— Хорошая мысль, — одобрил Ледянов ровным голосом, также всматриваясь в фото. Хотя нет, не в фото, а в палец Осеевой, ткнувшийся в передний план. Стася руку тут же убрала, как только поняла, что он ее разглядывает, отодвинулась от стола. Да, она до сих пор не делает маникюр, предпочитая округлые, чуть отросшие ногти и бесцветный лак. Если он попробует сейчас насмехаться над этим…
— И, Вячеслав Михайлович, — ледяным тоном заговорила девушка. — Просьба обращаться ко мне по имени-отчеству: Станислава Андреевна. И на вы.
— Как пожелаешь. Стасенька. — Слава хищно улыбнулся, явно наслаждаясь провокацией, и тут же, подхватив фото со стола, жестко произнес:
— Твоя мысль хороша, но я предлагаю иное. Начнем с того, что возьмем фото заката в горах. Кстати, ты хоть побывала там? Разумеется, нет…
***
Через час с небольшим Игорь Пятигорский, проводив хмурого и молчаливого Ледянова, устало опустился в свое кресло, вполголоса выругался. Встреча была окончена. На сегодня первая, а впечатление и осадок такой, будто десятая и с далеко не покладистыми клиентами.
Что произошло между этими двумя уникумами? И когда это успело произойти? На какой почве они вообще сошлись? Они же абсолютно разные: Стася — мягкий, ласковый, невесомый воздух, а Вячеслав — твердое, неизменное, прогибающее под себя всё вокруг железо. Может, потому у них ничего и не получилось, потому и поссорились, что подходят друг другу так же, как подошли бы друг к другу кактус и воздушный шарик?
И ведь даже не ругались, а Пятигорский готов был поклясться, что вот сейчас в его кабинете прогремит взрыв. Искры едва не летели! Ледянов, Игорь это видел по жестам и мимике мужчины, — кто б мог подумать, что она у него все-таки есть, эта мимика! — внутренне кипел и готов был сорваться, но почему-то держался, ограничился лишь парой колкостей да проскальзывающей язвительностью. Станислава же едва глядела на Ледянова, занималась только проектом, не реагируя ни на попытки переключить ее внимание на что-либо иное, ни на провокационные замечания. Впервые Игорь Валентинович увидел ее такой: максимально собранной, ощетинившейся. Не холодной даже, ледяной! Узнал, что девушка может цедить слова сквозь зубы, именно так она вежливо напоминала, что ее следует называть по имени и отчеству, когда Михаилов сынок насмешливо звал ее Стасенькой.
Холодная ненависть и страсть. С таким Пятигорскому сталкиваться не приходилось, но наслышан был, что это не всегда хорошо. Требовалось принять какое-то решение, однако для начала следовало заполнить пробелы в информации. Сама Станислава, разумеется, будет нема как могила. Очень скрытная девочка. Остается единственный вариант.
Дотянувшись до сотового, Игорь прокрутил список контактов, нашел нужный. Через несколько гудков ему ответили.
— Тонька, привет, — заулыбался Пятигорский.
3
пять лет назад
— Навзничь. Точь-в-точь. Тотчас. Записал?
Станислава заглянула в тетрадку своего ученика. Восьмиклассник Тёма старательно выводил диктуемые наречия, почерк был более аккуратным, чем обычно, а вот грамотность… Стася вздохнула:
— Тём, перечитай то, что написал…
— Станислава Андреевна, — подросток мученически закатил глаза, — лучше сразу покажите, где я лоханулся.
— Тёма, что за слова! — строго оборвала его девушка. — Смотри здесь: «допоздна» как пишется? Вот только сегодня повторяли. А «сослепа»? И почему у тебя «навзничь» без мягкого знака?
Артем, бухтя себе под нос, низко наклонившись над столом, принялся исправлять ошибки.
— Один фиг, — ворчал мальчишка, — я буду футболистом, как батя. И русский язык мне не понадобится. Или вон фитнес-клуб открою, как Славка.
— Русский тебе в любом случае понадобится, — напомнила ученику Станислава. — На нем ты говоришь и пишешь. А по уровню грамотности…
— Судят ум человека, — назидательно закончил Артем любимую фразу своего репетитора и язвительно усмехнулся.
— Всё-то ты знаешь, — Станислава снисходительно улыбнулась мальчику, а потом посерьезнела:
— Только наречия пишешь безобразно! Итак, давай-ка еще раз перечитаем правила.
Стасе нравилась ее будущая профессия. В принципе, и в магистратуру можно было бы не поступать, сразу пошла бы в школу работать. Или, может, нашла бы еще где-нибудь место, где пригодился бы филолог. Да Олег с мамой — и папа молчаливо их поддержал — настояли: зачем, мол, торопишься, живем, не голодаем, учись, пока есть такая возможность. А Станислава решила сразу двух зайцев убить. Теперь она и учится, и работает. Нашла себе трех учеников, занялась репетиторством. Конечно, не роскошествовала, но теперь на всякие приятные мелочи можно было тратить собственные деньги, а не лезть в карман к родителям.
Две ее девчонки-ученицы, одна — пятиклассница, другая — девятиклассница, особых хлопот не доставляли, учиться хотели, с должным прилежанием выполняли все задания на занятиях, еще и дополнительные делали в другие дни. Поэтому Станислава чувствовала и видела отдачу от своей работы, а успеваемость учениц поползла вверх достаточно быстро. И только Артем Ледянов оказался тем еще упертым барашком и крепким орешком. Учиться не желал, собирался «свалить со школы» после девятого класса и связать свою жизнь со спортом. Русский язык как дисциплину едва ли не ненавидел, и Стася подозревала, в чем дело. Мальчишка никогда не был в нем успешен, для получения даже минимального результата ему приходилось прикладывать максимум усилий. А интересовали подростка прежде всего высокие достижения при небольших вложениях в них. Поэтому приоритет отдавался физике, математике, информатике, а еще баскетболу и плаванию. Всё же остальное безжалостно, с подростковым цинизмом признавалось негодным и выбрасывалось за борт как хлам. Тратить время и стараться он не желал. Зачем? Если есть то, в чем он «по-настоящему крут».
Станислава быстро догадалась: таков семейный стандарт Ледяновых. С отцом семейства девушка знакома не была, равно как и со Славой, старшим братом ученика, но от Тёмы была наслышана и выводы сделать могла.
Ледяновы не бедствовали, могли себе многое позволить. Как Станислава заключила из откровений Артема, Ледянов-старший с супругой, матерью ее ученика, не жил, но часто навещал младшего сына. Придерживался авторитарного стиля воспитания, в глазах Тёмы был кумиром. Отец жаловал не умозрительные науки, а науку жизни, поэтому недолюбливал как школьное образование, так и репетиторов, однако позволил бывшей жене не только устроить мальчика в одну из лучших частных школ, но и нанять репетитора по английскому, который тоже никак не давался подростку, а также по русскому, вызывавшему еще большее отторжение у строптивца.
Другим кумиром для Тёмы являлся старший брат Слава, сын Ледянова от первого брака. Слава был уже взрослым мужчиной двадцати четырех лет от роду. Он бросил престижный вуз, занялся собственным бизнесом. В гости к мачехе, вернее, к младшему брату, тоже захаживал. Артема Слава любил, наставлял его на путь истинный, заключающийся в тренировках, спорте и совершенствовании природой данных способностей, а также приобретенных в результате труда старших членов семьи возможностей. Девиз Славы Ледянова был лаконичен и прост: «Успех — мерило всего».
При таком примере и подходе Станиславе Осеевой оставалось лишь биться головой в стену убежденности подростка в том, что зря он с ней час целый просиживает. Пацаны вон на великах гонять зовут, а он тут, как девчонка, сидит, буковки выводит.
— Да вы не переживайте, Станислава Андреевна, — утешал Артем, видя, как хмурится и грустнеет его учительница. — Я всем говорю, какая вы классная. А еще красотка. Пацаны мне завидуют.
Стася приходила в ужас от такого подхода к их занятиям, но упрямо не желала от них отказываться. Она ведь взяла на себя обязательства. Вот если Елизавета Владимировна, мать Тёмы, сама скажет: «Станислава, я вам признательна, но считаю, что деньги выбрасываю на ветер, поэтому прощайте»… Вот если она так скажет, тогда да, тогда Стася уйдет и откажется от мысли добиться с учеником хоть какого-нибудь прогресса, а до тех пор она будет работать с неослабевающим упорством.