— С чего ты взяла, что будет монорельс? — тихо, чтобы не слышал клоун, спросил Голлюбика.

— А как же без монорельса? — удивилась та. — Ну, может быть, там будут парные рельсы, как в метро. Но вряд ли. Неужели ты думаешь, что хозяева центра…

— Ладно, увидим, — оборвал ее Голлюбика. И громко обратился к билетеру, который, запасшись воздухом, так и не выпустил его назад: — Мы послушаем лекцию. Только, пожалуйста, покороче.

Клоун просиял. Путешественники расселись полукругом и приготовились слушать. Из клоуна хлынуло:

— Вам, конечно, известно, что такое пещеры и как они образуются. Чаще всего они возникают благодаря выщелачиванию или размыву известняков. Но иногда это случается с гипсом, доломитами и другими легкорастворимыми породами. А есть еще, — тут клоун округлил глаза и поведал слушателям нечто вообще, по его мнению, захватывающее, — кое-где… если повезет наткнуться… ледяные и соляные пещеры. В пещерах чего только нет! Чего стоят хотя бы русловые процессы, динамика водных потоков и пещерного оледенения… Я уже не говорю об изменении параметров влажности. Вы можете себе вообразить — как это прекрасно и тонко: хемогенные породы, их растворение и волшебное возрождение. Не менее удивительны минералообразование и осадконакопление. Если присмотреться, в пещерах можно приметить и много других любопытных вещей: например, испарение и конденсацию водного пара, очаги многолетней и даже сезонной мерзлоты, сублимацию льда — или его возгонку? не берусь уточнить, потому что не специалист, но вовсе не исключаю, что и то, и другое… А как захватывают стихийные зрелища — сели, лавины, оползни, втекание наружных ледников!… Неописуемая красота, нечеловеческое творчество необходимости и случайности…

Наждак внимал этой речи, как заколдованный, да и Голлюбика заслушался. Вера же явно скучала и чертила прутиком мандаловидный знак, символ целостности и начала начал.

— Пещеры вполне устойчивы, не бойтесь, — клоун поднял палец и произнес это звонко и ласково. — Там, к сожалению, мало что растет, очень бедная микрофлора. На беду, пещеры не до конца изолированы от поверхности. Есть множество трещин, которые так и рассекают, так и пронзают податливый карстовый массив; есть много каналов, ходов… Поэтому, по мировому закону подобия, и здесь внизу оказывается то же, что наверху. В эти трещины попадает всякая дрянь. Люди, беспечно калечащие лицо планеты, горазды на всякие пакости. Они, вообразите, пасут скотину на альпийских лугах и загрязняют разломы… Все эти нечистоты стекают вниз. Они рубят лес, народное достояние; они пашут и жнут, откачивают воду из скважин, строят плотины, не щадя даже внешних водотоков, роют карьеры… безжалостно нарушая внутреннюю среду прекрасных, великолепных, незабываемых пещер.

Наждак, разгневанный, покачал головой. Рука Ярослава легла ему на плечо:

— Ничего, — шепнул Голлюбика. — Даст Бог, вернемся — тогда и посмотрим. Будем разбираться…

— Что такое — «карстовый»? — скучающим и ленивым голосом спросила Вера.

Клоун поклонился:

— Вы правильно ставите вопрос. Я забываю, что вы новички, и сыплю специальными терминами. Не приходилось ли вам путешествовать по Югославии?

Вера Светова вздрогнула, да и мужчины напряглись. Еще бы не приходилось! Об этом путешествии у тройки отважных сохранились самые мрачные и болезненные воспоминания. Их скрашивало лишь то обстоятельство, что принимающая сторона тоже надолго запомнила их приезд.

— Нет, — сказала Вера.

— Там, в Югославии, — клоун невинно похлопал долгими ресницами, слипшимися от туши, — есть одно горное плато, называется Крас. Слово «карст» происходит именно от него. Карст это все, что происходит с мягкими известковыми породами, когда их размывает вода. Ну, вы догадываетесь, — спохватился клоун, — что речь идет не только об известковых породах. То же касается пород карбонатных и некарбонатных…

— Это одно и то же, — заметил Ярослав Голлюбика.

— Да? — смешался клоун. — Вы полагаете?…

Путешественники переглянулись.

— Валяйте дальше, — сдержанно попросил Ярослав.

— А на чем я остановился? Да, на породах… В них, в мягоньких, — клоуна почему-то свело сладкой судорогой, — образуются наземные навесы и ниши. Еще образуются кое-какие подземные структуры: новые пещеры, гроты, колодцы. И знаете, что любопытно? Вам никогда не догадаться. Оказывается, что карстовые явления часты в местах, где много трещин и пор. В таких условиях поддерживается постоянный водообмен! — клоун победно рассмеялся и даже топнул ногой. — Вода! вода притекает и оттекает. Она все время свежая. До миллиона литров, между прочим! Но, разумеется, только в подземных полостях. Не забывайте об этом никогда, потому что в этом — премудрая красота и гармония…

— Мы не забудем, — эхом отозвался Наждак. От воспринятых научных сведений он будто помолодел.

Клоун, все больше обживаясь в новенькой оболочке, учтиво шаркнул ботинком и поблагодарил Наждака троекратным поклоном — по количеству слушателей. Голлюбика расслабился и даже позволил себе снять темные очки; светофорова выдернула блузку из-под черного пояса, собрала ее в гармошку и подставила солнцу голую спину, не упуская случая позагорать.

— Долго еще? — спросил Голлюбика.

— Очень! — с чувством закивал клоун. — Ведь я еще ни слова не сказал о высокоэнергетических пещерах. Известно ли вам, что их постоянно заливает? Один раз в год, как поется в песне, цветут сады, а высокоэнергетическую пещеру один раз в год затопляет. Но меженный сток значителен и хорош, — стиль клоуна сбился на высокопарный слог механического перевода, в каком исполнены китайские инструкции и аннотации. — Это замечательно. Русловые отложения сортированы хорошо и восхитительно, да только разве, по рассуждению предвечного замысла, хрупки они, недолговечны размером и формами, — теперь в манере повествования появилось что-то, напомнившее слушателям не то проповедь, не то уральский сказ. — Редки натеки, потоками пробуравленные, — напевно изрек клоун. — Мусор в таких пещерах не задерживается, — сказал он вдруг сухо.

— Что-то они напортачили, — шепнула Вера Светова Ярославу. — Послушай, как его плющит.

— Спешили, — согласился тот. — Вылитый кот ученый. Сколько же он думает нас развлекать?

— Еще чуть-чуть, — клоун, каким-то чудом расслышал этот бесстыдный вопрос, поджал накрашенные губы. — Я заканчиваю. Придется скомкать финал.

Голлюбика покраснел. Светофорова беззаботно провела по земле рукой в поисках травинки, чтобы сорвать и кусать. Лектор презрительно фыркнул и нехотя объявил:

— Чтобы вы знали: самые тихие пещеры — низкоэнергетические. В них ничего не происходит. Капнет вода, сорвется камешек — это уже ЧП. В таких пещерах приходится вести себя крайне аккуратно, потому что если нагадить там, что-нибудь поломать, то все пропало, обратно не восстановишь. Там все очень нежно и тонко. Я вообще не хотел бы, чтобы вы туда шли. Потому что даже ваше дыхание способно изменить температуру и влажность воздуха. Хорошо еще, что сегодня мало народу. От большой и шумной компании в полости будет беда. Ничего страшного, конечно, но рисунки первобытного человека могут здорово пострадать, да и кристаллам не поздоровится. Ну, что вам еще рассказать на прощание? Не ходите в тяжелые пещеры. Застрянете, не добравшись до дна, потеряете несколько суток. Узкие шкурники, глубокие колодцы… А где ваши вещи? — неожиданно встрепенулся клоун и ощетинился.

Ярослав Голлюбика тяжело встал.

— Какие вещи, любезный? Ваша лекция вполне профессиональна, но вы, признаюсь, зря потратили время. Какие шкурники, господь с вами? Мы отойдем шагов на двести-триста. Походим, полюбуемся, да и домой. Вот они, наши вещи, все здесь!

Он наподдал сумку, ракетки щелкнули.

Вера Светова закашлялась. В сумке у Ярослава не было ничего страшного, но бить ее не стоило.

— Вы кашляете? — сочувственно заметил клоун. — Не беспокойтесь, в пещере вы полностью поправитесь. В пещерах проходит даже бронхиальная астма. Да и ревматизм отступает, если вам повезет натолкнуться на золотоносную породу. В Германии, знаете ли, больных ревматизмом специально спускали в заброшенные копи — помогало! Но это было лет четыреста назад, рецепт забыт…