— Чего вы добиваетесь, леди Уоторби?! — вопрос прозвучал неожиданно.

Я резко опустила голову, привычно скрывая в этом жесте смирения обуревающие эмоции, но герцог не мать-настоятельница и не папенька — сжав подбородок, заставил смотреть на себя.

— Я слушаю, — ледяной тон, аристократично-презрительный взгляд и решимость истинного представителя военной династии, чья кровь веками брала штурмом неприступные крепости.

Казалось — солгать равносильно как минимум порке, и я не сумела подавить страх, не смогла сопротивляться, я тихо ответила:

— Расторжения этой нелепой помолвки.

Герцог оттон Грэйд усмехнулся. Жестоко, хищно, презрительно, как водой окатив этим отношением свысока. Впрочем, в тот момент он жесток не был, истинная жестокость прозвучала в его словах:

— Леди Ариэлла Уоторби, вы еще ребенок, но не настолько дитя, чтобы ваша честь находилась вне пределов досягаемости известного светского злословия. Теперь рассмотрим факты — вы прибыли в мою крепость накануне, вы… — усмешка, — провели ночь под одной крышей с мужчиной.

Кровь мгновенно прилила к щекам, я хотела ответить, но оттон Грэйд не позволил, продолжив растаптывать меня:

— При вас не было камеристки, гувернантки или компаньонки, вы лишены дуэньи, следовательно, для всего высшего света империи в вашей ситуации выражения «ночь под одной крышей» и «ночь в постели с мужчиной» тождественны.

Ноги неожиданно ослабли, свет начал меркнуть.

— Вижу, вы окончательно осознали «окружающую действительность», — ядовито заметил герцог, продолжая сжимать мой подбородок, и не позволяя даже отвернуться, чтобы скрыть обуревающие после его слов эмоции. — Приятно видеть проблеск осознания в ваших в высшей степени наглых глазах. И я искренне надеюсь, что вы достаточно умны, а ум вы уже проявили, Ариэлла, чтобы начать соответствовать статусу моей невесты и будущей жены, ибо, должен напомнить, лично у меня хватит денег на покупку еще сотни невест, а вот у вас не хватит жизни, чтобы смыть подобный позор со своего гипотетически честного имени.

Удар, удар, удар, один болезненнее другого, Я уже давно не смотрела в жестокие глаза оттон Грэйда, глядя исключительно на ворот его рубашки, но сейчас. На мгновение опустила ресницы, чувствуя, как по щекам потекли слезы, но тут же вновь открыла глаза, посмотрела на герцога, и нанесла свой удар.

— По крайней мере, у меня останется жизнь, лорд оттон Грэйд, а вот в том, что став вашей женой я сохраню ее, вверив в якобы достойные руки, сильно сомневаюсь, учитывая печальный опыт моих предшественниц.

Меня отпустили мгновенно. И едва обретя свободу, я решительно обошла герцога, вошла в собственные покои и захлопнула дверь. Засов прочно вошел в пазу, и только после этого я позволила себе сгорбить до этого неестественно прямую спину.

— Ариэлла! — от окрика оттон Грэйда казалось, дрогнули стены.

— Прошу прощения, я плохо себя чувствую и не спущусь к ужину, — произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

А по лицу текли слезы, и на этот раз ничуть не притворные.

— Леди Уоторби… а к демонам!

Его удаляющиеся шаги я слышала как в тумане, медленно сползая по двери на пол. О, Пресвятой, за что мне все это? Я должна была танцевать на балах! Я должна была посещать театры, парады, музеи и выставки, я должна была наслаждаться всей радугой чувств, эмоций и развлечений что дает юность, а вместо этого сижу на полу в холодном каменном замке и упиваюсь жалостью к себе…

Я не знаю, сколько времени просидела вот так, обняв колени и продолжая плакать над своей незавидной судьбой. За окном уже было темно, из замка не доносилось ни звука, и, судя по всему, все уже спали. Медленно стянула все заколки с волос, бросила на пол и они россыпью смешных бантиков разлетелись по ковру. А потом я поняла, что хочу есть. Очень хочу.

И поднявшись, я осторожно выглянула за дверь — в галерее было пусто, мерцающие магические шары дарили мягкий тусклый свет, едва разгоняя полумрак. Выскользнув из комнаты, я сняла туфельки, и босиком, чтобы не дай Пресвятой не разбудить герцога, торопливо миновала всю галерею. Спустилась по лестнице, свернула вправо, прошла немного и… заблудилась.

Действительно заблудилась!

Развернулась назад, но там, вместо лестницы виднелась глухая стена! Ее не должно было там быть, но… Испуганно прижимая руки к груди, я прошла по узкой комнате, открыла дверь и едва не закричала, обнаружив за дверью обрыв! Отступила обратно, пока спиной не уперлась в еще одну дверь, обернулась и поняла, что я уже не в комнате, а в коридоре! Огромном, длинном, с высокими сводчатыми потолками мрачном и едва освещенном факелами коридоре!

Хотелось закричать от страха, хотелось броситься бежать, в надежде встретить хоть кого-то, но это было бы слишком неразумно — а вдруг за очередной дверью снова будет пропасть?! А здесь факелы, значит военные ходят, как минимум постовые. И я осторожно прошла к стене, села, обняла руками колени и решила дождаться хоть кого-то. Ждать пришлось долго, я продрогла на холодном полу, но идти куда-либо все равно было бы глупо.

Непонятно как, но я уснула. Сначала старалась сопротивляться, часто моргала, всматриваясь в тусклые пространства коридора, а после сон сморил окончательно.

И мне приснился дом, наш загородный, огромный и несуразный, построенный еще пять веков назад и неизменно достраиваемый нашими предками. Мне снилось, что я бегаю по нему в поисках бездомной собачки, подобранной мной в деревне и укрываемой от всех домашних, потому что я точно знала — выгонят. Мне снилось, что я заблудилась, плакала, и заснула в левом крыле, обветшалом и заброшенном, а потом меня нашел папа. Укоризненно произнес «Ариэлла», поднял на руки и понес в детскую, к сестрам. И я обняла его за шею, правда почему-то неудобно было, во сне у него шея какая-то высокая оказалась и жесткая, но я все равно прижалась крепко-крепко и попросила:

— Папочка, не выгоняй Бусика.

— Бусика?! — и голос у папы был не привычным, низким, хриплым и странным.

— Он хороший, — прошептала я, уткнувшись носом в его плечо. — А на улице холодно и дождь и Бусик там будет совсем один, а от одиночества умирают.

— Глубокомысленное замечание, — папа говорил странно.

Странный сон, очень. Но мерное покачивание уверенных шагов убаюкивало, а вскоре меня положили на постель в детской, и папа привычно снял с меня очередное испачканное платье, а потом укрыл и осторожно погладил по щеке.

— Я тебя очень-очень люблю, — прошептала я.

Папина ладонь, сильная и чуть шершавая, замерла. А мне уже снились морские просторы и Локар, играющий с моими волосами.

В эту ночь окно было закрыто, поэтому горн меня не будил — я проснулась сама, с ужасом вспомнив коридор, странные смещения комнат и то, что я должна находиться в коридоре, тускло освещенном факелами. Резко сев на постели, я увидела собственное платье, заботливо наброшенное на спинку стула, и широкий атласный пояс, уложенный поверх него. Под стулом аккуратно разместились туфельки, на столике горкой лежали все мои разбросанные накануне заколочки. А рядом, на подушке, я обнаружила сложенный вдвое листок бумаги, и, развернув его дрожащими пальцами, прочла: «Леди Ариэлла, пожалуйста, с наступлением ночи не перемещайтесь по замку без сопровождения, это может быть опасным».

И я вспомнила странный сон! И стало более чем очевидно, кого я в состоянии полусна называла папой! И кто меня раздел!

С глухим стоном вновь упав на подушки, я закрыла лицо руками, и мне очень хотелось умереть от стыда! И больше никогда не видеть герцога! И, о Пресвятой, как же стыдно!

Стук в двери, затем женский голос:

— Леди Уоторби, герцог ожидает вас к завтраку.

У меня просто не было сил ответить. Но дверь открылась, судя по шелесту ткани женщина миновала гостиную, подошла к двери в спальню, осторожно приоткрыла и я услышала ее встревоженное:

— Леди Уоторби, вам плохо?

Мне было очень плохо, мне еще так плохо никогда не было.