— И сколько же он в наших краях охотиться будет?

— До первого человека, что от него невредимым уйдет, ну иль до весны. Я мыслю, что до весны, от абасы целым никто никогда не уходил. Ну во всяком случае, я не слышал, а я долго живу, только чуть мене Ермолая.

Лелька сочла за лучшее прислушаться к предупреждению жуликоватого ауки, а вот остальных сельчан предупреждать было некому. Так-то зимой народ в лес особо не совался — что там можно делать в эту пору? Однако некоторые все-таки наведывались, кто за дровишками, кто на зайцев силки ставил, кто белку бил. Когда пара таких неугомонных пропала, люди заволновались. Волнения усилились, когда оказалось, что пропавшие исчезли бесследно. Ну то есть натурально бесследно, будто их излеса ластиком стерли. Снег остался нетоптаным, лыжня не тореной, и даже ошметков одежды не нашлось, что было уж совсем непонятно. Если потеряшек задрал какой-то хищник, то уж тулупы-то он оставил бы.

А потом из леса приполз Женька-браконьер. Мужик он был не просто безбашенный, а из серии «мать его Анархия, а папа стакан портвейна», но стрелял отлично, и охотник был всем на зависть. И вот этот-то герой выполз из леса белым днем, причем мало того, что все что можно себе обморозил, так еще и ногу ему кто-то погрыз. Новый врач из соседнего села потом только крестился — зубы у этого кого-то были чисто акульи, да вот акул-то в сибирских лесах отродясь не видали.

Женька поначалу не в себе был: орал, метался, кусался, норовил прибить каждого, кто близко подходил и все пытался уползти. В городскую дурку его однако везти не решились, просто зафиксировали и стали колоть антибиотик и седативы. Постепенно мужик опамятовался, начал людей узнавать.

Смотрел за ним новый врач. Вера Васильевна, ссылаясь на возраст, и то, за 70 ей ведь уже, выбила ставку в соседнем селе. Новый доктор, звероватого вида молодой мужик с пятью (герой!)детьми, соблазнился северными надбавками и сельской трехпроцентной ипотекой. Теперь он обживал крепкий рубленый дом и принимал у Веры Васильевны истории болезней. Женьку они тянули вдвоем, и вдвоем же слушали сперва бред, а потом лихорадочные рассказы о страшной твари, которая меняет облик, заманивает и жрет наживую. Женька твердил, что выжил чудом — встретились они на краю леса, да помогла материна ладанка с четверговой солью. Как он ушел от эдакого ужаса на одной ноге, он объяснить не мог. На все вопросы только снова орал, матерился и впадал в буйство, так что и спрашивать вскоре перестали.

Нога между тем у него не заживала, несмотря на уколы, намечался некроз тканей. По-хорошему надо было или менять антибиотик, или ампутировать, но в забытой богом сельской больничке не было ни новых препаратов, ни средств для анестезии. Женьке становилось все хуже, но за жизнь он держался зубами. Везти его в город в таком состоянии было нельзя, так что глава сельской администрации решил отправить за лекарствами своего водителя, с которым неоднократно ездил в этот самый город на совещания. Водитель, Олег, ехать не хотел категорически, но под угрозой увольнения вынужден был согласиться. Фермер из него был никакой, а другой работы в окрестных селах не было.

Ехать через лес, где гуляет такая тварь, было страшно. Женька-то ведь не ждал, пока его доедят, он все патроны в эту жуть выпустил, да только без толку, не брали «это» пули. Решив, что дело явно нечисто, Олег поскреб затылок, простимулировал интеллектуальную деятельность проверенным дедовским способом и отправился к Андрею. В школе они с Андрюхой и Толяном дружили, это потом парни в фермеры подались, а он водилой заделался. Вспомнились ему рассказы о ночевке на покосе, откуда друзья чудом в своем разуме ушли. Вроде как Андрюхина племяшка им помогла. Может и ему поможет? Все одно, больше рассчитывать не на что.

Когда Олег заявился к Андрею, тот даже не удивился. После истории с покосом на племяшку стали косо посматривать, и это народ еще не знал о том, как водяному подарки дарили, да и из поисков Михалыча тоже торчали Лелькины ушки. Хоть и заявил соседский пацан, что он слышал, куда Михалыч подался, да только не могло такого быть. И сам Михалыч никогда не болтал о маршруте, берег грибные места, и никогда бы он не поперся на Глухариную гряду. Так что у Лельки постепенно появлялась весьма специфическая репутация. На таком фоне появление старого приятеля уже не удивляло.

— Здорово, Андрюха. Я к тебе по делу.

— Привет. Дай-ка угадаю не столько ко мне, сколько к племяннице моей?

— Ну да. — Олег даже не стал спрашивать, как приятель угадал цель визита. — Позовешь?

— Я-то позову, но ты ж понимаешь, что это просто девчонка?

— Ну, люди говорят, что бабка ее кой-чему научила.

— Бабка померла, когда Лельке и пяти лет не было, чему она могла научить?

— Люди зря говорить не станут. Так чего, не позовешь что ли?

— Да не о том речь. Ты же сам понимаешь, что такое деревня. Один сказал, другой рассказал, третий переврал, а потом четвертому вслед плюют. Я такой судьбы девчонке не хочу.

— Андрюха, да ты что, я — могила! Никому ни слова не скажу.

— Ты могила, пока трезвый, а чуть выпьешь — и понеслось. Ты учти, что, если будешь лишнее болтать — я не посмотрю на старую дружбу.

Олег насупился.

— Ладно, понял-принял. Попроси девчушку, может хоть посоветует что… Боюсь я. Сам знаешь, меня мало что может напугать, но вот сейчас боюсь, аж кишки крутит.

— Ладно, позову сейчас.

Лелька уже давно почуяла, чем пахнет неожиданный визит дяди-Андреиного друга. Так что когда тот позвал ее на кухню, она не удивилась. Дядя перехватил ее в коридоре и чуть придержал за рукав платья.

— Леля, этот человек мой старый друг, но я не хочу тебя просить о том, что может навредить тебе самой. Если ты решишь, что помочь не можешь, или не хочешь — просто скажи.

— Спасибо, дядя Андрей, — робко улыбнулась девочка. — Если я что-то смогу сделать, я сделаю, но вы же видите, что я просто в травах разбираюсь. А больше почти ничего и не знаю.

— Леля, я в этом совсем ничего не понимаю, но может ему браслетик, вроде того, что ты для меня делала?

— Может и так, надо сперва поговорить.

Олег терпеливо ждал обещанного разговора. Лельку он, конечно, знал, чай деревня не город, все знакомы. Удивился только несвойственной детям серьезности, да отметил про себя, что девочка за лето вытянулась, как молодое деревце.

— Леля, я к тебе за помощью пришел. Может ты мне хоть посоветуешь что.

— Дядя Олег, лучший совет— не ездить.

— Да я и рад бы, и, наверное, даже уволился бы, да только Женька тогда точно ласты склеит, а мы ж водной школе учились, он просто на пару лет старше. Не могу я на такую смерть его бросить.

Лелька достаточно узнала про абасы, чтобы понимать, что пока тот гуляет по лесу даже ампутация ноги Женьку-браконьера не спасет. Не отпускают духи свою добычу. Вот только рассказывать об этом было бессмысленно, кто бы ей поверил.

— Дядя Олег, я вам расскажу, как себя лучше вести, но вот поможет ли это, я не знаю.

— Да хоть какая-то надежда пусть будет.

— Вам же уже завтра ехать?

— Ну да.

— Вот, я на вас надеваю браслет, он не снимется и не порвется, пока я его не сниму. Когда будете подъезжать к лесу, капните на браслет немного крови, тогда вы сможете видеть то, что обычно людям невидимо.

— Так может сразу тогда, чего ждать-то?

— Всему для работы нужна энергия, ну вроде батарейки в телефоне. Когда ваша кровь попадет на браслет, батарейкой станете вы. Для здорового человека это незаметно, конечно, но все равно, чем меньше времени вы будете подпитывать браслет, тем лучше.

— Ладно, понял-принял.

— Возьмите пакет. В нем соль, смешанная с травками, которые для нелюдей очень неприятны. Много ее не надо, достаточно щепотку бросить. Когда доедете до города, бросьте прямо на землю, чтобы убедиться, что это не морок.

Тут Олег вспомнил, что Женька что-то про мороки вещал. Да он слушать, дурак, не стал. Девочка продолжала: