Они вошли через парадный ход.
Рандрин расспрашивал Эгюль о семье, работе - словом, о всяких мелочах, и будто бы интересовался ответами. Сердце горничной переполняла радость и чувство собственной значимости - даже хозяин не мог так запросто разговаривать с самим Рэнальдом Рандрином.
- Зайди ко мне, погрейся, - как и в прошлую ночь, он без помощи ключа отпер дверь, почтительно посторонившись, пропуская спутницу.
Эгюль поколебалась и вошла Она действительно успела продрогнуть, замечтавшись, забыв, что на ней всего лишь платок и ночная рубашка.
Рандрин зажёг в камине огонь.
Как по мановению волшебной палочки, на столе возникли два кубка.
- У меня есть хороший херес, тебе не повредит выпить.
- Не положено, - робко возразила Эгюль, не сводя взгляда с его пленительных синих глаз. Они действовали на неё лучше любого вина.
Эгюль хотела бы вечно стоять и смотреть на Рандрина, следить за тонкой игрой света и тени на радужке, едва различимыми переливами цвета.
Вспомнив, что на ней накидка гостя, Эгюль поспешно сняла её и аккуратно повесила на спинку кресла.
- Я, наверное, пойду, - прошептала горничная. - Если хотите, я могу, как вчера, принести вам чашку мятного чая.
- Останься. Ты меня боишься, Эгюль?
Горничная промолчала. Нет, она не боялась Рандрина и опасалась совсем другого: что позволит своим фантазиям стать реальностью.
Эгюль казалось, она тонет в этом бескрайнем синем море, будто оно засасывает её, вытягивает душу, с каждой минутой оставляя всё меньше сил, чтобы сопротивляться.
Единственный шанс избежать участи заговоренного удавом кролика - уйти прямо сейчас, но Эгюль всего лишь горничная, а Рандрин - самый могущественный из их постояльцев. Одно его слово - и хозяин вышвырнет её на улицу, позаботившись о том, чтобы Эгюль не нашла хорошей работы.
Но нет, не в этом дело - горничная страшилась не потерять место, а того, что ей хотелось и не хотелось уйти одновременно.
Рандрин такой необыкновенный, совсем не похожий на тех людей, которых Эгюль встречала прежде; посмотришь на него - сразу видно, перед тобой благородный человек. Такие тонкие черты лица, атласная кожа, необыкновенный голос - низкий, вибрирующий. Слова, будто бабочки, порхают, бьются о стенки тонкого сосуда души Эгюль, озарённого мягким тёплым светом. Взмахи невидимых крыльев не дают ему угаснуть, манят в неведомую даль, шепчут, что там, за горизонтом, в таинственной неведомой стране найдется место и для неё, простой горничной.
- Ты боишься меня?
На этот раз она покачала головой.
Пустые надежды! Выкинуть, выкинуть навсегда из памяти чарующие синие глаза! Каждый должен знать своё место, у каждого свой потолок, выше которого не прыгнешь.
- Тогда выпей со мной. Всего один бокал.
Эгюль долго колебалась, но, наконец, согласилась. В конце концов, ничего плохого она не делает, просто выпьет хереса, пожелает постояльцу спокойной ночи и уйдёт, лелея в сердце очередную мечту.
Херес оказался крепким, на миг у Эгюль даже закружилась голова.
- Всё, тебе хватит! - Рандрин с улыбкой забрал у неё недопитый фужер. - Наверняка до этого ты не пила ничего крепкого.
- Только пиво и сидр, - честно призналась Эгюль. Она немного захмелела, страх и скованность отступили.
- Тогда я тебе точно больше не налью. Ну, - Рэнальд сел, откинувшись на спинку кресла, и предложил горничной устроиться напротив, - расскажи ещё что-нибудь о себе.
- Да что рассказывать, сеньор? - залилась краской Эгюль и, поколебавшись, присела на краешек свободного кресла. - Я девушка простая, у меня даже фамильного имени нет.
- Ты говоришь так, будто это позорно.
- Но ведь я по сравнению с вами...
- А ты не сравнивай, - он подмигнул ей. - Сколько тебе лет, Эгюль?
- Двадцать два, сеньор. - Почувствовав на себе его оценивающий взгляд, горничная плотнее запахнула шаль.
- Повезло твоему жениху, - Рандрин налил себе ещё хереса.
- У меня нет жениха.
В комнате было так тепло и уютно, что не хотелось уходить.
Эгюль разомлела. Спина расслабилась, и горничная утонула в мягком кресле.
- Странно. У такой красивой девушки - и вдруг нет жениха?
- Да кто ж меня возьмет? - со вздохом пробормотала Эгюль, в который раз прокрутив перед глазами картинку своего безрадостного существования. - Таких, как я, со смазливыми мордашками, много.
Рэнальд покачал головой:
- Ты не права. Будь я содержателем этой гостиницы, непременно бы на тебе женился.
- Вы шутите?
- Отнюдь. Ты очень красивая милая девушка, и у тебя холодные пальцы. Ну-ка, протяни руку.
Выпрастывав ладонь из-под шерстяного платка, Эгюль положила её на стол. Маг осторожно коснулся руки горничной, зажал между ладонями. По сравнению с его, пальцы Эгюль казались ледышками.
- Я же говорил: замёрзнешь, - с укором проговорил Рэнальд. - Шутка ли, выйти на улицу в холодную ночь в одной рубашке!
Горничная вновь потупила взор и улыбнулась.
Ей нравились прикосновения Рандрина; от тепла его рук веяло такой уверенностью и надежностью, что хотелось вцепиться в них и никогда не отпускать.
- Ты дрожишь?
Да, Эгюль дрожала, но вовсе не от холода.
Не отпуская её ладони, он встал, подошел к горничной и обнял за плечи. Эгюль испуганно вскочила. От неловкого движения соскользнул платок. Рандрин наклонился и поднял его.
- Ты мне нравишься, Эгюль, - постоялец смотрел ей прямо в глаза, и этому взгляду нельзя было не верить. - Можешь возразить, но это правда. Я обратил на тебя внимание сразу, как только увидел.
- Да на что тут обращать внимания? - отнекивалась горничная.
- Если бы люди могли всё объяснить словами!
- Нехорошо говорить такие слова неопытной девушке! - вздохнула Эгюль.
- Хорошо, а этому ты поверишь?
Горничная изумленно вскрикнула, закрыв рот рукой, когда Рандрин опустился перед ней на одно колено, будто перед благородной дамой.
Крепость сердца дрогнула и капитулировала без боя.
Первый поцелуй обжег губы, второй наполнил огнем, закружил в водовороте страсти.
Эгюль не сопротивлялась, когда Рэнальд взял её на руки и отнес на кровать.
Горничная не чувствовала ни боли, ни стыда, ни страха, всё казалось таким естественным и прекрасным.
Наутро, когда Эгюль проснулась и потянулась в сладкой истоме, вспоминая прикосновения его рук, шепот его губ, взгляд необыкновенных синих глаз, Рандрин уже уехал. Она не сразу поняла это, ведь все вещи оставались на своих местах, а постоялец и вчера целый день провёл в городе.
Эгюль поспешно оделась, сняла и завязала узлом испачканное постельное белье, осторожно выскользнула за дверь и пробралась к себе.
Рабочий день уже начался, и служанки собрались на еженедельный инструктаж на кухне.
Эгюль и сама не помнила, как переоделась, как побросала в корзину грязное белье, как слетела вниз по лестнице, как что-то пролепетала в ответ на недовольство хозяина и смешки товарок.
Весь день пролетел как в тумане.
Горничная с нетерпением ждала вечера, надеялась, Рандрин опять позовет её, но он не позвал. Тогда под выдуманным предлогом Эгюль решилась взять запасной ключ от комнаты.
- Как, разве ты не знаешь? - удивился в ответ на её просьбу регистратор. - Сеньор Рандрин уехал сегодня утром, поэтому мятный чай ему больше не понадобится.
Если бы её тогда облили ледяной водой, Эгюль бы не почувствовала. Она застыла с открытым ртом, не в силах ни пошевелиться, ни произнести хоть слово.
Через девять месяцев у Эгюль родилась дочь с такими же необычными, как у отца, глазами. К тому времени горничная уже уволилась и помогала брату в овощной лавке.
Ко дню рождения малышки молодая мать получила щедрый подарок - крупную сумму денег, оставленную неким незнакомцем.
Устав от пересудов и не желая, чтобы на Зару косились на улице, обзывая шлюхиной дочкой, Эгюль покинула родные места, переехала в деревню и открыла небольшую уютную гостиницу - хоть в чем-то её мечты сбылись.