– Славка, еб твою мать! Ты совсем?.. Помогай, блядь! Тридцать первый, а ты где? Давай, набирай высоту.
Истребитель, гонявший Острякова, вовремя заметил опасность, отвернул и принялся со снижением уходить в сторону. Тот, которого гонял Колька, синхронно последовал его примеру. Ведомый же радостно за ним погнался, видимо, увидел хорошую возможность открыть счет.
– Колька, брось, – закричал Виктор что было мочи, – брось. Сзади пара. Разворачивайся на двести, меня прикроешь.
Он резко потянул ручку, уклоняясь от подошедшего на опасное расстояние вражеского истребителя, увидел, как Колька отгоняет второго, и снова резко довернул, давая возможность ведомому пристроиться на место. Пара снова была в сборе, и Виктор почувствовал некоторое облегчение. Чтобы их растянуть и сбить по отдельности, немцам придется повозиться…
– Горит, сука, – сквозь помехи донесся ликующий голос Ларина, – зажег!
Виктор увидел, как, перечеркивая небо, вниз полетел горящий самолет. Четверка «мессеров», с которой они только что дрались, набирала высоту, но пара Вячеслава была выше, а значит, они были пока неопасны. Под крылом мелькали уходящие на запад клинья «Юнкерсов». Их стройная колонна распалась, но в звеньях они держались четко. Внизу что-то горело, выбрасывая в небо жирный черный дым, но что это было, разглядеть не удавалось. Пару Рябченко видно не было, и Виктор в очередной раз беззвучно обматерил грустную советскую действительность. Даже в сорок третьем году радиопередатчик устанавливался в лучшем случае на каждый третий самолет. Хорошо, хоть приемники были уже у всех…
– Атакую, – снова раздался голос Ларина. Виктор увидел, что пара «лавочек» заходит на карабкающуюся вверх четверку вражеских истребителей. Запас высоты у Вячеслава был неплохой, он мог сковать немцев на некоторое время. Нужно было пользоваться моментом…
– Тридцать первый, тебя не вижу. Двадцать второй, не увлекайся. Пару атак сделай и отходи. Колька, – под крылом проплывало очередное звено «Ю-87», – атакуем. Слева заходи. Бьем правого, замыкающего.
Земля косо перечеркнула кабину, захватила ее полностью и быстро поползла куда-то вниз, под капот. На ее фоне, выгоревшем, желто-зеленом, проступили три силуэта, начали быстро увеличиваться в размерах. Заблестело остекление необычно горбатых кабин, проступили прямоугольники стабилизаторов рулей высоты – немецкие пикировщики предстали во всей красе. Не хватало только обтекателей шасси, они были скрыты крыльями. От «Ю-87» вверх потянулись пунктиры трассеров, но, не долетая, таяли – нервничающие стрелки открыли огонь с очень большой дистанции.
Виктор уже привычно вынес прицел чуть вперед, увидев, как трассы легли позади немца, увеличил упреждение. Истребитель мелко вибрировал от пушечных очередей, в кабине остро завоняло порохом.
Серая туша «Юнкерса» промчалась рядом, в каком-то десятке метров. Мелькнули лохмотья рваного металла на крыле, разбитая, залитая кровью кабина стрелка. Проскочив пикировщиков, Саблин быстро осмотрелся. Ларин в стороне крутился с четверкой «мессеров». Немцы, разбившись на пары, упрямо лезли вверх, потихоньку отбирая преимущество Вячеслава по высоте. Далеко на западе висел одиночный «Мессершмитт», а под ним серыми тенями отходили пикировщики. Ведомый был на своем месте, живой, невредимый, и Виктор со спокойной совестью потянул ручку на себя. Для одной атаки время еще было.
После их атаки в красивом строю «Юнкерсов» прошли необратимые изменения. Подбитый ими самолет сразу отстал, как-то перекособочился, за ним появился слабый серый след. Его напарники резко снижались, видимо, намереваясь удрать на бреющем, а этот все еще летел на прежней высоте. Может, берег высоту, чтобы перелететь близкую линию фронта, а может, у него были повреждены рули высоты. Этого Виктор не знал и узнавать не собирался. Поврежденный «Юнкерс» был законной добычей, а убитый стрелок делал ее более беззащитной, а значит, лакомой. Пара «мессеров», бросив Ларина, уже разгонялась сюда. Стоило поспешить. Виктор снова глянул на «Юнкерс», уже примеряясь к скорой атаке, автоматически отметил наличие ведомого и внезапно передумал…
– Колька, атакуй. Прикрою.
Ведомый словно этого и ждал, кинулся вниз, подобно дождавшемуся прогулки щенку, только что хвостом не вилял. Виктор полетел вслед, держась чуть в стороне и периодически поглядывая на догоняющих «мессеров». Увидел, как нос Колькиного истребителя озарился вспышками.
– У тебя он что, такой длинный? Ближе подойди… Еще ближе. Давай, не ссы. Вот теперь бей!
Эта очередь оказалась удачней. Разрывы кучно легли по мотору и кабине, окончательно превращая ее в обломки. Из-под капота пикировщика потянулись оранжевые язычки пламени, стали шириться, расти в размерах…
– Хорошо! А теперь разворот! Быстрее. Встречаем в лоб.
Пара «мессеров» в лобовую атаку идти не захотела. Они отвернули и, отойдя немного в сторону, стали набирать высоту. Ларин с вражеской парой тоже разошелся благополучно и теперь висел почти над головой. Не хватало только Рябченко, но вскоре отыскалась и его пара. Группа была в сборе, все были живы и здоровы, и это радовало.
К сожалению, оставшиеся истребители противника саблинской радости не разделяли и, по всей видимости, собирались взять реванш. Но с северо-востока подошла шестерка «Яков» и охладила их пыл. Оставшееся время патрулирования прошло спокойно…
– Ну, – Виктор был зол и особо не скрывал своего недовольства, – начнем разбор полета!
– А чего там разбирать? – Рябченко пренебрежительно махнул рукой. – Немцев причесали, как детей. Все бы бои такие были!
– Все так думают? – Виктор обвел подчиненных тяжелым взглядом. Ларин, почуяв грядущий разнос, притих. Рябченко же, заваливший в бою «Юнкерса», сильно смахивал на объевшегося сметаной кота. Он то и дело потирал руки и щурил глаза в довольной улыбке. Саблин его энтузиазма не разделял. Бой был успешным, но скорее вопреки, чем благодаря. Вдобавок о Соломине до сих пор не было ни слуху ни духу, что хорошего настроения не добавляло.
– А теперь я скажу свое мнение. Плохо. Все было плохо. – Он рубанул ладонью воздух. – Слава, какого хрена? Ну, ведешь ты бой, ну, затянулся он: «мессера» наглые попались, настойчивые. Так ты скажи. Какого хрена я это клещами должен тянуть? Думаете, мне больше заняться нечем? – Ларин виновато опустил глаза. – Теперь ты, Колька. Я что по радио сказал?
– «Юнкерсы» атаковать. – Рябченко, чуя нагоняй, насторожился.
– «Юнкерсы», – нехорошо улыбнулся Саблин, – а ты, засранец, чего учинил? Сколько атак сделали?
– Четыре.
– Четыре атаки, – грустно сказал Виктор. – Это восемь огневых решений, если бить с ведомым. Ленька, сколько раз стрелял? Палыч, – крикнул он на стоянку, – дерни оружейников, пусть скажут расход боеприпасов у Самойлова.
– Я не успел, – покраснел Самойлов, – они быстро так…
– Ага, – кивнул Виктор, – не успел… Молодец Коля, все просто замечательно. Сколько тебе цилиндров разбили? Два? Мало, блядь, разбили, – заорал он в бешенстве. – Ты когда голову включать научишься? Ты же ведущий. Почему ведомый в бою не стрелял? Почему у тебя дыры в моторе? Это же «Юнкерсы», блядь, сзади-снизу заходи и бей. У тебя ведомый есть, с ним бей. Одновременно, с разных сторон, атакуйте. Я же это сто раз рассказывал и показывал. Неужели это так сложно?
Рябченко сделался малиновым и обиженно забубнил что-то оправдательное.
– Ты мне, Коля, сказки не рассказывай. Я твою жадность кулацкую насквозь вижу. Сбить ему захотелось, ишь ты. Еще раз такое повторится – к чертям от полетов отстраню…
В штаб Виктор уходил злой как собака. Завистливые взгляды других комэсков настроения почему-то не улучшали…
Наземная обстановка за прошедшие часы изменилась. Кипевший у Анастасиевки бой уже затих, лишь кое-где еще курились дымки пожаров, но как-то вяло, без огонька. Зато у Латонова царила нездоровая суета, двигались серые коробочки танков, мелькали слабо различимые сверху фигурки пехотинцев. Танки были советские, а значит, наши войска снова выбили немцев из деревни.
