Всего, по неполным данным, 5 октября было сожжено заживо 53 человека, расстреляно —13. Рысевых пятеро, в том числе детей двое, один трех лет, другой трех месяцев, Лукиных шестеро, в том числе детей трое, восемь Максимовых, семеро Тимофеевых, в том числе детей пятеро — Миша, Федя, Галя, Лида, пятое имя не вспомнили; трое Шумиловых и ребенок, Егорова Евгения Георгиевна и двое ее детей, учительница из деревни Донцо, фамилия ее забылась… Это из списка сожженных. Дальше расстрелянные: Федотовы Пелагея Михайловна и Евдокия Васильевна, 13-летний Борис Куприянов, жена мельника Мария Степановна…

— Кто остался, поселились после войны в Глумицах, там много сохранилось пустых изб. Так и получилось, что я тут один… — говорит Григорий Васильевич.

Списки погибших как незажившая рана. Время может притушить боль, но она снова и снова будет возвращаться в сердца детей, внуков, правнуков. Мемориал — вещественное воплощение неутихшей боли. Одна из стел напоминает о сожженных и расстрелянных. Вторая — о партизанах, сложивших головы неподалеку от Большого Заречья. Среди них были: первый секретарь Волосовского райкома партии В. Т. Кашерин, тогдашний председатель Волосовского райисполкома Н. В. Суворов, еще один секретарь райкома — В. А. Клюшин, народный судья О. И. Конькова. Один из героев партизанского движения, командир 12-й партизанской бригады А. А. Ингинен знал их лично и хорошо помнит.

— В апреле 42-го по их следам много дней неотступно шли каратели, — рассказывает Александр Адольфович. — Партизаны было оторвались от карателей, но в деревне Черное их выдал староста. — К счастью, немецкий офицер был пьян, орал, солдаты галдели, партизаны услышали шум и успели скрыться. Целую ночь, оборванные, голодные, шли по болотам к Большому Заречью. Там их обогрели, собрали для них продукты, одежду. Они пошли дальше, но каратели снова стали настигать их. В одном из хуторов, километрах в шести от деревни, им пришлось занять круговую оборону. Отбивались до последнего. Живым фашисты взяли только израненного Ивана Николаевича Пантина, секретаря райотдела НКВД. Пытали его, издевались над ним, но он ничего не сказал…

От Волосовского партизанского отряда осталось человек десять — группа Ингинена, скомплектованная из лучших лыжников, она выполняла другое задание. В те дни фашисты кидались по каждому лыжному следу, выезжали на каждый выстрел, жгли дальние хутора и деревни. Хотели разом положить конец партизанскому движению. Уцелевшие партизанские группы уходили от преследователей, неся большие потери. Но не сдавались. Нападали сами, расклеивали листовки по деревням, вели разведку, снова и снова собирали силы, комплектовали новые отряды.

— Еще в 1942 году повсюду стали создаваться по решению Ленинградского обкома подпольные межрайонные партийные центры. В 1943 году только в северо-западных районах Ленинградской области партизаны освободили свыше 400 населенных пунктов. Фашисты уже чувствовали, что им не удержаться на чужой земле, и готовились к тому, чтобы оставить после себя пустыню, увести за собой все население. Приказ о массовой эвакуации они издали 21 сентября 1943 года. Было объявлено: уклоняющиеся от выезда будут рассматриваться как партизанские пособники.

— Народ повалил к партизанам. Мирное население переполнило партизанские лагеря. Часть населенных пунктов мы взяли под вооруженную охрану и не допускали туда фашистские эвакуационные команды. На Большое Заречье сил у нас не хватило, деревня была расположена слишком близко к крупным немецким гарнизонам. Но жители все-таки пытались спастись, никто не хотел в неволю. Тогда и разыгралась трагедия. Не только в Большом Заречье. Горели десятки деревень…

Оценив сложившуюся обстановку, 24 сентября 1943 года Ленинградский обком партии обратился к населению оккупированных районов с призывом:

— Поднимайтесь все на беспощадную истребительную войну против немецких оккупантов!

По данным на 1 января 1943 года, в партизанских отрядах насчитывалось около 3 тысяч человек, 1 ноября партизан было уже свыше 14 тысяч, в декабре — 35 тысяч. В течение года ленинградские партизаны истребили без малого 36 тысяч гитлеровцев, разгромили 94 вражеских гарнизона, взорвали 447 мостов, вывели из строя свыше 600 километров линий связи…

Это были уже не отдельные диверсии, налеты, рейды. Это было массовое всенародное восстание.

По заснеженным, затемненным московским улицам быстро катит машина, сухой колючий снежок слепит ветровое стекло. Она подъезжает к Кремлю. В машине генерал И. И. Федюнинский.

Почему его так срочно отозвали с Белорусского фронта, Иван Иванович начал догадываться только в тот момент, когда его пригласили в кабинет И. В. Сталина: там были А. А. Жданов, заместитель начальника Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов, командующий Ленинградским фронтом Л. А. Говоров. Сталин поздоровался с Федюнинским за руку:

— Здравствуйте, товарищ Федюнинский!

— Здравствуйте, товарищ Сталин!

Сталин внимательно смотрит на него. Спрашивает:

— Охотно ли вы поедете в Ленинград? Не жаль будет расставаться с Белорусским фронтом?

Федюнинский не успевает ответить. В разговор вступает Жданов:

— Мы считаем генерала Федюнинского ленинградцем. Так ведь, Иван Иванович? И мысли не допускаем, чтобы он отказался вернуться на Ленинградский фронт.

— Ленинград мне очень дорог, — у Федюнинского вырывается это само собой. — С ним в моей жизни связано многое.

На лицо Федюнинского набегает тень; трудные это воспоминания. Командующий 42-й армией в сентябрьские дни 41-го, когда судьба Ленинграда решалась на Пулковских высотах, потом некоторое время командующий Ленинградским фронтом, в тяжелых ноябрьских боях под Волховом командующий 54-й армией; фашистов тогда остановили перед самым Волховом, не позволив им выйти к восточному берегу Шлиссельбургской губы, а потом и разгромили всю действовавшую там группировку «Бекман». Наконец, в дни прорыва блокады в январе 43-го — заместитель командующего Волховским фронтом…

Сталин поворачивается к Говорову:

— Какой армией поручено командовать товарищу Федюнинскому?

— 2-й ударной, она генералу Федюнинскому знакома по прорыву блокады.

— Сколько в составе армии стрелковых корпусов и танковых бригад? — поинтересовался затем Сталин.

Выслушав Говорова, помолчал. Потом проговорил:

— Армию следовало бы усилить еще одним стрелковым корпусом и танками…

И. И. Федюнинский сдерживает облегченный вздох, он и сам успел подумать, что силенок у него будет, пожалуй, маловато, фашисты столько там всего понастроили за два с лишним года и цепляться, конечно, будут за каждую высотку и каждый опорный пункт.

По приглашению Сталина все садятся за стол. Докладывает Говоров. С первых слов Федюнинскому становится ясно, что речь идёт о полном разгроме фашистов под Ленинградом. В январе 1944 года предстоит масштабная стратегического характера операция, к ее проведению привлекаются силы трех фронтов — Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского… Сокрушить предполагается все северное крыло фашистского восточного фронта.

Говоров предельно краток, нетороплив:

— Успех операции требует быстрых темпов, с тем чтобы не позволить противнику остановить наступательные действия на многочисленных, заблаговременно подготовленных противником рубежах, Вплоть до реки Нарвы и Псковского укрепленного района…

Ни конспекта, ни каких-либо записок у Говорова в руках нет, десятки цифр он называет по памяти. Только группировки Ленинградского и Волховского фронтов, противостоящие 18-й немецкой армии, насчитывают свыше 700 тысяч солдат и офицеров, свыше 12 тысяч орудий и минометов, свыше 1100 танков и самоходно-артиллерийских установок. Таким образом, они превосходят противника по численности личного состава больше, чем в два раза, по артиллерии — более чем в три раза, по танкам и самоходным артиллерийским установкам (САУ) — в шесть раз.

Сталин время от времени задавал вопросы, уточняй, где и какие сосредотачиваются силы я средства, куда и какими путями, в какие сроки подвозятся, перебрасываются войска, боевая техника, оружие, боеприпасы. Еще раз с видимой озабоченностью напомнил: