Спустя еще два поворота мы оказались у широкой галереи, освещенной магическим светом, украшенной картинами изображающими морские пейзажи и полом, устланным великолепным ассирейским ковром. Идти по нему однозначно было приятнее, чем по каменным плитам замка.

— Спальня герцога, — уведомил Ирек когда мы миновали первую дверь галереи.

Мне вдруг стало интересно, зачем господин поверенный мне это сообщил. Лично мне было совершенно не интересно, где спальня моего фактического супруга, интересовало кое-что другое:

— А это чьи? — поинтересовалась я, когда мы проследовали далее мимо других дверей.

— Здесь будете проживать только вы и герцог, — сообщил поверенный таким тоном, словно вопросы задавать я вовсе не имею права.

А дверей было много — я насчитала восемь прежде, чем миновав всю галерею, Ирек сообщил:

— Ваши покои, леди Уоторби.

Дверь открылась самостоятельно — магия здесь все же имела место, и сразу зажглись магические светильники. Несмело войдя в помещение, я сразу увидела широкую двуспальную кровать. Это было несколько странно, ведь ожидалось как минимум три комнаты, а здесь только спальня и неприметная дверь, видимо ведущая в уборную. Обстановка оказалась донельзя скромной — собственно кровать, столик у зарешеченного окна, одинокий стул почему-то у стены, а не у стола, платяной шкаф в дальнем углу. Ни занавесок, ни ковра, ни даже пледа — постель была застелена грубым серым сукном.

— Покои, — не скрывая иронии, протянула я.

Собственно галерея была и то роскошнее.

— Это военный объект, леди, — сухо напомнил поверенный.

Я решила промолчать, и молча протянула руку за собственным саквояжем.

— Ваши вещи скоро принесут, — сообщил мне Ирек, отдав саквояж, — и…

Все так же молча я закрыла дверь.

Не потому что хотела показаться грубой, вовсе нет — просто не хотела показать собственные слезы. Оставшись одна, бросила саквояж на постель, прошла к окну и распахнула тяжелые ставни. В лицо ударил теплый морской воздух, чуть солоноватый, с привкусом приключений и свободы, и такой… Слезы заструились по щекам, пальцы вцепились в решетку, грубую и ржавую.

А за окном уже была ночь, в небе сияли звезды, на море, словно отражением звездного неба, сияли фонарики рыбацких лодок, в крепости прозвучал горн…

Дверь открылась без стука, когда я от молчаливых слез, перешла к судорожным рыданиям. Естественно мгновенно перестала плакать и порадовалась тому, что так и не сняла шляпку.

Послышался звук шагов, затем глухой стук и прозвучал спокойный голос герцога:

— Ваш первый свадебный дар, леди Уоторби.

Я промолчала, прилагая все силы к тому, чтобы плечи не вздрагивали, и ни один всхлип не вырвался наружу.

— Я полагал, ваше воспитание включало в себя столь несложное правило, как благодарность за подарок.

Отцепив пальцы от решетки, и все так же не оборачиваясь, я с трудом ответила:

— Я… благодарна.

Изобразить реверанс я в таком состоянии не могла, да и не хотела. И теперь просто стояла и ждала, пока меня оставят наедине с моим собственным горем.

— Ужин в девять, — нарушил недолгое молчание герцог.

— Но… — начала я и осеклась.

— Ужин в девять, — повторил лорд. — Единственной уступкой вашему вздорному нраву будет его неприватность, на большее было бы глупо рассчитывать, а вы мне глупой не показались. Надеюсь, в дальнейшем я не разочаруюсь.

Когда дверь за герцогом закрылась, я сняла шляпку, вытерла слезы, посмотрела на стол — изящная черная бархатная коробочка видимо была подарком. Открыв, я увидела золотые наручные часы, инкрустированные бриллиантами. Причем стрелки демонстрировали без семи минут девять.

Почти сразу раздался стук, и я услышала голос господина Ирека:

— Леди Уоторби, нас ожидают в зеленом зале, надеюсь, вы уже готовы.

У меня не было слов. Совершенно! Ужин! Мне даже не дали времени переодеться и отдохнуть с дороги, я…

— Господин Ирек, — постаралась говорить вежливо, — передайте герцогу оттон Грэйду мои извинения, к сожалению, я устала с дороги, мне не здоровится и я не голодна.

Молчание, затем нервное:

— Леди Уоторби…

— Всего доброго, господин Ирек, — все так же вежливо сказала я, подошла к двери и с чистой совестью заперла на засов.

За маленькой дверью обнаружилась вполне роскошная ванна и уборная. Чистые полотенца и отутюженный шелковый халат. Спать я легла голодная, но не это было моей главной проблемой.

Утро началось с горна!

Окно так и не было мной закрыто и проснуться пришлось одновременно со всем гарнизоном — на рассвете. Но просыпаться не хотелось, даже не смотря на то, что кровать оказалась жесткой и не удобной, белье грубым и неприятным, одеяло слишком тяжелым, так что стоило укрыться, становилось жарко, а без него было холодно. Измученная полубессонной ночью, я попыталась вновь заснуть, когда услышала шаги по коридору, женские голоса, скрип дверей…

Открыла глаза, поняла что светает. Потом послышался снова женский голос, на этот раз уверенный и достаточно громкий… от сердца отлегло. Это точно были не призраки.

Покрутившись еще некоторое время я все же заснула.

Стук в дверь и вежливое:

— Леди Уторби, герцог ожидает вас к завтраку.

Желудок проснулся раньше меня и достаточно громко напомнил, что голодать не желает. Медленно сев на постели, я ответила:

— Доброе утро, господин Ирек, мне нужно несколько минут.

— Пять! — прозвучало из-за двери.

Интересно, где господин поверенный видел леди, способную собраться за пять минут. Интересно оказалось и другое — перед гардеробом выстроились мои чемоданы, хотя засов, как и прежде был задвинут. Недоумевая по данному поводу, я умылась, надела одно из своих ненавидимых всей душой утренних платьев, нежно-розовое с оборочками, рюшечками. Одевано оно было до этого всего раз, собственно после того как тетушка Либби подарила мне его на пятнадцатилетие, упустив из виду тот факт, что мне не десять. Платье выглядело откровенно детским, я в нем смотрелась как кукла, не хватало банта в волосах… Через минуту оборка с нижней юбки была оборвана и очередную тугую косу украсил бант. Огромный и розовый.

Глянув на часы, убедилась, что сборы заняли полчаса.

И с самым гордым видом я распахнула двери своей индивидуальной тюрьмы — за дверью, с поднятой видимо для стука рукой, обнаружился господин Ирек. Вполне себе живой, румяный и довольный жизнью… до того, как меня увидел. А вот узрев — стал мертвенно бледным.

— Ллледи Уоторби, — пробормотал он, разглядывая пышную юбку, из-под которой торчали кружева панталончиков… розовых. — Вы… вы… знаете, серое платье было бы куда уместнее, вы в нем смотритесь старше и…

— Доброе утро, господин Ирек, — вежливо, мило и невинно произнесла я, прерывая его сбивчивую речь, — знаете, я бесконечно голодна.

Лицо поверенного исказила странная смесь страха и ярости. Мужчина сдержался, мрачно взглянул на меня, и произнес:

— Я хотел бы вам кое-что показать. Следуйте за мной.

Господин Ирек прошел не более десяти метров, остановился у распахнутой двери, указал мне на нее, и возвестил:

— Хорошее поведение. — Затем указал на дверь, ведущую в комнату, где я провела ночь, и добавил, — плохое поведение.

Затем на меня был направлен вопросительный взгляд. Молча обошла его, прошла в указанное помещение и остановилась — это уже были покои. Две комнаты, спальня и гостиная, три широких окна с изящной кованной решеткой, розово-малиновые шелковые занавеси, мягкие ковры, постель, при одном взгляде на которую спать хотелось, цветы на окнах, на столике, цветы в массивных узорных вазах по углам.

— Вам нравится? — поинтересовался поверенный.

Я соизволила кивнуть.

— Это — ваше вознаграждение за хорошее поведение, — уточнил озвученную ранее информацию господин Ирек, — переодеваетесь в серое платье и вселяетесь сюда сразу после завтрака. Вам понятно?