— Как же мне это сделать? — прошептал Талисман.

— Она не так глубока, как ты думаешь, — сказал Зибен, ощупывая рану Друсса, лежащего ничком на столе. Боль в самом деле утихла, и только тугие швы причиняли неудобство.

— Ты меня просто поражаешь, — сказал, кряхтя, Друсс и сел. — Кто бы мог подумать?

— В самом деле — кто? Как там ваши дела?

— Скоро они снова пойдут в атаку — все разом. Если мы устоим... — Друсс умолк.

— Пропащее наше дело, верно?

— По всему видать, да — хотя мне больно в этом сознаваться. Что Талисман, умер?

— Нет, спит. Его раны не столь опасны, как нам показалось.

— Пойду-ка я обратно на стену. — Друсс выпрямил спину. — Удивительное дело. Я чувствую себя так, словно только что проспал восемь часов. Силы во мне так и играют. Эти твои примочки очень помогли мне, хотел бы я знать, из чего они.

— Я тоже. Их готовит Ниоба.

Друсс надел колет и застегнул пояс.

— Жаль мне, что я втравил тебя в это дело.

— Я вольный человек и сам решаю, что мне делать. Я ни о чем не жалею. Я встретил Ниобу. Благое небо, Друсс, я люблю эту женщину!

— Ты всех женщин любишь.

— Нет. Тут все по-другому. А еще более удивительно то, что я, будь даже на то моя воля, ничего не стал бы менять. Умереть, не узнав настоящей любви, было бы ужасно.

К ним подошел Нуанг:

— Ну что, воин, готов?

— Ох и крепок же ты, старый черт, — сказал Друсс, и оба вернулись на стену.

Зибен, встретившись взглядом с Ниобой, улыбнулся ей. Она кивнула на Зусаи, которая сидела, держа за руку спящего Талисмана, и плакала. Зибен подошел и сел рядом с ней.

— Он будет жить, — тихо сказал поэт. Она безмолвно кивнула.

— Обещаю тебе. — Зибен доложил руку на грудь Талисмана.

Надир зашевелился, открыл глаза и тихо произнес:

— Зусаи?

— Да, любимый.

Он застонал и попытался встать. Зибен помог ему подняться.

— Как наши дела?

— Враг собирается для новой атаки, — сказал Зибен.

— Мне надо быть там.

— Нет, ты должен отдохнуть! — воскликнула Зусаи. Талисман обратил свой темный взор на Зибена:

— Прибавь мне сил.

— Не могу. Ты потерял много крови, вот и ослаб.

— У тебя есть Глаза Алькаээрра.

— Хотел бы я их иметь, старый конь, — тогда я всех бы здесь вылечил. Даже мертвых оживил бы, клянусь небом.

Талисман впился в него пристальным взглядом, но Зибен даже глазом не моргнул. Талисман обнял Зусаи за плечи и поцеловал ее в щеку.

— Помоги мне взойти на стену, жена. Мы станем там вместе.

Они ушли, и чей-то голос шепнул Зибену на ухо: «Ступай с ними». Поэт обернулся, но рядом никого не было. Он вздрогнул, а голос Шаошада добавил: «Доверься мне, мой мальчик».

Зибен побежал за Талисманом и женщиной, подхватил воина под другую руку и поднялся с ними на западную стену.

— Они опять собираются, — проворчал Друсс. Готиры на равнине строились в ряды, ожидая, когда ударит барабан. Усталые надиры на стенах тоже ждали с мечами наголо.

— Их там больше тысячи, — ужаснулся Зибен. Забил барабан, и готиры двинулись вперед.

Зусаи оцепенела, затаив дыхание. «Положи руку ей на плечо», — велел Шаошад. Зибен повиновался, и сила камней хлынула из него, как вода сквозь прорванную плотину. Зусаи отпустила Талисмана и подошла к краю стены.

— Что ты делаешь? — ахнул Талисман. Зусаи одарила его ослепительной улыбкой.

«Она вернется», — сказал голос Шуль-сен.

Зусаи вскинула руки. Солнце с синего неба светило в полную мощь на женщину в окровавленной одежде. Подул ветер, взвеяв ее иссиня-черные волосы, и в небе с изумительной быстротой стали собираться облака — белые барашки стремительно росли и темнели, закрывая солнце. Ветер с воем обрушился на защитников. Все чернее и чернее становилось небо, и вот над святилищем прокатился гром. Молния ударила в середину готирского войска. Несколько человек упали. Копья небесного огня опять и опять били во вражеское войско, и гром грохотал в небесах.

Готиры повернулись и побежали, но молнии продолжали бить в них, швыряя людей в воздух. Ветер принес на стены запах горелого мяса. Готирские кони вырвались из загона и помчались прочь. Люди на равнине срывали с себя доспехи и бросали оружие, но все было напрасно. Зибен видел, как молния ударила в панцирь солдата. И он, и те, что были рядом, в корчах рухнули наземь.

Солнце вышло из-за туч, и женщина в белых одеждах вернулась назад.

— Мой господин в раю, — сказала она Талисману. — Я уплатила долг. — Она бессильно приникла к Талисману, и он прижал ее к себе.

Больше половины готиров на равнине лежали мертвые, остальные получили страшные ожоги. Тучи рассеялись, и Горкай сказал:

— Эти в бой уже не пойдут.

— Зато вон те пойдут, — усмехнулся Друсс, указывая вдаль. Кавалерийская колонна перевалила через холмы и спускалась к разгромленному готирскому лагерю.

Сердце Зибена упало: больше тысячи человек ехали к святилищу по двое в ряд.

— Ну, кто хочет поменяться со мной удачей? — горестно воскликнул Нуанг.

Премиан перевернулся на живот, погрузив обожженные руки в холодную грязь. Молния поразила трех человек около него — теперь они были неузнаваемы. Он встал — ноги подгибались, дурнота одолевала его. Повсюду лежали мертвые и умирающие, а живые брели, пошатываясь, как пьяные.

Слева от себя Премиан увидел Гаргана — тот сидел рядом с убитым конем, охватив руками голову, и казался совсем старым. На Премиане не было доспехов — Гарган разжаловал его и приговорил к тридцати плетям за неповиновение. Только отсутствие лат и спасло его во время грозы.

Он медленно подошел к генералу. Половина лица у Гаргана обгорела до черноты. Он поднял на Премиана взгляд, и молодой человек с трудом скрыл свой ужас: левого глаза у Гаргана не было, кровь струилась из пустой глазницы.

— Все кончено, — пробормотал генерал. — Дикари победили. — Премиан стал на колени рядом с ним и взял его за руку, не зная, что сказать. — Они убили мою мать, — сказал Гарган. — Пять лет мне тогда было. Меня она спрятала под мешками. Я видел, как они насиловали ее и убивали. Я рвался помочь ей и не мог. Обмочился со страха. Потом мой сын... — Гарган испустил долгий прерывистый вздох. — Дай мне меч.

— Меч вам больше не нужен, мой генерал. Все кончено.

— Кончено? Ты так думаешь? Это никогда не кончится. Либо мы, Премиан, либо они — так было и так будет. — Гарган накренился на правый бок. Премиан подхватил его и уложил на землю. — Я слышу лошадей, — прошептал генерал и умер.

Премиан увидел едущих к нему кавалеристов и встал. Их командир посмотрел сверху на мертвого Гаргана.

— У меня имеется приказ о его аресте и немедленной казни. Хорошо, что он скончался сам. Я глубоко его уважал.

— Арест? Но в чем его обвиняли? — спросил Премиан.

— Ты кто?

— Мое имя Премиан, генерал.

— Это хорошо. Относительно вас тоже есть указания. Вы должны принять командование над уланами и вернуться в Гульготир. — Генерал оглядел с седла картину хаоса. — Боюсь, у вас немного осталось людей. Что здесь произошло?

Премиан вкратце рассказал ему и спросил:

— Должны ли мы продолжать штурм, генерал?

— Штурм святилища? О небо, разумеется, нет! Сколько храбрых солдат погибло напрасно. Не знаю, что за блажь толкнула Гаргана на столь безумное предприятие.

— Я полагаю, он действовал по приказу.

— Все прежние приказы отменяются, Премиан. У нас новый император. Безумец мертв — убит собственной гвардией. В Гульготире вновь воцарился разум.

— Слава Истоку, — с чувством сказал Премиан.

Друсс, Талисман и прочие защитники увидели со стен святилища, как из разоренного вражеского лагеря медленно выехал всадник — без доспехов, с серебристыми, сверкающими на солнце волосами.

— Ядра Шемака, да это же Майон! — воскликнул Зибен. — Как грациозно он держится в седле — ни дать ни взять мешок с морковкой.