«Да, – хочется сказать мне, – тяжелый фронт и трудное положение у Федюнинского!..»

Пробыв у гостеприимных артиллеристов неделю, я сажусь в «эмку» и еду с секретарем комсомольской организации политруком Горяиновым в Гороховец: бой здесь затих, а мне нужно писать и отправить в ТАСС серию корреспонденций.

ЛЮДИ ДУМАЮТ, СПОРЯТ

22 февраля. Утро. Оломна

Полдень. Яркий солнечный свет за окнами. Вчера, и всю ночь, и сегодня – обстрел из немецких дальнобойных орудий Оломны, Гороховца и соединяющей их дороги. Снаряды рвутся то далеко, то совсем близко от нашей избы. А позавчера немцы так обстреляли Оломну, что было немало убитых и раненых. Этот огонь, то методический, то налетами, уже стал привычным, стараемся не обращать на него внимания, но все же он неприятен.

Хороших новостей нет. Наступление в районе Погостья явно закисло. Много наших танков выбыло из строя, требует ремонта. За запасными частями ездили в Ленинград. Ураганным минометным и артиллерийским огнем немцы не дают нам вытащить несколько наших застрявших танков. Пехота и исправные танки продолжают вести бой, расширяя клин, но из дела большого значения операция превратилась в чисто местную – Веняголово взять пока не удалось.

Когда нет успеха, у нас в армии мало разговаривают, но много и глубоко думают. Все же бывает, порой, соберутся случайно в каком-либо блиндаже или в штабной избенке командиры – штабные и строевые, любых специальностей и родов войск, сегодняшние майоры, батальонные комиссары и подполковники, завтрашние – в грядущих боях – генералы. И затеется вдруг разговор, откровенный, начистоту. И о том, о чем с Козловым и Михайленко говорил Седаш: о глубоких охватах, наступлении в лоб, трясинах, бездорожье… И еще о многом, многом другом…

– Блокаду так не прорвешь! Где там!.. И с Мерецковым у Шапок и Тосно не соединились?

– Нет!.. Даже Веняголово не взяли!

– Так ведь подошла свежая немецкая дивизия! Сюда даже из Франции дивизии гонят!

– А вот, допустим, она не смогла бы подойти! Допустим, была бы уничтожена авиацией на подходе, или скована партизанами, или отвлечена серьезной угрозой к другому месту?

– Допустить можно любые мечтания!

– Эти мечтания стали бы мгновенно реальностью, если б у нас было превосходство в силах!

– Задача армии была прорвать оборону противника? Что значит прорвать? Глубина обороны немецкой дивизии – пять – семь километров. Прошли мы эту полосу? Нет! Значит, прорыва не было. Значит, задача, даже ближайшая, не выполнена!

– А наши дивизии, предназначенные для ввода в прорыв, остались на своих местах. Конечно, не выполнена! А почему?

– Объясню! С нашими силами мы можем надежно обороняться и уже можем наносить сильные, местного значения удары. Федюнинского в ноябре подкрепили так, что у него образовался хороший перевес сил. В артиллерии, в пехоте, даже в танках… Ну, и ударил, и прорвал, и отлично развил наступление!

– А дальше?

– Не перебивай! Дальше? Мы растянули коммуникации, да и повыдохлись! А немцы подтянули сюда, к «железке», против Федюнинского, да к реке Волхов (сдержать Мерецкова, наступающего от Тихвина) огромнейшие резервы! Не меньше шести, а может, семь-восемь дивизий. Сам говоришь – даже из Франции! Остановили нас. Теперь сил наверняка больше у них!

– Это правильно! Гитлер намечал их для Москвы, а кинул сюда. А мы их тут сковываем!

– И это неплохо! Ленинград немало помог Москве…[34] Да и вообще поражаешься ленинградцам: три дивизии из осажденного города сюда, Федюнинскому, переброшены: восьмидесятая, сто пятнадцатая, сто девяносто восьмая! И как действовали! А ведь люди и откормиться еще не успели… Вот они – прорывали оборону немцев!.. Но есть и еще причины наших задержек… Объяснить?

– Говори, послушаем!

– Для развития крупной наступательной операции, требующей участия многих армий (Ленинград – Волхов – Новгород!), нужно иметь огромный опыт оперативно-тактического решения таких задач, как развертывание целых а р м и й против сильного и опытного врага. Прорвать блокаду Ленинграда – крупнейшая операция!.. А у нас пока вообще такого опыта не хватает. На чем было учиться? На Халхин-Голе? На «линии Маннергейма»?.. Кое-чему научились, да масштаб не тот… А немцы? Три года уже воюют, чуть не всю Европу захапали!..

– Да, брат, одним геройством, рывком пехоты и артиллерии немцу голову не свернешь! Его мало ударить, надо, не дав ему опомниться, под вздох бить его, немедленно же, пока весь дух из него не выбьешь! Что для этого нужно?

– Нужно быть не только храбрее, но и сильней его!

– Ну, товарищи, есть и еще кое-что существенное! Перед наступлением надо с предельной точностью изучить силы и возможности врага, знать не только номера противостоящих нам частей (да по справочникам – штат немецких дивизий) и не только передний край противника, а его боевые порядки, где и, главное, к а к он сидит на данной местности. Разведка у нас слаба! Каждый командир батальона должен ясно представлять себе не только к у д а наступать, но и чт именно ему встретится! А у нас перед наступлением на оперативных картах только – «в общем да в целом» – кружочки да овалы со стрелками! Сколько храбрых батальонов, полков, даже дивизий в наступлении из-за этого попадает впросак! Знаете же сами случаи здесь, по всей линии боев: между Мгою и Волховом и вдоль Волхова – между Киришами и Новгородом… А разве под Ленинградом не то же самое?

– Значит, выходит, совокупность причин?

– На войне всегда совокупность причин!

– Каков же итог всего, что говорим мы?

– А итог прост! Мы учимся и, конечно, очень быстро научимся! Это раз… Мы накапливаем и обучаем резервы, – б у д е т у нас огромный перевес сил! Это – два… А три – индустрия у нас в глубоком тылу еще только наращивает темпы, – б у д е т у нас и техника!

– А пока?

– А пока воюем, себя не жалеем, все-таки наступаем сейчас, и нечего предаваться неважному настроению! Да, к двадцать четвертой годовщине Красной Армии решения событий нет, как не было его и к Новому году, – по тем же, кстати, причинам… Значит, побьем немца немного позже!

– Побьем? Конечно! И крепко! Но время идет! И все мы болеем душою. Что будет в Ленинграде весной, если до тех пор не прорвем блокаду?..

…Вот слушаешь такие разговоры, и в общем-то душа радуется, потому что – время за нас! Важно – думаем! Важно – спорим! Важно – все понимаем! А главное – твердо верим, что успех, полный, сокрушающий врага успех, будет! Ни один из воинов нашей армии для победы своей жизни не пожалеет!..

Пока пишу это – снаряды все рвутся и рвутся: доносятся звук выстрела, затем свист и удар разрыва, и так – третьи сутки подряд. Вчера, когда в одиннадцать вечера я возвращался один из Гороховца по лунной дороге, три снаряда легло совсем близко от меня. Осколки не задели лишь случайно.

Приехал вчера А. Сапаров, из редакции «На страже Родины», больной, и я его лечил, уступив ему свои нары, сам спал на столах. Нас, корреспондентов, в избе сейчас – пятеро. За эти дни я написал шесть корреспонденций.

Сейчас пойду в Гороховец. Оттуда поеду в Волхов. В личном плане – Волховская ГЭС, летчики-истребители, формирующийся корпус Гагена, редакция армейской газеты, а затем – в Ленинград!..

22 – 28 февраля 1942 г.

22 февраля. Вечер. Волхов 1-й (Званка)

Нас в «эмочке» было четверо. Мы ехали без задержек часа два с половиной по территории, еще так недавно очищенной от немцев, разоренной ими… Следы боев и немецкого хозяйничанья я наблюдал повсюду: изуродованные автомашины, тракторы, повозки, превращенные в жалкие железные скелеты, опрокинутые, торчащие из снежных сугробов вдоль широкой снежной дороги. Деревни без жителей, с разбитыми артиллерийским огнем полуразваленными домами, церкви – со снесенными куполами и колокольнями, ощерившими в розово-голубое небо острые ребра досок за зубцы разбитого камня.