Тяжелая, массивная стальная дверь с трудом открылась, и мы вошли в просторный тамбур. За ней находилась еще одна, такая же бронированная дверь, ведущая к коммунистическим святыням – подлинным ленинским документам: рукописям книг, статей, докладов, записок, а также резолюций, распоряжений, постановлений, протоколов, многочисленных шифрограмм и оперативных сводок ЧК с автографами помет и замечаний Ленина. Помещение в цоколе здания бывшего Центрального партийного архива бывшей правящей партии больше похоже на атомное бомбоубежище. Здесь хранилось и хранится теоретическое, литературное и эпистолярное наследие человека, оставившего, пожалуй, самую глубокую вмятину на щите истории в XX веке. На специальных стеллажах, в специальных коробках сосредоточены все письменные следы деятеля, о котором одни говорят и сегодня как о гении, другие – как о проклятии эпохи. Здесь были сокрыты и на многие десятилетия спрятаны 3724 ленинских документа, которые никогда не были опубликованы, хотя вышло пять сочинений (одно «Полное»!) пролетарского вождя. Еще около трех тысяч документов только подписаны Лениным, но также на многие годы были замурованы в идеологическом убежище некогда всесильной партии.

Сразу возникает вопрос: почему Ленин, которого миллионы людей в России (автор этой книги принадлежал к их числу) десятилетиями считали земным Богом, усечен, кастрирован, дозирован? Может быть, потому, что в тысячах неопубликованных документов много таких, которые поразительно быстро лишают облик вождя божественного нимба?

Например, такая записка, собственноручно написанная в ноябре 1920 года Лениным Э.М. Склянскому, заместителю Председателя Реввоенсовета, в которой он дает указания, как «наказать» Латвию и Эстонию за поддержку ими белогвардейских отрядов генерала Балаховича:

«1) Недостаточно послать дипломатический протест.

2) Даже лучше отсрочить его, чтобы попытаться лучше поймать Латвию и Эстляндию.

3) Сугубые меры принять, дабы их поймать с поличным (т. е. собрать больше и более доказательных улик).

4) Принять военные меры, т. е. постараться наказать Латвию и Эстляндию военным образом (например, «на плечах» Балаховича перейти где-либо границу хоть на одну версту и повесить там 100–1000 их чиновников и богачей)»{1}.

А может быть, прятали подобные записки потому, что нечем было ответить на них и спустя многие годы? Например, когда большевики взяли большую группу эсеров в заложники, которых «они беспощадно истребят», как писала «Правда», если на вождей Советов будут совершаться покушения. Петр Кропоткин писал в декабре 1920 года из подмосковного Дмитрова Ленину: «…Неужели среди вас не нашлось никого, чтобы напомнить своим товарищам и убедить их, что такие меры представляют возврат к худшим временам Средневековья и религиозных войн и что они недостойны людей, взявшихся созидать будущее общество на коммунистических началах»{2}.

Ленин, прочтя письмо старого, больного бунтаря, начертал: «В архив», письмо Кропоткина. XII.1920». Он знал, что старик был прав, но сила, власть были теперь в руках большевиков, а моральные сентенции для Ленина при таком раскладе уже ничего не значили.

Конечно, наши взгляды на Ленина меняются не только потому, что мы узнали НЕЧТО иное, нежели нам внушали долгие десятилетия. Мы засомневались в безгрешности вождя прежде всего потому, что «дело», которое он начал и которое оплачено десятками миллионов жизней (!), огромной кровью, страданиями и лишениями великого народа, потерпело крупное историческое поражение. Об этом очень горько говорить и писать.

На опыте собственной судьбы человека, прошедшего мучительную эволюцию взглядов от сталиниста, через долгую марксистскую ортодоксию к полному отрицанию большевистской тоталитарности, скажу, что бастионы ленинизма в моем сознании пали последними. По мере ознакомления с закрытыми архивами ЦК КПСС, НКВД-КГБ, другими особыми фондами хранения, как и с документами ряда крупнейших зарубежных исторических коллекций, ленинский силуэт в сознании становился другим: творца и пророка незаметно вытеснял российский якобинец, начавший рыть глубокий могильный ров для эфемерного сияющего храма будущего. В конце концов, я понял, что никто из нас Ленина не знал; он всегда и неизменно представал перед нами в посмертной маске земного святого. Но им он никогда не был.

Написав двухтомники о Сталине и Троцком, я приступил к заключительной части триптиха «Вожди», преисполненный желания прочесть и переосмыслить трагическую фигуру вождя октябрьского переворота, положившего начало крупнейшим переменам в России и во всем мире. Ленин всегда был многолик, но после смерти его многоликость постепенно была переведена в заданную одномерность канонизированного святого: «великий», «гениальный», «непревзойденный», «неповторимый», «мудрый», «прозорливый», «пророческий»… Чем больше и чаще мы повторяли эти превосходные эпитеты, тем дальше уходили от исторического Ленина.

Но мы не просто повторяли эти эпитеты – ленинская духовная ниша была так же обязательна для каждого советского человека, как Коран у фундаменталистов в мусульманском мире. На 1 января 1990 года произведения Ленина были изданы в нашей стране общим тиражом более 653 миллионов экземпляров на 125 языках! Возможно, это одна из немногих областей большевистского изобилия, достигнутого на рельсах коммунистического строительства… Некоторым работам особенно «повезло». Так, речь о близком коммунистическом грядущем – «Задачи Союзов молодежи» – издавалась 660 раз тиражом почти 50 миллионов экземпляров на 96 языках!

Так воспитывались миллионы догматиков. Ведь «сочинения Ленина, – писал Бердяев, – Священное Писание, а в Священном Писании все вообще вопросы должны быть предрешены»{3}.

Кроме собственно «прямого» ленинского наследия, мы как к букварям привыкли к бесчисленным сборникам типа: «Ленин о Советах депутатов трудящихся», «Ленин о национальных отношениях», «Ленин о партии», «Ленин о советской военной науке», «Ленин о культуре», «Ленин о морали»… Этот перечень я смог бы продолжать на многих страницах. По сути, Ленин с помощью правоверных ленинцев формировал у нас катехизисное, цитатное мышление. Мы еще не представляем, сколь убогими и смешными в своем идолопоклонстве будем выглядеть для людей из XXI века.

Говорить и писать о Ленине – это, прежде всего, выразить свое отношение к ленинизму. До недавнего времени все мы, обычно не осознавая, находились в этом вопросе в полном плену у «величайшего вождя времен и народов». К идеям своей лекции «Об основах ленинизма», прочитанной в 1924 году в Свердловском университете, Сталин добавил через два года такие же эклектичные и примитивные выводы очередного труда «К вопросам ленинизма», составившие в конце концов сборник «Основы ленинизма». В конечном счете, как нам долго внушали, ленинизм сводится к способности революционного слома старого мира и созиданию на его обломках новой лучезарной цивилизации. Как? Какими средствами? С помощью безбрежной диктатуры. Но именно здесь проявляется первородный грех марксизма и его ленинской версии. Хотя сам Маркс, скажем справедливости ради, совсем не увлекался идеей диктатуры. Но уже Ленин идею о диктатуре пролетариата называл главной в марксизме в вопросе о государстве. Фактически, по Ленину, диктатура пролетариата составляет основное содержание социалистической революции.

Именно в этом пункте Ленин закладывал историческую мину собственного отрицания. Его утверждения, что только «борьбой и войной» решаются «величайшие вопросы человечества», отдавали приоритеты разрушительной тенденции{4}.