В день, когда Роуз объявили невестой дракона Шотса, Петр чуть не сошел с ума. Сила воли и вера, что дочь Могучего Орраха не подведет, помогли ему успокоить подозрения Лолибон: он выглядел сломленным и безучастным к судьбе своей бахримановской страсти.

С Солнцем вообще все оказалось крайне сложным. Единственная их совместная ночь, как Петру думалось, ушла в небытие. Но принцесса драконов считала иначе, что явилось для него полной неожиданностью. Вчера он, расстроенный увиденным актом чужой любви, сидел в подземелье, не замечая, что Солнце, пытаясь утешить, гладит его по спине.

— Не надо было ходить смотреть на них. Я предупреждала, что Роуз под присмотром.

— Последние дни я беспокоился за нее, мне казалось — она больна.

— Тебя только вытащили из темницы, ты еще не пришел в себя, вот и путался. Я так рада, что ты опять с нами. Сколько мы не виделись? Почти год? Ты изменился. Похудел, глаза стали злыми.

— Прости меня, Солнце, за ту ночь.

Она закрыла ладошкой ему рот.

— Не извиняйся. У нас еще все наладится. Я стала другой.

Ее глаза горели лихорадочным блеском. Солнце сидела так близко, что он ощущал жар ее тела. Нежная ладонь переместилась с его губ к скуле, погладила отросшую щетину.

— Посмотри на меня, Петр. Кого ты видишь перед собой? — вкрадчивый голос, слова произнесенные шепотом, тепло руки на его щеке. Петр всмотрелся в лицо принцессы. Приоткрытые в ожидании поцелуя губы, яркий румянец желания на щеках, вздымающаяся в затаенном дыхании упругая грудь.

Петр не успел ответить. Чья-то невидимая рука сжала его сердце. Он почувствовал, что с Роуз происходит что-то страшное. Петр даже поднялся, не в силах совладать с собой, отстраняясь от Солнца, убирая ее руки с себя. А когда, чуть погодя, его едва не сбила с ног волна смертельной боли, испытываемой Роуз, он потерял контроль и закричал.

— С Роуз что-то случилось! Она умирает!

Принцесса драконов, поднявшаяся следом за Петром, вдруг повисла у него на шее в попытке поцелуем закрыть его рот, не дать словам, призывающим дорогу Бахриманов, вырваться. А когда он, думая только о Роуз, оттолкнул Солнце, сложив руки для открытия портала, вцепилась в эти руки и закричала. Петр был ошеломлен ее напором, ее неистовым желанием удержать его.

— Не пущу! Пусть Роуз сгинет! Она не нужна, она лишняя! Ты только мой! Я сделаю тебя правителем Тонг-Зитта! Я сделаю для тебя все! У нас…

Но Петр не дослушал, что кричит Солнце, расцепив ее руки, он кинулся в портал.

Он опоздал, Роуз унес Соргос.

Петр переместился в замок и метался по нему, не зная, где искать свою принцессу. Он обыскал ее комнаты, забежал в покои Лолибон, но застал там лишь спящего Анвера. Он тряс его за грудки, хлестал по щекам, но не смог выбить из сонного брата и слова, как будто тот находился под действием сонного зелья.

Вдруг Петра пронзила сильная боль, и он понял, что Роуз жива — у мертвых ничего не болит. Она очнулась, но находится на грани. Он шел на боль Роуз словно слепой, интуитивно преодолевая запутанные лабиринты дворца. Как когда-то в детстве, когда они с Генрихом искали спрятанный Роуз предмет, а она кричала «холодно» или «горячо». Только в этой, взрослой игре время шло на секунды, а его чувства кричали «больно» или «очень больно».

Когда Петр очутился в подземелье, он уже знал, что ему готовят ловушку. Ни охраны, ни драконов. Его ни разу не окликнули и не остановили. Он ясно ощутил, в какой из комнат находится источник боли и нырнул в портал, но выходить из него не стал. Прячась в его тьме, Петр слушал разговор Лолибон с Фарухом и внимательно всматривался в окружающие его стены. Он разглядел едва мерцающую магическую решетку, след от которой какой-то сильный маг попытался спрятать в толще камня. Неправильная, искаженная злом решетка незаметно тянула, высасывала магию. Сделай Петр шаг, и ему не выбраться из ее призрачных, зловещих пут. Но что его может остановить, если за стеной умирает Роуз? Ничего. Даже страх собственной смерти. И он сделал выбор.

— А знаешь, я буду скучать по тебе, — вдруг заявил Анвер. — Ну, когда тебя казнят за предательство. Я останусь совсем один в этом чертовом дворце. Я так привык соперничать с тобой.

— Королева — это приз, за который ты бьешься который год. Теперь он достанется тебе, — усмехнувшись, произнес Петр. Он понимал нелепость ситуации, но решил утешить брата. — Пропадет повод ревновать.

Анвер опустил голову.

— Ты что? Плачешь?! — он не мог поверить, но Анвер всхлипывал. Петр тронул брата за плечо, а тот задрал голову и громко, с надрывом засмеялся. Но смех его был сродни рыданиям.

— Прости, я забыл сказать тебе, что Лоли нашла мне замену! Теперь в ее кровати находится новая игрушка. Ты тоже будешь смеяться, когда узнаешь, кто это!

Петр смотрел на Анвера как на безумца.

— И не надо меня жалеть! Пожалей Роуз. Если она любила его, как ты то утвержаешь, новость разобьет ей сердце.

— Руфф?!

Анвер кивнул головой.

— Поэтому я считаю, что ты мертвец. Наверное, он уже выложил нашей красавице в перерывах между ласками, как ты пытался спасти Роуз, и кто тебе в этом помогал. Прости, Петр, я оказался плохим братом, заманил в ловушку, лишил магии…

— Анвер, ты сам скоро останешься без нее.

— Пусть, — он опять рассмеялся, теперь его смех казался язвительным. — Представь, в какую ярость войдет Лоли, когда узнает, что потеряла сразу двух магов! Не видать ей дороги Бахриманов!

Роуз вздохнула, и оба мужчины посмотрели на нее. Петр поправил простыню, которой укрыл, как только закончил исцеление.

— Просыпается, — сердце его часто забилось. Как она поведет себя, увидев его? Как воспримет предательство Руффа? Стоит ей говорить об этом или нет?

— Слушай, брат, я придумал! — Анвер хлопнул Петра по плечу. — Я помогу вам сбежать. Ты подожди немного, я проберусь к себе, подберу амулеты и обереги, одежду для Роуз. Ну, и захвачу вина для стражи.

Он подмигнул, и Петр понял, что вино будет непростым и наверняка усыпит охранников. Надежда вспыхнула в его сердце, когда Анвер покинул комнату, а в двери провернулся ключ.

Роуз опять вздохнула и открыла глаза.

Петр склонился над Роуз и застыл. Он боялся дышать, гадая, что она скажет, когда поймет, где находится. Он отдал бы полжизни только за одно, прежде нелюбимое им слово «Петушок», всегда означающее, что Роуз воспринимает его как близкого человека. Но принцесса молчала.

Роуз неотрывно смотрела на Петра, пытаясь найти в его лице признаки неудовольствия или даже ненависти. А как еще мог к ней относиться тот, кого она предала? Петр сидел в заточении по ее вине, а она развлекалась с бывшим женихом — так происшествие, поломавшее ее жизнь, выглядело со стороны. Сейчас судьба дала ей шанс исправиться, рассказать, объяснить, что Руфф ей не нужен, тогда в трактире она пребывала в уверенности, что находится в кровати с ним, Петром. Но Роуз никак не находила правильных слов, не знала с чего начать, боялась окончательно все испортить.

Она до сих пор не могла понять, как вообще очутилась в той кровати. Кто ее раздел? Откуда взялся Руфф? Как на свободе оказался Петр, и почему в самый трагический для нее, Роуз, момент, в комнату зашла Санти?

Злополучную ночь Роуз вообще помнила с трудом, обрывками, словно все происходило во сне, и не она была той безголовой куклой, не сумевшей понять, что отдается ласкам другого мужчины. В Роуз опять поднялось смятение, когда поплыв по волнам памяти, она заново пережила события той ужасной ночи, а увидев, словно наяву, как выпрыгнула из окна, испытала непередаваемый всплеск ужаса.

Одинокая слеза появилась в уголке ее глаза и устремилась вниз, чтобы уступить место другой. Петр больше не мог видеть слезы Роуз, каждая из них служила ему, похитителю, стражнику, плохому защитнику укором.

— Тише, малявка, тише! — он стер подушечкой большого пальца набежавшую слезу.

Состояние принцессы можно было сравнить с тетивой, до предела натянутой сильной рукой, собирающейся выпустить стрелу-убийцу. Но простые слова, сказанные Петром, оборвали тетиву, освободив накопившееся напряжение, и Роуз в порыве от переполнявших ее чувств бросилась Петру на шею.