ему от входной пробоины. – Пошли в кулуаре походим!
– Какие таблетки?!
Николай поднялся и подошел к нему.
– Ну, какие-какие, – переминаясь с ноги на ногу, сказал кандидат. – Вон же у столовой дают.
Николай, твердо помня о своем нелегальном положении психа, должен был держаться начеку. Он пошел к столовой и, увидев очередь из больных, встал в нее. Дождавшись своей очереди, больной называл фамилию, за что получал горстку разноцветных таблеток и, запив их тут же водой из мензурки, уходил по своим делам. Так же сделал и Николай: назвал фамилию Эсстерлиса, принял его таблетки от санитарки и снова удалился в палату. Размышления его были грустными. Несмотря на доброжелательность персонала, ему совсем не понравилось на отделении. В душе зарождалась паника и страх, что ему на смену никто никогда не явится и остаток дней придется проводить в этом заведении.
Некоторое время просидев в унынии, Николай поднялся и, выйдя в коридор, стал бесцельно ходить по нему взад-вперед. Вокруг, так же, как и он, ходили больные.
– О! Ты тоже на променаж? – возле него оказался кандидат в депутаты и пошел рядом. – Значит так, видишь, масон проклятый возле мужика стоит? – Николай узнал смурного соседа по столу, с которым разделил его ужин иностранец. – Так это его доверенное лицо. Ну совсем, как ты у меня. Но он не целый день в доверенных лицах, только вторую половину дня. Значит так, по утрам он аполитичен. Он сейчас охранник, это у него в голове такая куролесица, а все охранники – стукачи, и конвойные – коммунисты. А по утрам он ничего – по утрам он наш – зэк, значит. Лежит на койке и песни поет, ничего мужик. К нему жидомасон однажды сунулся, когда тот аполитичным был, так через три кровати летел, падла такая… У-у-у! Гад!
Из угла масон погрозил кулаком в сторону кандидата с доверенным лицом.
Николаю, насильно втянутому в предвыборную борьбу, сделалось жутковато от вида волосатого кулака, и он пошел в палату. Кандидат не захотел спокойного сидения, оставшись маячить в кулуаре, и Николай уселся на свою кровать в одиночестве.
Он не понимал, какая сила вытащила его в коридор, заставив бродить без отдыха, но, посидев немного, понял, что ноги хотели идти куда-то. Николай встал и прошелся взад-вперед по палате. Ноги с удовольствием шли бы и дальше, все равно куда, но Николай насильно уселся на кровать и взял с подоконника какую-то истерзанную чтением книгу. Открыл ее, книга была старинная без титульного листа и начиналась только с третьей страницы. Николая это не смутило, и он стал ее перелистывать, разглядывая картинки и подписи к ним. С возрастающим интересом он просматривал старинную книгу, уже не замечая того, что ноги сами по себе переступают на месте.
– Милые, спать, спать. Свет сейчас потушат… – отвлек Николая от чтения ласковый голос санитарки.
– Боже мой. Это ведь и есть та самая книга, – пробормотал Николай, пролистывая страницы с человеческими силуэтами и органами на весь лист. Конец, как и начало, в книге были оторваны, на последней странице изображалась голая женщина в разрезе. Николай хотел прочитать написанное под ней, но свет отключили, и он положил книгу на подоконник.
Дежурная лампочка осталась гореть только над отверстием выхода, экономно освещая помещение. Почти все больные заняли места в постелях и сейчас, скрипя пружинами, устраивали свои тела для ночного сна. Николай последним улегся в постель, припрятав ценную книгу под подушку.
Он твердо решил вынести ее с собой на волю, если, конечно, сам выберется. Лежал он с открытыми глазами, повернув лицо от окна, в палату. Он снова вспомнил о том, что находится среди людей не вполне нормальных: от них всего можно ожидать, а им за это ничего не будет… Какой ужас! Скрип, доносящийся то с одной, то с другой стороны, настораживал, Николай лежал без сна, готовый в любой момент отразить нападение сумасшедшего маньяка, но глаза слипались сами по себе, он ненадолго закрывал их, но, пересилив себя, открывал снова и вглядывался, вглядывался…
– Значит так, баллотируемся.
Николай вздрогнул и поднял голову с подушки, он и не заметил, как кандидат в народные депутаты подкрался к кровати и теперь стоял, склонившись над ним, в майке и трусах, загадочно приложив к губам палец.
– Значит так, жида этого, масона, нужно убрать… Я и полотенце принес. Ты лицо доверенное, я тебе доверяю, так что тебе и карты в руки. Вот, держи, я здесь подожду.
Он протянул Николаю полотенце.
– Да нет… я не хочу… Зачем? – Он оттолкнул от себя руку с полотенцем. – Никакое я не доверенное.
– Не доверенное, не доверенное, – подтвердил кандидат и добавил что-то на японском языке.
– Что? – переспросил Николай, вглядываясь в лицо склонившегося над кроватью кандидата, но опять услышал японскую речь, да и не бородатый кандидат это стоял над ним, а маленький ростом гололицый человек японской национальности в костюме и при галстуке.
– Пойдемте, пойдемте… – между японскими словами разобрал удивленный Николай. – Нас ждут… пойдемте.
Николай в полном недоумении поднялся с заскрипевшей кровати и стал натягивать пижаму. Психиатрическая палата спала, не спал, кроме Николая, только один инопланетянин с НЛО. Он стоял у окна и, высунув язык-антенну, беседовал со своими.
– Пойдемте… – торопил Николая японский подданный.
Одевшись, стараясь не шлепать тапочками без задников, он последовал за японцем к входной пробоине. Если инородный гражданин так настаивал и влек его, значит, ему что-то было нужно от Николая.
Проведя его полутемным коридором мимо двух спящих на раскладушках санитарок, японец тихонько открыл какую-то дверь припасенной ручкой, потому что ручек на дверях не было вовсе, и, пропустив Николая вперед, бесшумно вошел вслед за ним.
Вероятно, это узкое помещение служило бельевой. На стеллажах были навалены тюки, мешки, стопки пижам.
– Пойдемте, – заученно повторил японец, открыв окно.
За окном оказалась лестница: обычная, веревочная, по какой без страха лазают цирковые акробаты.
– Вверх… – сказал японец и добавил что-то на своем языке.
– Не полезу, чего я, дурак, что ли, – помотал головой Николай. – Здесь грохнешься, костей не соберешь.
Но тут в руке японца он увидел странный предмет, очень похожий на пистолет. Приглядевшись, Николай понял, что не ошибся. Дуло огнестрельного оружия было направлено прямо ему в живот.
– Вверх, – снова скомандовал японец и снова что-то добавил, но ограниченный запас слов не донес смысла до Николая.
Николай сглотнул слюну. Никогда в своей жизни он не стоял под дулом смертоносного оружия и даже представить себе не мог, что это так неприятно и жутко.
– Хорошо, – согласился Николай, не отрывая глаз от оружия.
Он поднялся на подоконник и, взявшись за веревочную лестницу, поглядел вниз в темноту ночи. Второй этаж был высокий, и цветочный газон внизу вряд ли спас бы ему жизнь и сберег здоровье, но, оглянувшись на пистолет, Николай поставил на ступеньку ногу и полез вверх. Путь до крыши был недалек, но за эти несколько ступенек на ветру Николай перетрусил, пожалуй, больше, чем под оружейным дулом.
Потный от страха Николай добрался до крыши и, уцепившись за нее, вдруг почувствовал, что кто-то, взяв его крепко за влажную руку, тянет вверх. С помощью невидимого человека он вскарабкался на крышу, обронив на газон оба казенных тапочка.
Ночное небо светилось миллионами звезд, откуда-то из-за лесочка доносился размеренный гул, словно оттуда летел вертолет. Перед Николаем стоял японец, угрожавший ему в бельевой комнате пистолетом. Как он успел опередить и влезть на крышу раньше, понять Николай не мог, взирая на японоязычного гражданина, несмотря на пережитый недавно страх, удивленно. Сзади раздался шорох, Николай оглянулся и увидел, что на крышу вылез второй, точь-в-точь такой же гражданин. Оказавшись на крыше, он втянул лестницу, и японцы пискляво загомонили между собой. Николай, стоя в носках на поверхности крыши, смотрел на иногородних граждан, силясь понять из их речи хоть слово.
