После коктейля мне стало много лучше. Я приняла лошадиную дозу витаминов, налакалась гранатового сока и кофе.

   Стараясь не думать о плохом, я собралась ехать к мастеру Правобережья. Мана назвал его патерналом - интересно, это у вампиров такое специальное звание или же... Я загуглила это слово. Кроме перевода с английского ничего вразумительного не было. Корень "патер" - латинского происхождения - в общем, значение очевидно. Кимура является отцом для покинутых. А вот интересно, по вампирскому закону те, кого он опекает, начинают принадлежать ему как его собственные обращенные или все же остаются под властью их обративших? Надо спросить... Нет, не надо, испугалась я тут же. Лучше не открывать рта лишний раз, и тогда все будет хорошо. Может, уберегусь от кого-то такого же, как Мана. Или от чего-то такого же, что он делает со мной.

   Мне было страшно и интересно. В большей степени страшно. Зачем я понадобилась Киму? Тренировать малышню кусаться? Стало немного смешно. Да нет же, вряд ли. Думаю, тогда Ким предупредил бы меня... Впрочем, он вампир, одернула я себя. Его представления о плохом и хорошем могут кардинально отличаться от моих. Точнее, не могут, а отличаются. Ману мне не понять вовсе, а Кимура ведь старше... Вполне возможно, его мотивы и поступки покажутся мне достойными уроженца отдаленной галактики.

   Пока ехала - слушала диск, который мне когда-то подарил мой друг, Алекс Лаверко. Алекс лабал на гитаре в говно-рок группе в бытность нашу студентами и любил хэви и хард, как и я. Он записал мне этот диск ко дню рождения. Я особо не слушала его, вкус у Алекса был ужасный, но сегодня поставила именно этот диск.

   Какой-то по счету была песня, которая зацепила меня. Я ехала, слушая ее со все возрастающим интересом. Я ставила ее снова и снова всю дорогу. Судя по надписи на футляре диска, это была группа "Ольви". Я вспомнила - она относилась так или иначе к "семейке" группы "Ария". Песня называлась "Убийца", она была очень сексуальной и... напоминала мне о Мане.

  Ночь затягивает петлю на горле,
  И становится трудно дышать.
  Мы одни в таком большом городе,
  И тебе от меня не убежать.
  Но я хочу тебя видеть молящей и слабой,
  Хочу узнать вкус твоих слез...

   Голос у певца был такой чуть хрипловатый, дерзкий, богатый интонациями - как у Маны, когда он зло иронизирует.

  Я лишь тень от ночных фонарей,
  Встречай эту ночь - я приду вместе с ней...

   К моему сожалению, он может приходить в любое время дня и ночи. И горестными вздохами тут не помочь.

  Но я поджег все мосты, ничего не вернуть,
  С каждым часом огонь возрастает,
  Твои секреты в вечность я смогу обернуть,
  Ну а цену... Ха! А цену ты знаешь.
  Запри все двери - мне это льстит.
  Значит, ты ждешь, значит, не спишь.

   Вот эти слова показались по-особенному страшными. Не знаю, что подразумевал под ними лирический герой, но я представила, что Мана тоже захочет мои секреты и меня саму в вечность обернуть. И, да, - цену я знала.

  Я открываю дверь, я знаю - ты здесь,
  Я чувствую твой сладкий запах.
  Он наполняет меня, пьянит, словно хмель,
  И во мне просыпается, сама знаешь, дьявол.
  Знаю, еще как знаю...
  Как никогда будет нежен мой нож,
  И я узнаю вкус твоих слез...

   Самое отвратительное в том, что будь он просто человеком, хоть бы и с ножом, и с такой же съехавшей крышей, я бы могла с ним справиться...

   Я легко нашла искомый дом в Лесниках. Остановившись у ворот, я добрых две минуты потратила на то, чтобы справиться с отвисающей варежкой. Дом вампирского мастера был великолепен и огромен. Трехэтажный гигант из серого и белого кирпича разветвлялся на два крыла. И чего это я изумляюсь? Глупо было представлять, что вампирская малышня спит на двухярусных кроватях в какой-то общаге. Большой дом для большой состоятельной семьи. Кстати, другие дома в Лесниках были почти такими же. Дачный поселок для людей с миллионными доходами.

   Высокий кирпичный забор, прочные ворота и куча камер наружного наблюдения. Я подошла к переговорному динамику и нажала на кнопку звонка.

   - Я слушаю, - отозвались через некоторое время.

   - Эээ... добрый вечер. Меня зовут Гайя Антонин. Я пришла...

   - Входи.

   Ворота приоткрылись, я прыгнула в машину и въехала в них. Они быстро закрылись за мной. Оставив машину на одном из парковочных мест между черным "Мерседесом" S-класса и мотоциклом "Харлей Дэвидсон", я отметила, что там также стояла небольшая серая машинка с шильдиком "Пежо".

   Пройдя по дорожке посреди парка - шедевра ландшафтного дизайна, - я поднялась по гранитным ступеням и позвонила у входа.

   Дверь мне открыл незнакомец с сигаретой в руке. Едва взглянув на него, я сразу поняла, кто в этом доме передвигается на "Харлее".

   Светловолосый, небритый, голубоглазый (вампиры явно питают слабость к блондинам и голубоглазым) молодой мужчина, по виду - мой ровесник, в потрясных старых джинсах, заношенной рубахе в клетку, бесспорно, хорош собой. Но до чего же... до чего же порочное и наглое лицо у него было! Видел бы кто, как он на меня посмотрел, растягивая губы в ленивой ухмылке... Сразу захотелось проверить, не залезла ли моя юбка в трусы. Ну, или не вывалилась ли грудь из лифчика. Или есть ли на мне вообще одежда!

   Одежда была, не юбка, а джинсы, бежевая блузка и жакет.

   - Гайя? - спросил он, и мне стало так не по себе, будто парень сказал несусветную сальность. - Проходи.

   И этот ковбой посторонился, пропуская меня и закрывая дверь.

   Я прошла вперед, в шикарную гостиную. Парень остановился в дверях, подкуривая сигарету, и, бросив на меня взор из-за клубов дыма, сказал:

   - Меня зовут Джейми Нолан.

   Он приблизился, протягивая руку, я пожала ее.

   - Очень приятно. Ты американец? - спросила я.

   - Это смотря с какой стороны глянуть.

   - Извини, - я спохватилась, - это личное дело...

   - Я родился в Ирландии, но родители эмигрировали в Нью-Йорк. Лет с пятнадцати я шатался по Штатам, потом в 1819 году обратился и был перевезен в Европу, чуть позже сдан Кимуре, - Джейми Нолан выдохнул дым и гадко-прегадко и сексуально улыбнулся. - Такие пироги.

   - Ты очень... откровенен, - заметила я.

   - Ты даже не представляешь себе, насколько. Хочешь, - и он подошел так близко, что я покраснела и опустила глаза, - я отведу тебя к себе и...

   Не знаю, что со мной сталось бы, закончи он свое предложение. Наверное, я просто рухнула бы без чувств. Но в этот момент раздался голос:

   - Ох, Джейме, Джейме... - нежный, высокий, чистый голос.

   Он, словно колокольный звон, изгнал дьявольское наваждение. Я заметила, что на парня этот голос подействовал так же. Лицо его потеряло свою порочную глумливость, разгладилось. Вероятно, ему было даже меньше лет, чем мне.