К возвращению мужчин ужин был уже готов, и Виктория с трудом сдерживалась, чтобы не выплеснуть новость на мужа. Она убеждала себя, что два часа ничего не изменят и гораздо разумнее сказать ему, когда они останутся в спальне вдвоем; Она пыталась представить себе, что скажет Джейк и как он поведет себя, но у нее ничего не получалось. Они с мужем ни разу не заговаривали о детях. Ее охватило беспокойство и она поспешила опустить глаза, заметив, что он наблюдает за ней.

Виктория никогда не могла прочесть его мысли, слишком хорошо он научился скрывать их за долгие годы борьбы. Она могла узнать только то, что он ей разрешал. Иногда ей даже казалось, что легче переносить откровенную враждебность, чем любить мужчину, который оставался для нее загадкой.

Когда Джейк поднялся из-за стола, было еще совсем рано. Покраснев и не глядя на окружающих, Виктория оперлась на протянутую руку и вышла вместе с мужем из комнаты. Он крепко обнял ее за талию и повел вверх по лестнице.

Глядя им вслед, Эмма прикусила губу. Как бы ей хотелось вот так же выйти с мужем, чувствуя его сильную руку на своей талии. И вовсе не физическая близость была ей нужна. Она мечтала о защищенности, которую может дать только брак, она хотела, чтобы рядом с ней по жизни шел человек, которому можно доверять и на которого можно положиться. Она взглянула на Бена, и он, почувствовав ее взгляд, поднял брови, молча приглашая ее последовать за ним. Глядя на резкие черты его лица, Эмма подумала, что, позови он ее надолго, на всю жизнь, а не на пару ночей, она бросилась бы к нему, позабыв обо всем. И пусть она не стала бы его женой, но была бы ему верной подругой. Но Бен не нуждался в ее верности. Он не хотел брать на себя никаких обязательств. Острая боль пронзила сердце девушки, и она отвернулась от него, отвергая одновременно и его приглашение, и собственный порыв. Бен вышел, а она продолжала неподвижно сидеть за опустевшим столом.

– Джейк, я должна что-то сообщить тебе, – сказала Виктория.

Тон жены был настолько взволнованным, что Джейк замер. Именно сейчас он узнает о том, что скрывала Виктория. Значит, она наконец почувствовала доверие к нему, и тайн между ними больше не останется. Внезапно он понял, что не желает ни о чем слышать. Она любила его, и этого было вполне достаточно. Наверное, это связано с Мак-Лейном, но, он мертв, черт побери, и довольно вспоминать о нем. Он больше не принесет им никакого вреда.

– Я не хочу ничего слышать, – ответил он спокойно и принялся вынимать булавки из ее волос. Они теплой волной упали ему на руки. Виктория, повернулась к нему лицом, и он увидел, как она побледнела и какими огромными стали ее глаза, со всем как в ту ночь, когда он пришел к ней впервые

– Но ты должен знать, – слабая улыбка; скользнула по ее губам и мгновенно исчезла. – Это не удастся спрятать, и это не пройдет.

У Джейка заныло в животе, и он почувствовал, как ад разверзается у его ног. Он уже догадывался, о чем шла речь, и ему стало плохо. Так вот почему она была так грустна и старалась отдалиться от него, так вот почему так внимательно наблюдала за ним. Вот откуда это чувство, что она скрывает нечто ужасное. Господи, как же он сразу не догадался. Это непереносимо, нет, он не сможет смириться с этим.

Встретив его тяжелый взгляд, Виктория задрожала.

– Я беременна, – поспешно сказала она, собрав остатки мужества, у нас будет ребенок.

Джейку показалось, что у него вырвали сердце и внутренности, такую боль он ощутил. Но постепенно холодный гнев наполнил все его существо, и он был еще сильнее, чем двадцать лет тому назад, когда Джейк поклялся отомстить за свою мать.

Виктория предала его! Лучше бы она вонзила нож в его сердце. Как она посмела сказать, что ублюдок Мак-Лейна-его ребенок? Она что, считала его полным идиотом, воображала, что он забыл, чьей женой она была три недели тому назад? Когда Джейк взял ее в первый раз, она вовсе не была девственницей. Она беременна? Так значит, это ребенок Мак-Лейна, другого просто быть не могло. Или она надеялась, что он ни о чем не догадается? Конечно, ужасно, что она носила ребенка этого чертового отродья, но самое страшное было в другом. Она хотела, чтобы Мак-Лейнов выродок носил фамилию Саррат, чтобы он, Джейк, признал его своим. Ребенка того, кто убил его родителей…

Все почернело у него перед глазами. Он видел ее бледное лицо, мягкие губы, с которых только что сорвалась чудовищная ложь, и ему показалось, что он слышит хохот майора. Он поднял руку и со всей силой ударил ее по щеке.

Он не обдумывал своих действий, он вообще не владел собой. Если бы он ударил Викторию не ладонью, а кулаком, то наверняка сломал бы ей челюсть. Виктория видела, как муж поднимает руку, как заносит ее для удара. У нее еще была секунда, чтобы отклониться, но не было сил. Удар был страшный. Она отлетела к стене и сползла на пол. Приоткрыв глаза, сквозь пелену она увидела Джейка, стоявшего над ней со сжатыми кулаками и вперившего в нее холодный взгляд своих зеленых глаз. Он хотел убить ее, а Виктория была не в состоянии защитить себя.

– Будь ты проклята! – прорычал он. – Ничто не заставит меня признать ублюдка Мак-Лейна своим и дать ему свое имя.

Виктория закрыла глаза и медленно начала погружаться в холодный туман забытья. Лучше умереть сейчас, немедленно, чем продолжать это безумное существование. Она с трудом начинала понимать, о чем он говорил, и открыла глаза.

Облизав губы, Виктория почувствовала, что они окровавлены, распухли и онемели. Отчаяние охватило ее. Где найти слова, которые убедили бы Джейка, что он совершает страшную ошибку? Пусть он ударил ее, это неважно. Главное – развеять чудовищное заблуждение мужа. Виктория попыталась сесть.

– Это не его, а твой ребенок! – прошептала она.

Новая волна бешенства захлестнула Джейка. Но он не двинулся с места и не произнес ни слова. Он никогда раньше не поднимал руки на женщину, и часть его сознания протестовала. Но когда он наносил свой сокрушительный удар, им владел такой гнев, что он был способен убить. Как она осмелилась повторить свою ложь? На что она надеялась? Ведь она, кажется, давно знала, что беременна, а это значит, что отцом был Мак-Лейн.

Джейк нагнулся и с силой рванул ее к себе. Виктория встала, испытывая отчаянную боль. Он понял, что не владеет собой и, отпустив ее, отступил назад. Лицо ее сморщилось, и он в порыве внезапной жалости сгреб ее в объятия.

Успокоившись, Виктория высвободилась и, расправив плечи, высоко подняла голову. Это движение, подчеркивающее независимость жены, всегда бесило Джейка. Он уже мог контролировать себя, но гнев его отнюдь не угас. Это чувствовалось по блеску его глаз, по напряженному выражению лица и по нескрываемой злости, слышавшейся в его голосе.

– Я не дурак, Виктория, и умею считать. Этот ребенок никак не может быть моим. Мы женаты всего три недели, а не три месяца.

Виктория еще не настолько пришла в себя, чтобы четко сформулировать то, что хотела донести до мужа. Как рассказать ему о задержке месячных? О том, что такое случилось с ней впервые? Она не знала, как объяснить, что ребенок его и у него не может быть другого отца. Оцепенение быстро схлынуло с нее, щеки запылали, и в глазах вспыхнул огонь. Кровь с губы текла на подбородок, и она машинально смахнула ее рукой, с удивлением взглянув на испачканные пальцы.

– Далеко же ты зашла, – резко сказал он и покачал головой, поражаясь собственной тупости. – Я ведь знал, я чувствовал, что ты что-то скрываешь от меня. Но мне и в голову не могло прийти, что ты попытаешься подсунуть мне Мак-Лейнова ублюдка.

Тут искра подозрения вспыхнула в его глазах:

– Или ты планировала это с самого начала? И все твои выкрутасы именно этим и были вызваны? Что ж ты не потерпела еще месяц-другой со своей радостью? Тогда я мог бы еще свалять дурака и поверить тебе. Или ты боялась, что все вот-вот станет заметным, а?

Виктория не могла ему ответить, настолько диким и не правдоподобным казалось ей все, что он говорил. Джейк ждал объяснений. Пусть она ответит что-нибудь, пусть скорее возразит ему. Ведь его спокойная и счастливая жизнь была в одно мгновение разрушена этой страшной новостью. Он хотел сейчас только одного, чтобы жена разубедила его и вернула в прежний мир. Он хотел понять, почему она так поступила. Но Виктория продолжала стоять неподвижно, не произнося ни слова. Отпечаток его руки на щеке жены из белого стал красным, потом пурпурным, кровь продолжала капать из распухшей нижней губы. При виде содеянного он ощутил, как желчь поднимается к горлу.