Второй раз он испугался, когда уже был взрослым и гостил на фазенде отца после окончания университета. Там он крутил любовь с женой одного батрака, и вот однажды днем, когда все были на работе, а Педрито вкушал блаженство в объятиях распутницы, он вдруг ощутил острие ножа между лопаток и услыхал яростный крик: «Убью сукина сына!» Вот тут он во второй раз замер от страха. Спас его голос под окном, кто-то позвал батрака. Тот на мгновение растерялся, и этого было достаточно, чтобы Педрито пришел в себя, выхватил нож у несчастного рогоносца и всыпал ему как следует. И об этом испуге никто не узнал, разве что женщина почувствовала, как заколотилось сердце у ее любовника. Когда сбежался народ, Педрито вел себя как мужчина: колошматил батрака, уча его уму-разуму.

Но вот теперь, в третий раз, он испугался на людях, это был дикий, панический страх при всем честном народе. Когда Зе Широкая Душа, цепной пес, убивавший по одному его слову, его правая рука, обернулся вдруг Огуном и пошел на своего господина, Педрито призвал на помощь все свое самообладание и поднял трость в последней попытке вернуть к повиновению своего агента. Не помогло. Трость хрустнула в железных пальцах – в зубах змей, нацеливших головы на предводителя благословенного крестового похода, полководца священной войны. Пришлось Педрито Толстяку, в панике взывая о помощи, бежать самым постыдным образом к своему автомобилю, который умчал бы его подальше от этого ада, где ориша принялись за чудеса. Но, увы, кто-то проткнул все четыре шины.

И вот по людным улицам всем на удивленье бежит со всех ног комиссар полиции Педрито Толстяк, жестокосердый зверь, предводитель зловещей банды головорезов, паладин священной войны, не ведающий жалости, гроза нищих кварталов, а за ним вдогонку – ориша, воитель Огун, несущий двух взъяренных змей.

Весь город смеялся, оппозиционные газеты потешались вовсю, Лулу Парола написал стишок в ритме народного куплета:

Начальник полиции принял от Педрито Толстяка прошение об отставке с нескрываемым удовлетворением. Малоприятное наследие старой администрации штата, неуправляемый исполнитель, поступавший как ему заблагорассудится, не ожидая приказа и не представляя отчета, его, начальника полиции, заместитель, окруженный эскортом бандитов, громил и убийц, Педрито давно уже стал у него бельмом в глазу, и только страх мешал ему уволить ретивого комиссара на благо общественного порядка.

Педрито исчез из Баии на много месяцев, отправился в Европу «для пополнения образования». Что касается Зе Широкой Души, то полиция обшарила весь город, банда головорезов вышла на последнее задание. Его нашли в зарослях за фазендой Кабула и без всяких разговоров изрешетили пулями. Перед смертью Зе Широкая Душа все же дотянулся до горла Иносенсио Семь Смертей и захватил его с собой туда, где на том свете уготовано место для убийц.

Должность комиссара – заместителя начальника полиции, который был номинально вторым лицом после начальника полиции, но на практике руководил всеми делами, ибо на него возлагались исполнительские функции, упразднили и ввели должность комиссара – помощника начальника полиции. Бакалавр Фернандо Гоис, первым заступивший на эту должность, остановил крестовый поход, снял запрет со смеха и праздников. Насилие было не по душе бакалавру, любезному и изнеженному молодому человеку, готовившему себя к карьере банкира.

Двери террейро опять открылись для участников кандомбле, вновь вышли на улицу афоше, самба проникла на карнавал, заново создавались раншо и терно, бумба-меу-бой и пасторил. Капоэйристы снова взялись за беримбау и снова запели свои песни:

«А ведь как долго ведем мы с ними спор, кум Аршанжо!» – подумал Лидио Корро в «Лавке чудес», прочтя заметку об отставке комиссара Педрито. Эту борьбу с полицией, с правительством, борьбу с ненавистью они начали более четверти века назад, в конце прошлого столетия, когда впервые задумали, организовали и вывели на улицу карнавальное афоше «Африканское посольство". Местом действия был двор Ошала, Послом выступал Лидио, Танцовщиком – Валделойр.

На том начальном этапе они одержали победу, добившись отставки возглавлявшего полицию доктора Франсиско Антонио де Кастро Сороменьо, который запретил раншо и афоше, батуке и самбу. «Хорошие были времена, а, кум? Как мы шли, молодые и отчаянные, в афоше «Дети Баии», показывая кукиш полиции: да здравствует народ и его праздник! Помнишь, кум? Долгий это спор, и конца ему не видно. Майор Дамиан де Соуза, тогда еще мальчишка, стащил фуражку с головы солдата, покойный Мануэл де Прашедес играл роль Зумби. Наша драка с ними не утихала, кум, шла она на улице и на террейро, в книгах и в газетах, велась пером и булыжником, на празднике и в потасовке. Долгая борьба, схватка без конца. Да кончится ли она когда-нибудь, а, кум?»

«Когда-нибудь кончится, мой милый, хоть мы этого и не увидим. Мы умрем в драке, как теперь дракой утешаемся. Разве не потеха, кум: бежит по улице Педрито, за ним Огун, руки что змеи, смех, да и только, В драке и умрем. Мы были молоды и дерзки. Кукиш полиции, да здравствует народ Баии!»

Как-то вечером, через много недель после событий на кандомбле Прокопио, несколько человек возвращались на автомобиле с праздника в «Белом доме» в Энженьо-Вельо, где террейро было восстановлено во всем его прежнем великолепии. За рулем сидел владелец автомобиля, профессор ФрагаНето, исполняющий обязанности заведующего кафедрой паразитологии, а с ним ехали фрей Тимотео – с длинной бородой и розовыми, как у голландцев, щеками, в мирской одежде аббат походил на бродячего торговца, – сантейро Мигел и Педро Аршанжо. Остановились у монастыря, простились с аббатом, потом отвезли Мигела, который жил в каморке при своем магазине на улице Лисеу.

В Германии профессор Фрага Нето стал полуночником и пристрастился к пиву.

– Как насчет того, чтобы промочить горло, местре Педро? Во рту пересохло, это кушанье с оливковым маслом было очень вкусное, но после него так хочется пить.

– Пивка неплохо бы.

Зашли в бар Переса на углу террейро, чуть подальше собора, как раз напротив медицинского факультета. Сделав несколько глотков, профессор Фрага Нето сказал:

– Сейчас мы с вами не профессор и педель кафедры паразитологии, а двое ученых, двое друзей. Давайте поговорим откровенно, и, если хотите, зовите меня «дружище», как вы называете всех на свете. Мне хочется, чтобы вы сегодня кое-что мне разъяснили.

«Друзья?» – подумал Аршанжо. Профессор и педель питали друг к другу явную симпатию. Фрага Нето, порывистый и щедрый душой, пылкий энтузиаст, человек кипучего, взрывного темперамента, ценил в Аршанжо зрелость суждений, опыт, уверенность в себе, упорство, скрытое за мягкостью манер, жизнелюбие. Может ли педель стать другом профессора? Аршанжо считал себя другом Силвы Виражи. Более пятнадцати лет – срок немалый – ощущал он тепло отеческого расположения ученого, хотя разница в возрасте была у них не так уж велика. Все эти годы ученый направлял его усилия, защищал, поддерживал, постоянно оказывал ненавязчивую помощь. Дружеские чувства питал Аршанжо и к Фраге Нето, который, как только появился на факультете, тут же процитировал на защите кусок из «Африканских влияний на народные обычаи Баии» и с тех пор всегда искал общества Аршанжо, охотно с ним беседовал. Не раз и не два заходил он и в «Лавку чудес», но там уже не было шумных богемных сборищ с танцами и песнями – теперь это было серьезное и процветающее полиграфическое предприятие, где вечерами собирались хозяева и почтенные гости потолковать о том о сем. Да, конечно, он друг Силве Вираже и Фраге Нето, но это особая дружба, не та, что связывает его с Лидио, Будианом, Валделойром, Ауссой, Манэ Лимой и Мигелем: эти ему ровня, а те – ступенькой выше. Местре Аршанжо не хотел подыматься по лестнице, даже если бы ему и протягивали дружескую руку. Это майор Дамиан де Соуза умеет сохранить равновесие, стоя одной ногой на нижней, другой – на верхней ступеньке. А Тадеу? Что-то долго нет от него вестей. Местре Педро пьет пиво. Профессор Фрага Нето разглядывает своего подчиненного: что таится в этом взгляде, за этими мягкими чертами бронзового лица? О чем думает этот человек, как он понимает жизнь?