Возвращался Усман в аул, когда звезды сияли над горами и громко трещали цикады. Он украдкой пробирался в дом. С каменной крыши он спускался на веранду, на цыпочках шел мимо спящего отца. Из комнаты матери доносилось сонное кряхтенье.

— Это ты, Усман?

— Я, ма, — говорил шепотом Усман и нашаривал в кухне кастрюлю с холодным хинкалом — чесночным супом с клецками. Наспех ел, снова проходил мимо спящего отца, нырял на деревянный тах, укрывался овчиной и засыпал.

Бывало и так, что Усман не приходил ночевать домой по нескольку дней подряд. Он жил, как цыган, повсюду чувствуя себя дома. Весь аул, и горы вокруг, и колхозные фермы, и школьная станция — это были его, Усмана, владения. Сады давали ему пищу, река — воду, в стогах на ферме он находил ночлег. А с ребятами он всегда найдет себе дело. Просто Усман был такой, что не мог оставаться без дела.

В августе приехал в гости брат Габиб. Он рассказывал о море, о телевизорах и спутниках, и рассказы его звучали как сказки. Старый Ахмед, который не ездил дальше соседних аулов и самым большим городом на свете считал Буйнакск, цокал языком и недоверчиво качал головой. Он верил в аллаха, а спутники и телевизоры не укладывались в его веру. Он слушал сына, как дети слушают сказки. Даже дети знают, что так не бывает.

Усман уже больше года не видел Габиба. С другими братьями он мало дружил — те были много старше его и уехали из аула, когда Усман был совсем малышом, а Габиб был старше на каких-то пять лет, почти ровня, еще недавно они вместе ходили в школу, лазили в сады и не расставались, как самые добрые юлдаши[5]. От рассказов Габиба у мальчика кружилась голова, и давняя мечта его — уехать в город и начать самостоятельную, взрослую жизнь — просто не давала покоя.

Мать теперь каждый день готовила вкусные обеды. Отец ставил на стол бутыль чагира, и Габиб, вытирая губы после баранины, пил вино. Усман то и дело заглядывал в кружку брата, доливая ему, а заодно и себе. И мать не ругалась. Такой случай — сыновья приезжали не часто.

Потом они вместе, Габиб и Усман, слегка охмелев, бродили по аулу, и встречные вежливо здоровались с ними:

— Идешь, Габиб?

— Иду, Курбан. А ты сидишь?

— Сижу, Габиб.

Так здоровались в ауле.

— Послушай, Габиб, я должен тебе что-то показать, — таинственно сказал Усман.

— Что же?

— Нет, я не скажу. Ты потерпи немножко.

И они пошли к ущелью, над которым висела труба, а внизу, ворочая камни, грохотала Койсу.

— Ты видишь, там кустик растет на трубе? — спросил Усман.

— Ну, вижу. А дальше что?

— Видишь? А теперь стань вот сюда и смотри.

Странные эти взрослые! Даже Габиб, который был старше Усмана на каких-то пять лет, считал своей обязанностью поучать его и наставлять. И не только наставлять. Он схватил Усмана, когда тот еще не успел ступить на трубу, и стукнул по шее.

— Я покажу тебе фокусы! — ругался Габиб. — Некому тебя учить, голова ослиная! Совсем тут без меня разболтался! Думаешь, я не знаю о твоих номерах?

Впрочем, когда братья пошли в школу (Габиб хотел поговорить с учителями об Усмане, узнать, как он учится), они помирились.

В школе очень обрадовались Габибу. Старый учитель Мухтаров хлопал Габиба по плечу и вспоминал его детские проделки. Молодой директор Ханов показывал кабинеты с чучелами орлов и шакалов, угощал в саду яблоками и очень сожалел, что не может показать ему школьную станцию: до нее было не близко, к тому же уехал Омар Герейханов, захватив с собою ключи.

— Ха! Мы ему сами покажем, — заявил Усман, впрочем, так, чтобы никто не услышал. — Подумаешь, без Омара нельзя обойтись!

Потом Габиб вертел на школьном турнике «солнце», и ребята завистливо смотрели на Усмана: не у каждого были братья, которые умеют вертеть «солнце»! Усман при этом хвастал, что у Габиба первый разряд по борьбе, а на областной спартакиаде он занял второе место.

— Не первый разряд, а второй, — поправил Габиб. — А во-вторых, на спартакиаде я занял пятое место. И это тоже неплохо. Там были борцы дай бог!

— Ну, а как твой брат Абдулла, все еще играет в футбол? — спросили его.

— Откуда у него время на это? Даже судить ему некогда, хотя имеет первую судейскую категорию. А жаль, ведь он был лучшим центром нападения в команде.

— Очень приятно, что наш аул дал столько знаменитых чемпионов, — сказал молодой директор Ханов и тут же предложил Габибу остаться в школе преподавателем физкультуры, чтобы готовить достойную смену братьям Ахмедовым.

— Ну какие мы чемпионы, — смутился Габиб. — Прямо неудобно слушать такие слова. А учить ребят мне еще рано. Мне самому учиться надо. А потом я пойду служить во флот. Мне хотелось бы побывать в Антарктике.

В общем, это был скромный парень, не чета Усману. Тут же, на школьной площадке, Габиб показывал желающим борцовские приемы. Ребята подходили по очереди, и он всех, одного за другим, бросал на опилковый мат. Ну, и после этого, что же удивительного, что Габиб так и не вспомнил о цели своего прихода в школу! Как учится Усман, как ведет себя, какие наклонности у него (Габиб уже подумывал о будущей профессии брата) — об этом он так и не спросил.

Весь день братья ходили по аулу. Их зазывали в дома, угощали. Взрослые парни стояли у пруда и вели неторопливые разговоры. Девушки проходили будто сквозь строй и быстро оглядывали Габиба.

— Ты что, не узнала меня, Гамар?

И в самом деле трудно было узнать Габиба. Уехал из аула тощим пареньком, а сейчас богатырь, почти мужчина. Гамар, девятиклассница, которую Габиб раньше никогда не замечал, покраснела и убежала.

Когда пришло время ужинать, Габиб куда-то исчез.

— Ты не видел его? — спросила мать Усмана. — Иди поищи: я приготовила плов.

— Что же, он не может ходить куда хочет? — обиделся Усман. — А может, у него свидание?

— Какие еще там свидания! — рассмеялась Рукият.

— Такие! — рассердился Усман. — Никуда я не пойду.

— Поговори еще у меня! — прикрикнула мать. — Кому я сказала — пойди и поищи?!

Хорошо, он пойдет и поищет Габиба. Но жить он так больше не может. Усман обошел весь аул, ругаясь про себя, но брата нигде не встретил. Он решил уйти на станцию и там отоспаться — выслушивать наставления, а потом слоняться в поисках брата, который гуляет, наверно, с Гамар где-то в горах, — нет уж, пускай его самого поищут…

Путь на станцию лежал мимо ущелья. Усман шел, сбивая камешки палкой и прислушиваясь, как они падают вниз, в Койсу.

Проходя мимо трубы, он остановился и не поверил глазам: кто-то барахтался над пропастью. Проползет немного, помогая себе руками, посмотрит вниз и снова ползет.

Усман сразу догадался: Габиб. Что же теперь делать? Кричать на Габиба, по шее ударить? Попробуй свяжись с ним, так огреет, что взвоешь! Жаль, что Усман младший в семье, все учат его, а он, Усман, никого не может наставлять. Он напряженно следил за Габибом, пока тот, так и не добравшись до середины, пополз обратно.

Хорошо, Усман сделает вид, что ничего не знает, ничего не заметил. Зато он скажет ему: «А я знаю про тебя такое! Если возьмешь меня в город, тогда никому не скажу». Он понимал, что вряд ли это поможет, но все же тайну решил держать про запас: авось пригодится.

— Где ты пропадал, Габиб? — спросил Усман, выйдя навстречу брату возле самого аула. — Тебя мать ужинать ждет. Хе, она решила, что ты с кем-то на свидание пошел…

— Что ты! — смутился Габиб. — Меня тут заинтересовала система водоснабжения. Интересно, когда это успели провести трубы? Слушай, завтра пойдем с тобой на насосную станцию…

Усман торжествовал: захоти он только, он тут же посадил бы его в лужу со всеми его увертками!

— Ладно, — согласился он. — Только еще мы с тобой пойдем играть в фуникулер. Ты пойдешь с нами, а? Я тебя буду катать без билета сколько захочешь. Только обязательно приходи, ладно?

— А он меня выдержит, твой фуникулер?

— Еще бы — двоих, как ты! Сами делали!