Русское Просвещение охватывает период с середины XVII в. до первой трети XIX, когда за «словом» последовало «дело» — восстание декабристов. Оно представляет собой как бы цепь «горных вершин»: начальная, еще едва возвышающаяся над подножием, приходится на время царствования Алексея Михайловича; следующая гряда — эпоха Петра Великого, «петровское западничество», впервые вырвавшее Русь из мощных объятий православного Востока и создавшее особый национально-духовный мир — «Российскую Европию»; и, наконец, самая величественная и яркая вершина — время Екатерины II, время «открытых заявлений гуманных принципов» и «научно-гуманитарного движения» [Л.Н. Веселовский].
1. Зарождение русского просветительства. С избранием на царство династии Романовых (1613 г.), началась эпоха европеизации России, формирования духовных предпосылок русского Просвещения. Становление этого процесса было обусловлено реформами царя Алексея Михайловича и патриарха Никона, вызвавшими острую конфронтацию церковных группировок, противостояние «староверов» и «латинщиков» — людей новой идеологии.
а) Старообрядчество. Вторая половина XVII в., с одной стороны, завершала политическую эволюцию русского средневековья, а с другой — открывала новый этап — европеизацию России. Поворот к Западу наметился уже в реформах царя Алексея Михайловича. Перед ним во всей остроте встал вопрос о присоединении Украины к России. Однако дело тормозилось обрядово-вероисповедными различиями. В то время, как западнорусское православие, находившееся под юрисдикцией константинопольского патриарха, придерживалось восточно-христианской традиции, Московская Русь исповедовала особого рода «правоверие», резко отличавшееся от византийского образца. Московиты крестились двумя перстами вместо трех, Сына Божьего именовали Исусом, поясным поклонам предпочитали коленные, аллилуйю пели сугубую, а не трегубую и т. д. Словом, московское христианство представляло собой чисто поместное образование, сложившееся на почве национальной духовности.
Все это с согласия царя Алексея Михайловича начал «исправлять» Никон. Он разослал ко московским церквам и монастырям «память», в которой указывалось, что «не подобает метания творити на колену, но в пояс бы вам класть поклоны, еще же и трема перъсты бы есте крестились». Вслед за тем «трисоставный» (восьмиконечный) крест с изображением распятия заменяется на «двучастный» — четырехконечный. В довершение ко всему патриарх пригласил из Киева ученых монахов для «книжныя справки» — редактирования церковных книг. В Москву прибыли Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий, которые немедля занялись монастырскими библиотеками. Их сразу окрестили сатанинской троицей.
Действия Никона вызвали открытое недовольство не только у духовенства; брожение умов захватило и народные массы, которые незадолго до этого окончательно подпали под крепостническое Уложение 1649 г. Крестьяне выступали за сохранение «старой веры», отвергали все церковные преобразования, стихийно сознавая их связь с новой политической системой. Они толпами снимались с насиженных мест, уходили в глухие леса Севера и Зауралья. Год от года возрастал психоз массовых самосожжений, в огне нередко гибли сотни и тысячи. Не помогали ни преследования правительства, ни анафематствования духовных пастырей. «Святая Русь» не желала становиться «Российской Европией». Сила стала против силы, изматывая и озлобляя друг друга. Русское общество погрязло в глубоком и трагическом расколе.
Во главе «ревнителей веры» оказался протопоп Аввакум Петров (1621–1682), человек фанатической убежденности и жертвенной привязанности к «старой вере». О Никоне явственно заговорили как о «папежнике», стороннике латинства. «Всяк бо, крестяся тремя персты, — утверждал Аввакум, — кланяется первому зверю папежу и второму русскому, творя их волю, а не Божию, или рещи: кланяется и жертвует душею тайно антихристу и самому диаволу. В ней же бе, щепоти, тайна сокровенная: зверь и лжепророк, сиречь: змий-диавол, а зверь- царь лукавый, а лжепророк — папеж римский и прочий подобни им». Аввакум подходил к церковным преобразованиям эсхатологически, видя в них знамение конца света.
Религиозно-политическая сущность старообрядчества выразилась в учении о чувственном антихристе. Идеологи раскола все без разбора сходились в том, что «время страдания приспе» и антихрист уже царствует в мире. Дьякон Федор, духовный сын Аввакума, прямо заявлял: «Во время се — ни царя, ни святителя. Един бысть православный царь на земли остался, да и того, не внимающего себе, западнии еретици… угасили… и свели во тьму многия прелести». Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович — это два «рога антихристова», апокалиптического зверя. Федор призывал сопротивляться никоновским нововведениям и ни в чем не повиноваться царским повелениям.
Аввакум не был столь категоричен в определении «лиц» чувственного антихриста. Для него несомненно то, что антихрист явится не из Руси, не из русского рода: «Афанасий Великий пишет: идеже нозе Спасителя нашего Христа походиша, оттоле от Галилеи и антихрист изникнет, а не от нашея Русии». Однако точка зрения его в этом вопросе претерпела определенную эволюцию. Поначалу он вообще отказывался признавать антихристом не только Алексея Михайловича, но даже и Никона. Выгораживая своего злейшего врага, Аввакум язвительно иронизировал: «А Никон, веть, не последний антихрист, так, шиш антихристов, баболюб, плутишко, изник в земли нашей». По мере же обострения борьбы с никонианством у него сложилось иное представление, которое отчасти затрагивало и царя Алексея Михайловича. Соглашаясь с дьяконом Федором, что «два рога у зверя — две власти знаменует» — патриаршею и царскую, Аввакум различно определял их отношение к антихристовой силе: «един победитель, а другий — пособитель; Никита по алфавиту, или Никон, а другий пособитель — Алексей». Далее протопоп расшифровывал понятия «пособитель» и «победитель»: «Царь Алексей десят лет добро жил: в лосте, и молитвах, и милостив, а Никон егда на патриаршество вскралъся, показуя человеком честь, лукаву добродетель же. Егда же слюбление сотвориша, яко Пилат и Ирод, тогда и Христа распяша: Никон побеждать учал, а Алексей пособлять испотиха. Тако бысть исперва, аз самовидец сему, ей, аминь». Аввакум оставлял за царской властью некоторую привилегию в смысле политического оправдания, перекладывал все беды на «атамана чертей» — Никона.
Позднее, с ликвидацией патриаршества (1721), когда прекратилось двоевластие, функция антихриста целиком перешла на монарха, дополнившись догматом немоления за государя.
Столь же нетерпимо, как к церковным «новинам», протопоп Аввакум относился к мирской мудрости, знаниям. В поучении «Како нужно жить в вере» он прямо утверждал: «ритор и философ не может быть христианин». Аввакум строго следил за тем, чтобы «стадо Христово» сохраняло «простоту ума» и «чистоту сердца». «Евдокея, Евдокея, — наставлял он некую провинившуюся деву, — почто гордаго беса не отринишь от себя? Высокие науки исчешь, от нея же падают Богом неокормлени, аки листвие… Дурька, дурька, дурищо! На что тебе, вороне, высокие хоромы? Граматику и риторику Васильев и Златоустов, и Афанасьев разум (т. е. разум Василия Великого, Иоанна Златоуста и Афанасия Александрийского. — А.З.) обдержал. К тому же и диалектику, и философию, и что потребно, — то в церковь взяли, а что непотребно, — то под гору лопатою сбросили. А ты кто, чадь немощная?.. Ай, девка! Нет, полно, меня при тебе близко, я бы тебе ощипал волосьев за граматику ту». Истинной ценностью обладает только вера, и Аввакум в зависимости от веры различал «образы» человека. Если ради веры он способен претерпеть все «жестокое», «плечевное», «смертоносное», если в нем «благодатное» превосходит «страстное», значит житие его «духовно». Если же он проводит жизнь в «роскошах мира сего» и преисполнен «всякия неправды и беззакония», то такой человек во всем «грехотворителен и гнусен». Соответственно символы жития духовного он прилагал к самому себе и ближайшим соратникам — расколоучителям, а символы жития «роскошного» — к «алманашникам», «зодийшыкам», людям западной ориентации. Подобные воззрения не служили благому делу: во имя «отеческих преданий» водружалась непроницаемая стена отчуждения между верой и разумом, наукой и религией, которая заслоняла от староверов горизонты человеческого прогресса.
