Карим кивнул:

— Кант спрятал в траве колья, его люди готовы.

— Тогда пусть римляне атакуют, — сказал Аякс, мрачно улыбаясь и глядя на врагов.

Карим мгновение пристально глядел на него.

— Есть еще одна причина, по которой ты решил остаться и дать бой, так?

Аякс кивнул:

— Ты тоже слышал его голос?

— Слышал.

— Тогда ты должен понимать, почему я должен остаться и воспользоваться шансом убить этого офицера-римлянина. К сожалению, я не видел рядом с ним второго.

— Центуриона Макрона?

Аякс кивнул и сжал кулаки.

— Только подумать, этот Макрон был у меня в руках на Крите столько дней… Я мог убить его в любой момент. Я был дураком, Карим. Должен был свершить правосудие, когда мне представился шанс, а не тешить себя возможностью помучить врага.

— Всегда просто говорить умные вещи, когда все в прошлом, стратег, — ответил Карим, пожимая плечами.

Аякс нахмурился:

— Точно… тем более что у меня есть причина не терять шанса на отмщение. За то, что меня продали в рабство, за смерть моего отца. — Он говорил с ледяным спокойствием. — Пока префект Катон и центурион Макрон живы, я не успокоюсь, не угомонюсь.

— Ты не успокоишься и не угомонишься, пока стоит Рим, — устало ответил Карим. — Чего ты хочешь достичь, друг мой? Твое сердце желает убить всех римлян в этом мире?

— Если это возможно, то да.

— Но это невозможно.

Повернувшись к нему, Аякс улыбнулся:

— Только дай мне время, и посмотрим. Кроме того, неужели ты думаешь, что мы одиноки в ненависти к Риму? Вспомни, что мы узнали от того толстого капитана последнего купеческого судна, которое захватили. Нубийцы собираются завоевать юг провинции.

— Помню.

— Значит, нам, возможно, надо попытать счастья на стороне нубийцев.

— Возможно. Но нубийцы — люди, которых мы не знаем, — рассудил Карим. — Возможно, будет ошибкой присоединиться к ним, даже если они ненавидят Рим не меньше нас. Не следует принимать такие решения поспешно.

— А я и не спешу.

Карим с сожалением покачал головой:

— Жажда мщения тяготит тебя, стратег. Она ослепляет тебя, не дает думать об ответственности перед остальными. Передо мной и всеми, кто пошел за тобой. Теми, кто может когда-нибудь пойти за тобой, если ты оставишь месть. Ты должен поставить рассудок выше чувств. Это и значит быть настоящим вождем.

— Я человек, пусть и ваш вождь, Карим, — ответил Аякс, пожав плечами. — Я не могу отвергнуть веления сердца. Ни ради тебя, ни ради других, избравших мой путь. Я должен отомстить. Если боги будут милостивы к нам, я сделаю это сегодня ночью, в этой деревне. Я убью римских легионеров и своими руками отрублю голову префекту Катону. А если захвачу его живым, то сделаю с ним то, что он сделал с моим отцом. Прибью к кресту и буду сидеть и смотреть, как он умирает под палящими лучами солнца, умоляя о глотке воды или о том, чтобы его добили побыстрее. Ни того ни другого он от меня не получит.

Последние слова Аякс произнес особенно резко.

Мгновение они молчали, потом стратег встал и поглядел на другой конец деревни, где толклись легионеры. Увидел, что они выстроились в ряды и сомкнули щиты, от которых едва отражалось затухающее пламя пожара. В середине стоял рослый худощавый мужчина в шлеме с гребнем. Когда легионеры построились, он поднял вверх меч и махнул им вперед. Легионеры двинулись с места.

Аякс сложил руки у рта и крикнул, предупреждая своих людей:

— Они идут! Лучники, приготовиться! Гладиаторы, ко мне!

Все встали. Аякс повернулся к Кариму и мрачно улыбнулся.

— Помолимся богам, друг мой, чтобы они были к нам милосердны, и этой ночью все закончится, — сказал он.

Катон рассчитал, что центурион Руф со своим отрядом должен был пробраться сквозь высокую траву мимо дамбы и уже приближаться к врагу. Глянул на просвет между двух домов слева. Ничего не видно, темно. Ночь. Огонь быстро поглотил все, что могло гореть, и теперь лишь крохотные язычки пламени плясали на обугленных досках, слегка освещая дома и землю вокруг них. Руф и его легионеры должны идти параллельно улице, так, что их не заметят.

В конце улицы он увидел несколько силуэтов. Помолился Фортуне о том, чтобы среди них был Аякс. Увидел и других разбойников, расходящихся в стороны от основной группы, поджидающей их. А спустя мгновение услышал свист первой стрелы, пролетевшей у него над головой.

— Стрелы! — предупредил легионеров Катон. — Поднять щиты, парни!

Легионеры в задних рядах подняли щиты над головами, чтобы защитить строй от стрел, летящих навесом. С усеянного звездами неба посыпались вражеские стрелы, с треском втыкаясь в щиты и ударяя в твердую почву под ногами. Строй римлян, четыре ряда по шесть человек, шагал вперед, прикрываясь массивными деревянными щитами с бронзовыми умбонами. Лучники продолжали стрелять по легионерам не переставая. Группа гладиаторов стояла молча, ожидая приказа Аякса.

— Следить за флангами! — приказал Катон, опасаясь возможной атаки копейщиков, которая нарушила бы их строй. Римляне подошли к гладиаторам, и лучники перестали стрелять. Катон ухватил меч и щит покрепче. Когда между противниками оставалось шагов десять, послышался крик боли слева. Потом во мраке зазвучал голос центуриона Руфа:

— Вперед! В атаку! За Двадцать второй!

Его легионеры подхватили клич, но спустя мгновение раздался еще один крик боли, потом еще, и низкий стон.

— Что там такое? — сказал один из легионеров, шедший позади Катона.

— Молчать! — рявкнул Катон. — Вперед!

Услышав крики и стоны со стороны дамбы, Аякс улыбнулся. Его предположение о том, что римляне попытаются обойти его с фланга, оказалось правильным. Именно поэтому он приказал своим людям поставить там заостренные колья, сразу же после того, как они разделались с отрядом разведчиков. Похоже, атака противника сорвана. Если они пойдут дальше, то попадут в ловушку. Он повернулся к Кариму.

— Иди туда с лучниками и покончите с ними, — сказал он, обнажая меч. — А я разберусь с остальными.

Карим кивнул и побежал вправо, увлекая лучников за собой. Аякс оценил ситуацию, с которой придется иметь дело Кариму. Римляне наткнулись на заточенные колья; несколько человек ранены, судя по крикам. Пока будут пытаться выбраться, попадут под обстрел лучников. Если побегут, попадут на другие колья. Если сохранят самообладание и проберутся через препятствие, все равно будут отличными мишенями для стрел. В любом случае они дорого поплатятся за свою попытку. Удовлетворенно улыбнувшись, Аякс решительно пошел вперед, к гладиаторам, чтобы повести их в атаку на римлян, наступающих по улице.

— Ваш щит, стратег, — сказал один из телохранителей, подавая ему щит. Аякс просунул руку в рукоять щита, взял его покрепче и протиснулся в первый ряд.

— Дадим этим римским ублюдкам хороший урок! — крикнул он, махнув мечом вверх, в приветственном жесте, которому его научили в школе гладиаторов в Капуе. — Сражайся или умри!

— Сражайся или умри! — подхватили клич гладиаторы и, немного присев, пошли навстречу шагающим в ногу легионерам.

Аякс почувствовал, как его тело охватывает знакомое чувство возбуждения, но его ум оставался холоден и расчетлив. Он сосредоточил внимание на офицере, возглавлявшем строй. Человеке, который причинил ему столько горя за годы, прошедшие с первой их встречи в морском бою у берегов Иллирии.

— Префект Катон! — заорал Аякс. — Сегодня ты умрешь!

Он ринулся в атаку, рядом бежали его товарищи, выкрикивая боевой клич. Их лица были искажены зверскими гримасами ярости и ненависти. Годы жестоких тренировок превратили тело Аякса в мощную боевую машину. Он бросил вперед весь свой вес, ударяя префекта щитом. Увидел, как шлем с гребнем качнулся назад. Строй римлян прогнулся. Аякс продолжал напирать, не теряя контакта щитов, и чувствовал, как растет сопротивление. Противник хорошо уперся в землю подошвами калиг. Аякс услышал, как Катон крякнул от натуги. Повернув плечи, гладиатор резко убрал щит назад, разрывая контакт, и двинул руку с мечом вперед и вверх, наставив острие на противника. Угасающий огонь пожара давал еще достаточно света, чтобы разглядеть узкое лицо римлянина, жесткое, с расширившимися глазами.