8 февраля оба линкора шли на параллели южной оконечности Гренландии, держась в тридцати милях друг от друга. Дул пронизывающий холодный ветер, нагоняя встречную волну, обрушивающуюся на палубы. Налетающие временами снежные заряды сводили видимость к нулевой.

На следующее утро ветер слегка стих, и корабли начали поиск добычи. Имеющаяся информация гласила, что вышедший 31 января из Галифакса конвой HX-105 держится на северо-восточном курсе. Об охранении конвоя ничего известно не было. Лютьенс планировал подойти к конвою с юга на «Гнейзенау», взяв его затем в клещи с помощью «Шарнхорста», который должен был появиться с севера.

И вот в 08:30 9 января капитан 2-го ранга Калер с вороньего гнезда «Гнейзенау» заметил на горизонте дымок, а затем – кончики мачт. Корабли продолжали сближение, пробиваясь через бушующие волны, и в 09:47 на дистанции 17 миль штурман «Шарнхорста» капитан 2-го ранга Гельмут Гисслер опознал английский линкор «Ремиллес». Это был старый тихоходный (21 узел) корабль, построенный в 1916 году. Ему было не уйти от тридцатидвухузловых немецких линкоров и не догнать их. Но старый линкор нес восемь пятнадцатидюймовых орудий и в случае боя мог разнести в клочья оба немецких корабля.

Как только противник был опознан, Лютьенс немедленно приказал отменить акцию, помня о приказе, категорически предписывавшем любыми средствами избегать боя с английскими кораблями и особенно с линкорами. Экипажи кораблей были разочарованы и раздражены.

Гигантские волны захлестывали линкоры, с грохотом обрушиваясь на башни главного калибра, мостики и надстройки. Бортовая качка достигала 40 градусов, носовая часть кораблей уходила в воду по надстройку. Зенитные автоматы были повреждены и исковерканы. Волны смыли за борт почти все вентиляционные грубы. В нижних помещениях – у машин и котлов – людям нечем было дышать. Они теряли сознание на боевых постах. Отряд находился в море уже 17 дней, еще никак себя не проявив. Погода продолжала неистовствовать и адмирал Лютьенс стал подумывать о возвращении в Брест.

15 февраля 1941 года в Москве открылась XVIII Всесоюзная конференция ВКП(б), продолжавшаяся до 20 февраля. С докладом на партконференции выступил Георгий Маленков. Официальной темой доклада было положение в промышленности и на транспорте. И хотя доклад, как и положено, произносился на непереводимой «новоречи», его лейтмотивом было требование довести промышленность и транспорт до состояния полной мобилизационной готовности. «Полная мобилизационная готовность» – эта фраза постоянно звучала и в докладе, и в прениях. Речь шла, конечно, о предприятиях, работающих «на оборону», хотя уже никаких других предприятий в Советском Союзе практически не осталось. Вся промышленность страны глобальными амбициями Сталина была превращена в гигантский молот, кующий исключительно оружие в воплощение лозунга отца всех народов: «Вооружайтесь! Вооружайтесь! Вооружайтесь!»

В этом клубке ядовитых змей и смертельных интриг, в который была превращена вся общественная, экономическая и политическая жизнь страны, склока между армией и военной промышленностью занимала одно из самых первых мест по беспощадности и беспринципности. И как всегда, в центре склоки выступал сам отец всех народов. Как-то в разговоре со своим любимцем Андреем Ждановым Сталин заметил, что в годы гражданской войны, он помнит, была очень хорошая 107-мм полевая пушка. Ее очень любили красноармейцы. Такая пушка легко перевозилась лошадьми. Вот если сейчас ее бы установить на танки? Было бы здорово.

Поскольку речь шла о полевой пушке времен гражданской войны, то естественно, установить ее на танк было никак невозможно. Но мысль вождя была развита творчески. Жданов дал указание конструкторам Кировского завода в Ленинграде создать для танка 107-мм орудие. Те пришли в ужас. Для такого орудия необходимо было создать совершенно новый танк, а не тот, который уже шел в серию. Тем более, что уже была создана для серийных танков прекрасная 76-мм пушка. Не говоря уже о том, что для этой мифической 107-мм пушки не был еще создан и боезапас.

Жданов же тем временем уже заручился поддержкой маршала Кулика, занимавшего пост начальника Главного Артиллерийского Управления РККА. Узнав, кто «создатель» 107-мм пушки, Кулик немедленно отдал приказ снять с производства 76-мм орудие и начать изготовление любимой сталинской пушки, с тем чтобы ее можно было установить на новые танки.

Узнав об этом, нарком вооружений Борис Ванников пришел в ужас. Он наотрез отказался выполнять распоряжения Жданова и Кулика. Разразился скандал, в котором обе стороны апеллировали, естественно, к Сталину – на этот раз не только как к отцу всех народов, но и как к создателю нового орудия.

Для пущей убедительности Кулик сфабриковал липовую разведсводку о том, что немцы перевооружают свои танки новым 100-мм орудием, чего те и не думали делать. Ванников связался с ГРУ и получил разъяснение, что на немецких танках главным образом 45 и 50-мм короткоствольные пушки, на некоторых имеются 75-мм. «Маловероятно, – указывали эксперты, – чтобы немцы смогли за год обеспечить такой большой скачок в усилении танковой техники»…

Вскоре Ванников был вызван к вождю.

Тот хмуро спросил: «Что скажете вы по поводу предложения вооружать танки 107-мм пушкой? Товарищ Кулик говорит, что вы не согласны с ним. А пушки очень хорошие, я знаю их по гражданской войне…» К этому времени и сам Ванников уже хорошо знал, откуда дует ветер. Но тем не менее он нашел в себе достаточно мужества, чтобы объяснить товарищу Сталину в наиболее мягкой форме всю абсурдность его неожиданной инициативы.

Сталин ходил по кабинету за спиной Ванникова и слушал.

В этот момент в помещение вошел Жданов.

Увидев его, Сталин с укором в голосе сказал: «Вот Ванников не хочет делать 107-мм пушки для наших ленинградских танков. Такие хорошие пушки, а делать не хочет. Почему?

– Ванников всегда всему сопротивляется, – подыграл «хозяину» фаворит. – Это стиль его работы.

И поглядел на наркома вооружений с таким видом, будто говоря: «Понял, щенок, против кого идешь?»

Ванников пытался снова возразить, но Сталин резко его оборвал, заявив, что все объяснения наркома ему известны: это граничащее с саботажем нежелание перестраиваться на выпуск новой продукции, что наносит ущерб государственным интересам и является в чистом виде вредительством.

Нарком вооружений похолодел, решив, что прямо из кабинета вождя его отправят на Лубянку, что очень часто практиковалось.

Сталин, подойдя к бледному Ванникову, с трудом поднявшемуся на ватных ногах со стула, с сильным грузинским акцентом произнес: «Нужно, чтобы вы не мешали. А поэтому передайте директорам предприятий указание немедленно прекратить производство пушек 45 и 76-мм и вывести из цехов все оборудование, которое не может быть использовано для изготовления 107-миллиметровых пушек».

Вопрос был решен, но Ванников не утихомирился. На заседании государственной комиссии по этому вопросу он прямо сказал Жданову: «Вы перед войной допускаете разоружение армии!»

Ему это не забыли.

Не забыли ему и то, что ещё в 1937 году Кулик дал на Ванникова материал, позволявший усомниться в его безграничной преданности товарищу Сталину, что позволяло его, как, впрочем, и любого другого, вычеркнуть из жизни когда заблагорассудится. Впрочем, сам Ванников тоже не остался в долгу и дал на Кулика такой убийственный материал, что Кулика пришлось расстрелять, а сам Ванников сподобился умереть своей смертью, дотянув до шестидесяти пяти лет.

Иногда вождь оказывал наркому вооружений огромное доверие, информируя Ванникова о грядущих арестах и как бы желая выслушать его мнение на этот счет. Как-то в середине февраля 1941 года Ванников был удостоен чести ужинать на квартире Сталина. Вождь был угрюм и неразговорчив, хотя обычно, видимо, по старой кавказской традиции, за столом был весьма весел и словоохотлив.

«Среди военных инженеров, – проговорил наконец Сталин, – оказались подлецы. Их скоро арестуют». И дал Ванникову список ознакомиться. Ванников посмотрел. У него застучало в висках. На уничтожение были назначены его близкие коллеги, ценнейшие сотрудники, выдающиеся создатели нового оружия. Чувствуя на себе пристальный взгляд вождя, нарком молча кивнул головой. Сталин взял список, сложил его вчетверо и сунул в карман френча. Он не показал Ванникову другого списка, который открывался его собственной фамилией. Но Ванников и без этого мог понять, что если в скором будущем будут арестованы его ближайшие сотрудники, то НКВД получит такое количество показаний на него самого, что и в его дальнейшей судьбе можно было не сомневаться. Но уж такова природа человека, постоянно живущего под дамокловым мечом, что он до последней секунды надеется на лучшую долю. В данном случае надежду давал тот факт, что вождь сам пригласил к себе наркома вооружений и оказал ему огромное доверие, ознакомив со списком обреченных.