– Что будем делать?

– Ничего. Что мы можем?

– Глупые правила!

– А он так ждет елку!

Взвыла сирена, и люди толпой ринулись в Марсианскую Ракету. Отец и мать вошли последними, мальчик – между ними. Все молчали.

– Я что-нибудь придумаю, – сказал отец.

– Ты о чем, па? – спросил мальчик.

Но тут ударили двигатели, и ракету вынесло в черное пространство.

Ракета неслась, изрыгая огонь, оставляя позади Землю, где все еще было 24 декабря 2052 года; она летела туда, где нет времени: ни месяцев, ни лет, ни часов.

Весь первый «день» они проспали.

Незадолго до полуночи, судя по часам, которые все еще показывали нью-йоркское время, мальчик проснулся и сказал:

– Я хочу посмотреть в иллюминатор.

У ракеты был только один иллюминатор – «окно» из удивительно толстого стекла на верхней палубе.

– Не сейчас, – сказал отец. – Немного погодя мы вместе сходим к «окну».

– Но мне интересно где мы и куда летим.

– Подожди самую малость, прошу тебя.

Проснувшись, он минут пять ворочался с боку на бок и все думал об оставшемся на Земле подарке и о елке с белыми свечами. Наконец он поднялся. Кажется, он придумал! Осталось сделать это, и тогда путешествие будет по-настоящему веселым и радостным.

– Сынок, – сказал он, – ровно через полчаса будет Рождество.

– Ох, – испуганно вздохнула мать. Она надеялась, что мальчик забудет о празднике.

Мальчик вспыхнул, губы его задрожали.

– Я знаю, я знаю. Я получу рождественский подарок, да? И елочку? Ты обещал…

– Да-да, все это и даже больше, – сказал отец.

– Но… – начала было мать.

– Я придумал. Честное слово, придумал. Все это и еще больше, много больше. А теперь, прости, я должен отлучиться.

Его не было минут двадцать. Вернулся он, улыбаясь во весь рот.

– Рождество уже близко.

– Можно мне подержать твои часы? – попросил мальчик, и отец отдал ему часы. Сын бережно взял их и молча смотрел, как в его руках утекают минуты, возбужденный и зачарованный.

– Рождество! Наступило Рождество! А где мой подарок?

– Идем, – отец обнял мальчика за плечи и повел из комнаты вниз по коридору, вверх по пандусу. Женщина шла следом.

– Сейчас поймешь. Мы уже пришли, – ответил отец.

Они остановились перед большой закрытой дверью. Отец постучал условным стуком – три раза, потом еще два – и дверь открылась. В кабине было темно, слышались приглушенные голоса.

– Входи, сынок, – сказал отец.

– Там темно.

– Я буду держать тебя за руку. Идем, мама.

Они ступили через порог, и дверь закрылась за ними, отсекая свет из коридора. Перед ними неясно вырисовывался огромный стеклянный глаз, иллюминатор, «окно», сквозь которое смотрели в космос. Четыре фута в высоту и шесть – в ширину.

Мальчик смотрел.

Отец и мать тоже смотрели в «окно», и вот в темной кабине зазвучала песня.

– Веселого Рождества, сынок, – сказал отец.

Невидимые люди пели старые родные рождественские гимны, и мальчик медленно шел к «окну», пока не уперся лицом в холодное стекло. И стоял так долго-долго, все смотрел и смотрел в космос, где глубокая ночь вспыхивала и вспыхивала десятью миллиардами миллиардов волшебных белых свечей.

Человек ввалился в заведение Хибера Финна и застыл в открытых дверях, осовело глядя перед собой. Весь в крови, он с трудом держался на ногах и стонал так, что у собравшихся по спине побежали мурашки.

Некоторое время слышалось только, как лопаются пузырьки пены в кружках. Все лица были обращены к незнакомцу – чьи-то бледные, чьи-то румяные, чьи-то в паутине вздувшихся красных прожилок. На каждом лице дрогнуло веко.

Мужчина стоял, шатаясь – глаза широко раскрыты, губы дрожат.

Присутствующие сжали кулаки. «Ну! – молча кричали они. – Давай же! Говори!»

Незнакомец сильно подался вперед.

– Авария! – прошептал он. – Авария на дороге!

Тут колени его подогнулись, и он рухнул на пол.

– Авария!

Человек десять кинулось к бесчувственному телу.

– Келли! – Голос Фибера Финна перекрыл все остальные. – Давай к дороге. И поосторожнее там с ранеными. Полегонечку. Джо, беги за доктором.

– Погоди! – раздался негромкий голос. Из-за отдельной стойки в темном закутке бара, где удобнее всего предаваться философским раздумьям, темноволосый мужчина щурился на толпу.

– Доктор! – воскликнул Хибер Финн. – Это вы!

Доктор и с ним еще несколько человек поспешно скрылись в темноте.

– Авария… – Угол рта у лежащего на полу задергался.

– Осторожней, ребята.

Хибер Финн и двое других уложили пострадавшего на стойку бара. Он лежал на наборном филенчатом дереве красивый, как покойник, и в толстом зеркальном стекле двоилось отражение беды.

На ступенях толпа замерла в смятении: казалось, океан в сумерках затопил Ирландию, и теперь они окружены со всех сторон. Огромные волны тумана скрыли луну и звезды. Моргая и чертыхаясь, люди один за другим ныряли с крыльца и пропадали в глубине.

За их спиной, в ярко освещенном дверном проеме остался стоять молодой мужчина. На ирландца он был не похож – скорее, вы могли бы принять его за американца. И не ошиблись бы. А зная это, вы бы сразу догадались, почему он ни во что не вмешивается: боится нарушить незнакомый ему сельский ритуал. С первого дня в Ирландии он не мог отделаться от чувства, что живет на сцене, где ему, не знающему роли, остается только таращиться на действующих лиц.

– Странно, – неуверенно возразил он, – я не слышал шума машин.

– Разумеется, – чуть ли не с гордостью отвечал старик, который из-за артрита не мог продвинуться дальше первой ступеньки и топтался на ней, что-то крича в белые глубины, поглотившие его приятелей. – Поищите на перекрестке, ребята! Там чаще всего сталкиваются.

– Перекресток! – Со всех сторон застучали шаги.

Старик презрительно фыркнул:

– У нас не услышишь грохота, скрежета и лязга. Но если охота посмотреть – сходите туда. Только не бегите. Такая темень, черт ногу сломит. Еще, чего доброго, налетите сослепу на Келли – вечно он несется как очумелый. Или прямехонько на Фини наткнетесь – этот так надерется, что дороги не разбирает, куда уж там пешеходов. Фонарь есть? Он вам не поможет, но все равно возьмите. Ступайте же, слышите?

Американец с трудом отыскал в тумане автомобиль, достал фонарик и погрузился в ночь. Он шел на стук башмаков и голоса. За сотню ярдов, в вечности, переговаривались сиплым шепотом:

– Полегче!

– Тьфу, пропасть…

– Осторожно, не тряси его!

Американца отбросило в сторону напором людей, которые внезапно вынырнули из тумана, неся над головами бесчувственное тело. Он успел различить бледное, залитое кровью лицо, потом кто-то наклонил его фонарик вниз.

Ведомая инстинктом, процессия устремилась на желтый свет кабака, в привычную неколебимую гавань.

Дальше маячили тени и слышался необъяснимый стрекот.

– Кто там? – крикнул американец.

– Машины несем, – просипел кто-то. – Авария, как-никак.

Фонарик высветил идущих. Американец вздрогнул. В следующую секунду кончилась батарейка. Однако, он успел различить пару рослых деревенских парней, без усилия несущих под мышкой два древних черных велосипеда.

– Как?.. – промолвил американец.

Но парни уже прошли мимо, унося с собой машины без передних и задних фар. Туман поглотил их. Американец остался стоять один на пустой дороге, держа бесполезный фонарь.

К тому времени, как он открыл дверь заведения, пострадавшие уже лежали на стойке бара.

– Тела на стойке, – сообщил старик, оборачиваясь к американцу. – Первый – Пэт Нолан. Временно не работающий. Другой – мистер Пиви из Мэйнута, торговля сигаретами и леденцами. – Он повысил голос. – Мертвы, доктор?

– Нельзя ли чуть-чуть помолчать? – Доктор напоминал скульптора, которому никак не удается завершить композицию из двух полномасштабных мраморных фигур. – Положите одного пострадавшего на пол.