Однако эта призрачная свобода однажды сыграла с ним злую шутку. Мишка влюбился! Да только сам себе ни за что не хотел в этом признаваться. Ну и как признаться семнадцатилетнему парню, что втюрился в соплячку, за которой присматривал, когда она еще под стол пешком ходила! Которая, пока он лазил по компу и рубился в Counter-Strike [2], ухитрялась залезть в мамины туфли, что были ей катастрофически велики, и намазать лицо косметикой, наподобие клоуна. Как признаться, что твое тело весьма откровенно реагирует на рано оформившуюся фигуру двенадцатилетней девчонки? Как признаться, что хочется надавать по шее пацанам, которые, как мухи, вьются около нее? И как, наконец, признаться себе, что хочется сбросить с себя всю эту маскировку и появиться, так сказать, в полной красе, сразив ее наповал, чтобы не видеть, как она морщит нос от его парфюма и кривится от его одежды? Но так как извращенцем он не был, то просто постарался выкинуть эти мысли из головы, ну или хотя бы сделать вид, что смог их выкинуть. И тут очень кстати подошло время идти в армию. Надо сказать, что Мишка был человеком весьма предприимчивым и, хотя родители выделяли ему неплохие карманные деньги, понимал, что вечно сидеть на их шее не сможет, но и идти в институт, еще продлевая это время, не хотел — родители и так вкалывали до упаду, чтобы обеспечить любимое чадо всем необходимым. И вот Мишка, зная, как трудно найти и купить хорошую рэперскую экипировку, начал потихоньку наводить мосты, выясняя, где что можно достать. На лето он подыскивал себе работу и в отличие от друзей не тратил до копейки все заработанное, а откладывал на пополняемый счет, открытый его родителями, к армии там скопилась пусть и не жутко большая, но приличная сумма, тем более что туда же ушли и денежные подарки многочисленной родни. Так что, уходя в армию, Мишка оставлял за собой некоторые связи и небольшой капиталец, в надежде, что сможет найти ему хорошее применение.

Вернувшись из армии, он не стал просиживать дома штаны, а устроился работать в магазинчик, торгующий, помимо всего прочего, и рэперскими аксессуарами, потихоньку вникая в дело и восстанавливая или налаживая новые связи, а на досуге учась на курсах бухгалтерского учета. А когда за пару кварталов от места его работы сдавали в аренду небольшое пустующее помещение, бывшее когда-то чем-то вроде ветаптеки, он снял его и потихоньку начал строить свое дело. Во-первых, его же друзья, любители граффити, расписали стены как внутри, так и снаружи, и единственное, что потребовали, — баллончики с краской, пиво и музыку, что Мишка им в полной мере и обеспечил. Потом он задумался над названием, и тут его мозг выдал что-то странное. Услышав как-то у «Aztecs»[3] их «Мясо»[4] он решил так и назвать свой магазин, в котором дисс[5] и батлл[6] звучали чаще, чем простой РЭП. А теперь представьте удивление некоторых дам в возрасте, решивших прикупить полуфабрикатов на ужин, а вместо этого обнаруживших ряды с толстовками, майками, футболками, широкими штанами, кепками, тимберлендами[7] и цепями, да плюс орущий на пределе терпимости полунецензурный РЭП. Этим посетительницам уже не надо было ничего объяснять, после такого шока на ужин у их семей был разве что пустой чай. Но Мишку это мало волновало. Качественный товар и немалый на него спрос, да еще и быстро распространившиеся, в первую очередь благодаря друзьям, слухи сделали свое дело. Мишкин бизнес рос как на дрожжах, а конкуренты, погнавшиеся за дешевкой, быстро уползали подальше. Но Мишка был не из тех, кто, чуть получив прибыль, в приступе эйфории кидается покупать всякую ерунду, — часть все так же оседала на счету, а остальное шло на усовершенствование магазина. Единственное, на что он соблазнился, — это мотоцикл, да и то потому, что как-то надо было добираться до работы, и квартира — потому, что монахом он не был, а таскать женщин к родителям не хотел. Правда пришлось внести некоторые коррективы и во внешность. Отпугивать потенциальных клиентов не входило в его планы и поэтому, придя в свой кабинет, он принимал душ в небольшой ванной, оборудованной там, и забирал уже чистые, без следов мусса волосы в хвост, а толстовку заменяла обтягивающая его мускулистый торс футболка. Эти изменения во внешности не остались незамеченными, и теперь в магазине постоянно толклись несколько желающих закадрить «Бандероса». Именно так его назвал приятель, увидев как-то сразу после смены образа. И теперь его иначе никто и не называл. Мишка и не думал обижаться, потому что фраза «Это всегда можно найти у Бандероса» была ходовой среди местных рэперов, озабоченных собственным имиджем, неизменно принося прибыль его магазину. Даже соблазнительницы пытались хоть что-то купить, лишь бы не видеть ехидные ухмылки продавцов — пары шумных, но сведущих в делах парней. Ну, это о бизнесе, а теперь вернемся к той соплячке, что не давала ему покоя до армии и чуть не свела с ума по возвращении оттуда.

Вернувшись через два года со службы, он столкнулся у подъезда с девушкой, и от взгляда на нее его прошиб холодный пот. В ней он с трудом узнал ту, мысли о которой так усердно гнал из головы. Но теперь, в пятнадцать, она уже не выглядела неоперившимся цыпленком (хотя она им и в двенадцать не смотрелась): стройная фигура, довольно большая для ее возраста грудь, пышные волосы и веселая улыбка. Девушка, даже не взглянув на него, промчалась мимо, к стоящей у подъезда девчонке, одетой в какой-то балахон, оставив Мишку стоять с открытым ртом и эрекцией. Но Мишка был человеком упертым, и все равно старался избегать общения с ней, считая ее слишком молоденькой, и только вернулся к своему прежнему стилю одежды, постоянно приглядывая за ней, но оставаясь вне поля ее внимания. Время шло, Мишка занимался бизнесом, а Ленка росла, становясь для него все притягательнее, и с каждым прошедшим годом возрастное препятствие таяло. И вот у нее наступил выпускной, вид ее, наряженной в красивое платье, с шикарной прической на голове, отнюдь не добавил покоя в томящуюся душу. Только то, что у нее вроде бы не было постоянного парня, а так, кучка льстецов, немного тешили его самолюбие и давали надежду, что еще через годик она уж совсем не покажется ему малолеткой. Мать и та заметила его внимание к Ленке, и так как знала ее всю жизнь, вполне одобряла выбор сына, удивляясь, чего тот медлит и считая, что разница у них вполне нормальная, только сын забил мозги какой-то чушней.

На утро после выпускного он пораньше собрался поехать по делам и вдруг увидел Ленку, возвращающуюся домой с взъерошенной прической и в помятом платье. Понимая, с одной стороны, что это не его дело, он, однако, заволновался и решил отложить поездку на пару дней, благо сроки позволяли. Потом он ни разу не пожалел, что сделал это. Как же ему хотелось надрать Ленке задницу за то, что отдала себя придурку, который не только не оценил дара, но и своими погаными словами превратил нормальную веселую девчонку в отъявленную стерву и, что уж греха таить, почти потаскуху. Нет, он по большому счету ее не осуждал, сам не святой, но где-то глубоко внутри скучал по той веселушке. Но сильно облегчило его душу то, как он расправился с тем чмошником, счастье, что совсем не пришиб. У Мишки долго заживали сбитые костяшки на кулаках.

Ленке он про это не сказал, но видел, как она обрадовалась новости, и еще заметил капельку грусти и сожаления — значит, не все хорошее было в ней потеряно. Он издалека следил за Ленкиными похождениями, не вмешиваясь, лишь изредка пересчитывая ребра тем, кто, проведя с Ленкой ночь, за ее спиной говорил о ней гадости.

Так бы все и шло, и Мишка не предпринял бы никаких шагов еще и потому, что под его «камуфляжем» Ленка не видела в нем человека, достойного внимания, если бы не случай с Зойкой и последующий Ленкин план, о котором его мама не замедлила известить сына, зная, что он не так прост, как кажется. И она была права. Вскоре жаркие Ленкины взгляды, которых, как она думала, он не замечал, стали обычным делом. Он обратил внимание, что Ленка сама ждет их совместных вечеров и то спокойных бесед, то жарких споров. Что он интересует ее как мужчина, но она пытается сдерживать себя, в чем он и не собирался ее поощрять. Он тысячу раз поблагодарил свои широкие штаны и любовь к плавкам, а не боксерам, иначе его эрекцию было бы видно за версту. Холодный душ стал его верным спутником, но сыграл скорее закаливающую, чем успокаивающую роль. Ведь Мишка, который вел до этого довольно активную сексуальную жизнь, свел ее практически к нулю, считая несправедливым заниматься сексом, когда по сути, по его «вине» Ленка вела полумонашеское существование. И вот, сидя на стуле и чувствуя ее пальчики в своих волосах, он откровенно наслаждался, обдумывая между делом свои дальнейшие действия. Кое-какие планы у него были, но вот как завершить эту интригу, он пока не знал.