— Тебя порют?!

— Меня-то нет, а вот, например, Лешку — регулярно. Он, конечно, тоже виноват, но Марья на любой чих жалуется. А пока правила соблюдаешь — все норм.

Постепенно девочки сблизились, стали бегать друг к другу в гости. Наталья радовалась, что Лелька нашла себе подругу, Ирина досадовала. Время от времени она выговаривала Лельке, что та все время в комнате болтается, а теперь еще и Ленку притащила. Саму жеЛену Ирина не трогала. Дело в том, что та была двоюродной сестрой Сашки, местного девичьего кумира. У Сашкиного отца семья большая, так что ему половина села приходилась родственниками, а родню в Сашиной семье уважали.

Неприятность свалилась на Лельку неожиданно. Забегая к Лене в гости, она неоднократно видела у порога симпатичный коврик, на котором было написано «Добро пожаловать». Навещая подружку в очередной раз, Лелька обратила внимание, что коврик лежит изнанкой вверх. Хмыкнув, она перевернула его правильно и забыла об этом. Однако через полчаса, решив взять из рюкзачка учебник, Лелька заметила, что коврик снова лежит изнанкой вверх. Ей стало любопытно, и она спросила Лену

— А кто у вас коврик переворачивает?

— Ты тоже заметила? Я не пойму кто это делает, только поправлю, а он снова неправильно лежит.

«Интересная история», — подумала Лелька. Она уже поняла, что само собой ничего не случается, и ей было ужасно интересно, в чем тут дело. Если бы она знала, чем все закончится, затолкала бы свое любопытство как можно дальше и глубже. Но видеть будущее Лелька не умела, так что попросила у Лены разрешения сходить попить и вышла на кухню.

— Домовой-батюшка, это ты шалишь и коврик переворачиваешь?

В углу за плитой что-то зашуршало, и Лелька увидела любопытный глаз и кусок пегой бороды.

— Ведающая что ль? — спросил домовой не вылезая на свет. — Маловата ты для веды-то.

— Раз я вас вижу, значит не маловата. Вы зачем коврик переворачиваете?

— Ты, девка, читала что на ковре этом написано?

— Да, «добро пожаловать».

— Была б ты настоящей ведающей, ты бы знала, что такой половик у входа — приглашение любой нечисти, а то и нежити. Дескать, заходите, гостями будьте, творите с хозяевами, что пожелаете. Нельзя такое у порога класть. Моя работа — дом беречь, а как его беречь, если хозяева сами недобрых гостей приглашают? Скоро Велесова ночь, забредет какой упырь, или анчутка побалует, и не станет у меня ни дома, ни хозяев. Ты, девка, вроде дружишься с нашей малой? Скажи им, нельзя такой коврик держать, худо будет.

Домовой ввинтился в сумрачный угол и исчез. Лелька обернулась — перед ней стояла грузная старуха.

— Ты что ль Таисьина внучка?

— Бабушка Тася была тетей моей мамы, — вежливо ответила Лелька.

— И чего ты там в углы нашептываешь? Как твоя бабка-ведьма колдуешь? У Таськи всегда был глаз дурной, николи она людям не помогала. Ленка! — внезапно взревела бабка. — Ты зачем колдовкино отродье в дом притащила?

— Бабушка, что с тобой? — прибежала Лена. — Это же Леля, мы вместе учимся.

— Это внучка Таисьи-ведьмы. Она отца ее к своей Дашке-соплячке приворожила, от хорошей девушки отвела. За это и не дал Господь Дашке хорошей жизни, прибрал отродье гнилого корня. И ты не водись с ними, а то и у тебя счастье отберет. Вона, по углам уже шарится, не иначе порчу наводит.

— Бабушка, пойдем я тебя в комнату отведу.

— Отведи, отведи, но чтоб эту девку я здесь больше не видела! А то прокляну и тебя, и мать твою, что на моего сыночка навязалась.

— Лен, я пойду.

— Ладно, теперь все равно позаниматься не получится.

— Счастливо!

— Чао, Лелька.

Обидно Лельке было до слез. Она точно знала, что никто никого не привораживал, мама с папой просто очень любили друг друга. Вопли полубезумной старухи словно испачкали ее дорогие воспоминания. Но этим дело не кончилось. Через пару дней Лена, подойдя к Лельке сказала:

— Мама велела пока тебя не приводить. Они с бабушкой и так все время ругаются, мама говорит, что ей новых проблем не надо, старые бы разгрести.

— А тебе не запретили ко мне ходить?

— Нет, мама не против, чтобы мы дружили, просто у бабки с головой беда, лучше сделать как она хочет. Не обижаешься?

— Нет, на что? Только коврик ваш у дверей в Хеллоуин лучше убери или переверни.

Лена пожала плечами, но неожиданный совет запомнила. Тем более что в Хеллоуин она явно будет дома, мама ее на такие вечеринки не пускала. Да и не звали особо таких маленьких как они с Лелькой.

Лелька Велесову ночь провела в одиночестве. Она попробовала позвать Кузьмича, но домовой отмахнулся:

— Не могу, дева. Ночь эта злая, я должен дом боронить, чтобы незваные гости не пожаловали.

О том, кто может пожаловать, Лелька догадалась сама и на Кузьмича не обиделась. Она убрала все со стола в их с Ириной комнате, зажгла честно выпрошенные у тети Наташи пару свечек и, завернувшись в покрывало, устроилась на подоконнике, обняв Старичка-Огневичка.

Ворчать и возмущаться было некому. Ирина выпросилась у матери к подружке с ночевкой. Лелька краем уха слышала, что там планируется настоящая вечеринка, но тете не сказала. Она уже поняла, что теть-Наташа предпочитает закрывать глаза на Иринины выходки, покате не выходят за какие-то рамки. Сестра припрятала косметику, черное платье, маску и остроконечную ведьминскую шляпу, явно планируя поразить всех приглашенных мальчишек.

Даже позднее, пытаясь понять, что с ней такое было, Лелька не могла бы с уверенностью сказать, задремала она или нет. Внезапно мерцающий отраженный в окне огонек свечи исчез. Окно заполнил знакомый туман, в котором медленно протаивало окошечко, как в заиндевевшем стекле автобуса зимой. Окно ширилось, и Лелька поняла, что видит бой.

Через багрово-черную реку из клубов тумана на берег лезли твари. Мама всегда говорила, что «тварь» ругательное слово, но другого Лелька подобрать не могла. Черные, грязно-серые, багровые создания ползли на берег. Их форма постоянно менялась: бесформенный спрут становился человеком, тут же перетекал в уродливого полузверя, снова менял форму на то ли змея, то ли динозавра и опять становился человеком. С ужасающих созданий на землю падали куски тумана, прожигая ту насквозь. Земля словно стонала под ногами, лапами и копытами, она не могла и не хотела нести такое.

На берегу твари сталкивались с войском. Вооруженные мечами воины, израненные, в сломанных доспехах и рваных кольчугах рубили тварей, не позволяя им пройти. Лелька завороженно смотрела, как нечто, выглядящее как девочка-Аленушка из сказки, голыми руками разорвало воину грудь и, сомкнув веки от невероятного наслаждения, стало пожирать сердце. Лельку замутило. В этот миг тварь открыла пустые, полные тумана глаза, и девочка мгновенно узнала свою ночную гостью. Почти иконописное детское личико исказилось, мелькнул раздвоенный черный язык, тварь зашипела и протянула к Лельке окровавленную руку.

Вдруг, перекрывая обзор, мелькнул старенький алый плащ, сверкнул клинок, и голова твари покатилась вниз, истаивая на ходу. Воин обернулся, и Лелька узнала отца.

— Папа, папочка!

— Леля? Дочка?! Зачем ты здесь? Тебе сюда нельзя! Нельзя, слышишь?! Солнышко, уходи! Живи за себя и за нас с мамой. Мы тебя любим!

Лелька рванулась к отцу, но отчаянный взгляд папы скрыло туманом, изображение пропало, а девочка расчихалась от острого запаха полыни.

— Опамятела, дева? Ишь, чего удумала, чуть к Грани не отправилась! Кто же так Велесову ночь встречает: оберег не сделала, на соль не нашептала, даже рябины не взяла! В эту ночь защитник твой слаб, не угляди я, и все, только тебя и видели.

— Но я же не могла сквозь окно просочиться!

— Ты-то не могла, тело бы осталось, а вот душа ушла бы в Навь. Хочешь веками в туманах бродить, а потом этакой же тварью к людям ползти?

Лелька замотала головой так, что чуть косички не отвалились.

— Не хочу! Спасибо, Кузьмич.

— Иди давай спать, болезная. Хватит с тебя приключений.