Макс кивнул. Вика тоже. И Виктор, чувствовавший, что запас сил стремительно иссякает, не откладывая, подошел к главному пульту и активировал маршрут на Той'йт.

– Ну вот и все, – сказал он, оборачиваясь к остальным. – Кушать подано! Главное блюдо. Пирог с дичью. Съесть не съедим. Во всяком случае, сразу не съедим, но хоть краешек надкусим. Это обязательно!

Если Макс надеялся, что клинический комплекс крейсера сможет ей помочь, он ошибался. А может быть, и не ошибался, а все знал заранее и понимал все, но надеялся на чудо? Ведь и такие железные дядьки, как ее Макс, должны хотя бы иногда давать слабину. Или нет? Увы, чуда не произошло. Конечно, комплекс сделал все, что мог, а мог он, как оказалось, гораздо меньше, чем можно было от него ожидать, потому что на крейсере не было врачей и операторов комплекса не было. А без них комплекс мог только то, что он мог сделать в автоматическом режиме, то есть мало что в ее случае.

Тем не менее ей стало лучше. По-настоящему лучше. После восьми дней, которые она провела без сознания внутри этой сложной машины, Лика могла теперь даже ходить. Иногда. Немного, и недалеко, и очень медленно, но все же. И руки стали чуть подвижнее, особенно левая рука. Отступила боль. Не ушла насовсем, пряталась где-то за плечом, дышала в затылок, готовая снова наброситься на нее и растерзать, но ежедневные процедуры – час-два внутри клинического комплекса – пока держали ее, боль, на коротком поводке.

Макс приставил к ней робота, эдакого металлического крепыша в керамической броне, который понимал десятка два приказов и мог помочь доковылять из пункта А в пункт Б и не потеряться в бесконечных лабиринтах крейсера. На самом деле робот был умный и не только понимал человеческую речь, в разумных, разумеется, пределах, но и умел говорить. Проблема, однако, была в том, что говорил он по-ахански, а Лика аханского языка не знала. Увы.

– Понимаешь, – объяснил ей Макс со смущенной улыбкой, – в обычном случае это не проблема. Корабль буквально битком набит специальной обучающей техникой. Язык можно освоить, хотя бы на базовом уровне, за день-два. За неделю можно было бы сделать из тебя настоящую аханку, но… тебе нельзя. Такую нагрузку… нуты понимаешь.

Она понимала. Она все понимала, как взрослая, но жила, как ребенок в стране чудес, где ты можешь только смотреть на эти самые чудеса, но потрогать ничего нельзя. Ничего. Ни выпить, когда все пьют, ни выкурить сигарету, ни… И что толку, что они живут здесь вместе и даже спят в одной постели? А какая у них спальня! И постель…

«Бог ты мой! – думала Лика. – Кто бы знал в Питере, какие у меня апартаменты и где они находятся! И какой мужчина лежит рядом со мной на этой царской кровати…

Вот кого мне жаль, так это его, – думала она потом. – Не повезло мужику. Но ведь не железный же он?»

Но Макс, казалось, был и в самом деле сделан из железа. Он был терпелив и невозмутим, и он был заботлив, и улыбался ей – все время улыбался – своей умопомрачительной улыбкой киногероя из самых-самых любимых фильмов, как Гир или как…

«Ну не знаю, – думала она. – Но только он так улыбается, что про все на свете можно забыть». И она и в самом деле забывала иногда, во что она, собственно, превратилась, и снова чувствовала себя влюбленной и любимой женщиной.

А между тем жизнь на борту крейсера шла своим чередом; странная, нереальная – «Тени в раю». Откуда это?» – думала Лика. – Фантастическая и одновременно обыденная жизнь. Они были уже очень далеко от Земли (Мы сделали два пространственных перехода», – сказал Федор) и летели сейчас через совершенно другие звездные пространства, чем те, что можно видеть с исчезнувшей в неизмеримых далях Земли.

– Еще пять дней полета в обычном пространстве, – сказала Виктория, – и мы прыгнем к Той'йт.

Они все собрались в маленькой очень уютной гостиной с видом на парк. Наверное, это помещение правильнее было бы назвать террасой или верандой, потому что вместо одной из стен в ней были только легкие изящные перильца, а за ними – на несколько метров ниже – лежал уже сам парк. Но все называли эту комнату гостиной, возможно потому, что она была декорирована и обставлена именно как гостиная: светлое полированное дерево и минимум этого ужасного имперского стиля, состоявшего, как казалось Лике, в неограниченном использовании цветного стекла и полированного металла. Не было здесь и всех этих утомительно помпезных многоцветных полированных мраморов, гранитов и прочих минералогических излишеств, но зато был камин, сложенный из обычных камней.

– …и мы прыгнем к Той'йт, – сказала Виктория, и что-то в ее интонации заставило Лику насторожиться. Но тут Федор стал рассказывать о том, какую чудную подборку фильмов об империи он нашел в учебном центре, и все переключились на обсуждение «последних новостей». «Последние новости» устарели лет на пятнадцать-шестнадцать, плюс этот их переворот, который, вероятно, внес в жизнь империи немало изменений, но все равно для них, проведших почти семьдесят лет вне имперских границ, это были почти что свежие новости. Лика слушала их вполуха, ей нечего было тут сказать, и понимала она их не всегда, хотя говорили они, специально для нее, по-русски.

«Фильмы наше все! – думала она с тоской. – Из всех искусств… Кто это сказал?» Она не помнила, кто сказал эти замечательные слова, но кино стало в эти дни настоящим спасением для «сломанной Куклы Лики».

На корабле оказалась богатая фильмотека, и Лика много времени проводила у «телевизора», который был здесь чистой условностью, потому что голографическое изображение («Проекция», – сказал Макс) возникало там и тогда, где и когда ты этого хотел. Делать это оказалось несложно. Правда, отсутствие общего языка затрудняло, как выбор самих фильмов или программ, так и их понимание. Поэтому обычно Лика просто смотрела «картинки», пытаясь по изображению додумать все остальное. Ситуация напомнила ей одну знакомую бабушку в Израиле, которая целыми днями, не отрываясь, смотрела слезливые южноамериканские теленовеллы. Но поскольку фильмы шли по испанскому спутниковому каналу и герои говорили, что естественно, на испанском языке, которого старушка не знала, то ей оставалось лишь додумывать, в меру своего опыта и житейских представлений, что же такое происходит между героями. Иногда воображение уводило ее очень далеко от первоначального смысла. И все-таки там речь шла пусть о далекой и малоизвестной жизни бразильских миллионеров или аргентинских бедняков, но все же о жизни таких же людей, как и сама бабушка. А тут перед Ликой открывались картины жизни космической империи, населенной пусть и похожими на землян, но все же чужими, не человеческими существами. Впрочем, и таких, кто был не слишком-то похож на людей, в фильмах хватало тоже.

Вообще, впечатления от увиденного Ликой были… Ну как бы это сказать, чтобы никого не обидеть? «И это галактическая империя? – спрашивала она себя. – Какое-то не пойми что и сбоку бантик!»

– Макс, – спросила однажды Лика. – Это что? Исторический фильм?

На «экране» две совершенно голые девушки дрались в присутствии множества заинтересованных зрителей на арене чего-то отдаленно похожего на древнеримский цирк. Дрались они, надо отдать им должное, красиво и яростно, и сами девушки были очень даже ничего, во всяком случае, до того, как успели измордовать друг друга до полной потери товарного вида.

Макс оторвался от чтения, взглянул равнодушно на «экран», где одна из девиц как раз наносила удар ногой из совершенно невероятного с точки зрения анатомии положения, прислушался к голосу диктора за кадром, который то ли стихи читал, то ли пел акапельно, и объяснил:

– Нет, Лика, это не фильм. Это запись поединка между… – Он задумался на секунду, подыскивая слово. – Ну, скажем, между баронессой Тсайяш и… допустим, виконтессой Ийсц. Так примерно.

– Что значит схватка? – спросила еще ничего не понявшая Лика.

– Схватка? – удивился Макс. – Схватка это дуэль. А! Вот в чем дело. Лика, в империи разрешены дуэли. Нет, не так. Дуэли это часть культуры, элемент повседневной жизни. Есть правила – Дуэльный кодекс. Есть специальные места для проведения схваток. Они называются Дуэльными полями. Есть множество школ… ну, скажем, боевых искусств. Как в Японии или Китае. Есть обычаи…