Комов сделал запрос в МУР с пометкой «срочно». Ответ пришел в тот же день.

Артюхов Михаил Сергеевич, кличка Прыня. Адрес проживания… Родители погибли в начале войны. Жил с бабушкой. Когда бабушка умерла, остался жить в том же доме с двумя неустановленными гражданами. В возрасте 14 лет выбил глаз девочке ручкой с пером. Врачи установили, что пациент подвержен неконтролируемой агрессии. Несколько раз привлекался за уличные драки с тяжелыми последствиями. Не исключено его сотрудничество с местными бандами.

«Надо брать и крутить до упора», – решил Комов.

Волошин дал добро на операцию без особых раздумий.

– Только не переусердствуй там. Знаю я тебя.

– Так это зависит от клиента. Если расколется сразу, так пальцем его не тронем, разве что чуть-чуть, а иначе… Ты знаешь нашего спеца в этой области. Начнет вырезать всякие органы, включая селезенку, так запоет как птичка, несмотря на всю упертость.

На разведку Комов отправил лейтенанта Жигова, опытного разведчика из его роты, которого он принял в свое подразделение. Все его сержанты в ГУББ стали лейтенантами. Жига убедился, что в искомом доме в настоящий момент проживает трое парней, а именно – Артюхов и, вероятно, двое его сообщников. Лейтенант прошелся по окрестностям, наметил варианты подхода-отхода и вечером того же дня доложил о результатах начальнику. Больше всего он акцентировал внимание на овражке, находящемся рядом с параллельной улицей, заросшем кустами и выходящем прямиком на трассу.

«Дом небольшой, но крепкий, кирпичный. Сзади участок с плодовыми деревьями и бревенчатой баней. Если бы мне нужно было смыться, то я прошел бы по огородам и через этот овражек, добрался до трассы, а там ищи-свищи», – сказал Жигов.

На операцию по захвату вместе с Комовым отправились восемь человек. Фургон оставили за квартал от нужного дома, а потом рассредоточились и пошли пешком, ориентируясь на заранее оговоренные места для организации засад. В дом пошли трое во главе с Комовым. Еще не успела закрыться калитка, как в задней части дома распахнулось окно, из него выпрыгнули двое и побежали по направлению к оврагу.

«Прав оказался Жигов, но там Фомин. Этот не упустит».

Один из бежавших приостановился возле бани и произвел два выстрела из пистолета. Один из офицеров схватился за плечо и осел на землю. Стрелок попытался свернуть за угол, но не успел, – Жигов, прикрывавший группу с фланга, мгновенно определил источник стрельбы и несколько раз пальнул в этом направлении.

«Жига не промахнется», – подумал Комов и не ошибся – возле бани подергивалось агонизирующее тело.

– Тут мы одного взяли, – послышался голос из распахнутого окна дома. – Забился под диван, как таракан. Сидит и только глаза пучит.

Прыня, обнажив ствол, миновал параллельную улицу, пробежал через проезд между соседними домами и устремился к оврагу. С кем связались, пацаны! В разведроте Комова Фомина называли языковедом. Мастер по захвату языков. Скольких он немцев пленил, один бог знает. Сам он не считал. Неожиданно для Прыни его запястье с пистолетом обхватила чья-то рука. Прыня машинально нажал на спусковой крючок, раздался выстрел, но пуля ушла в землю. Одновременно с этим он получил жесткий удар по загривку и потерял сознание. Отменный рукопашник Фомин умел бить, чтобы только оглушить противника, но не отправить на тот свет, что было проще. Но команда была брать живым, что он и сделал.

Двое сотрудников прихватили тело и потащили его к дому с петушком.

Прыню опознал сообщник, отловленный внутри дома.

– У нас раненый, – сообщил Жигов.

Комов подошел к раненому офицеру, сидящему на земле, привалившись к яблоне. Сбоку на гимнастерке расплылось кровавое пятно. Офицер был в сознании.

– Как ты? – спросил Комов.

– Не смертельно, – ответил раненый, морщась от боли. – Плечо болит.

– Подгоните фургон к дому, – скомандовал Комов, – будем грузиться. Жигов, побудешь здесь пока что, присмотришь за пейзажем. За тобой заедут. И обязательно прошманай в доме.

Допрос Артюхова поручили следователю Слепцову. Комов хотел допросить сам, но Волошин сказал, что капитан пригоден только для экстренного потрошения, однако на допросе может присутствовать, если хочет. В качестве злого следователя. Слепцов числился мастером подобных процедур. Кого он только не допрашивал: убийц, маньяков, террористов и прочих преступников. Улыбчивый, глаза с прищуром, голос ровный с доверительными интонациями, – он, казалось, заползал в души подследственных, как змея заползает в темный подвал, и вытягивал из них признания с нужной ему информацией.

Закованный в наручники Прыня сидел на металлической, привинченной к полу табуретке и с унылой обреченностью исподлобья смотрел на следователя. Он раньше попадал в милицию, но тут что-то не то, что-то посерьезней.

– Вот наш сотрудник нашел у тебя в доме целую связку финских ножей, перетянутых резинкой от трусов. Качественные ножички, особенно если их втыкать в печень или в сердце. Ну, это ладно, это я так… Вот где ты их столько набрал?

Слепцов поправил бухгалтерские очки и весело улыбнулся. Он специально притуплял внимание подозреваемого, обвиняя его в мелких нарушениях, прежде чем предъявить главное обвинение.

– У немца одного, пленного, на жратву выменивал, – пояснил Прыня.

– А потом ими торговал. Или не только торговал? Ну, допустим, торговал. Оно понятно, голодное время… Но это же уголовная статья, торговля холодным оружием.

– Я не знал, что это запрещено, – прикинулся дурачком Артюхов.

– Да неужели! – Слепцов удивленно вздернул брови. – Тебе бы клоуном работать в цирке… Незнание закона не освобождает от ответственности. А пацанам зачем эти ножички раздавал? Вот такие…

Следователь вынул из ящика стола финку с наборной рукояткой. Прыня молчал и только хлопал глазами.

– Да ты не молчи, – Слепцов в очередной раз улыбнулся. – Все это неопровержимо доказано. Облегчи душу – тебе же лучше будет.

– Они мои кое-какие поручения выполняли, ну там, в магазин сбегать, отнести подарок кому-нибудь… – признался Прыня.

– Допустим. А не проще ли было им дать деньги на мороженое? Или ты их на постоянную работу пристроил, а на мороженое выдавал в качестве премии?

Артюхов молчал.

– Ладно, в признательных показаниях ты перечислишь всех пацанов, кому ножи выдал. Тут есть еще один вопросик… Охранника в сберкассе тоже ты прирезал?

Глаза у Слепцова внезапно налились стальным блеском. Это был удар ниже пояса.

– Это не я, это не я! – охрипшим голосом заверещал Прыня.

– А кто, если не ты? Только на рукоятке твои пальчики отпечатаны.

Слепцов откровенно лгал – на рукоятке ножа вообще не нашли отпечатков.

Артюхов молчал.

Внезапно Комов вскочил и врезал Прыне ногой в голову. Тот слетел с табуретки, а Комов надавил лежащему сапогом на лицо.

– Колись, сука! Мы здесь не в угадайку играем.

– Ну зачем же так резко, товарищ капитан, – следователь всплеснул руками. – Он и так все расскажет. Давай вставай, Артюхов, и рассказывай, как ты охранника заколол. Не серди товарища капитана – он очень нервный. Вставай, присаживайся и рассказывай.

– Это правда не я! – закричал Прыня.

– А кто? Ты ведь тоже там был, – утвердительно проговорил Слепцов.

Артюхов молчал.

Комов вскочил и затряс Прыню за грудки.

– Колись! Иначе мы тебя распнем, как Иисуса, и будем яйца отрезать, а будешь молчать, так и остальное отрежем. Запоешь птахой, а потом неожиданно умрешь от остановки сердца. Колись!

Комов кричал очень убедительно. Артюхов затрясся в истерике.

– Они меня убьют, они меня везде достанут!

– В Сухаревке не достанут, – спокойным голосом пояснил Слепцов.

– Это Шрам, я сам видел. – Прыня, слегка успокоился, осознав, что теперь ему яйца отрезать не будут. – Их там много. Но остальных я не знаю, я только со Шрамом контакт держал.

– А сам что там делал?

– Следил за окружающей обстановкой вместе с пацанами, – пояснил Артюхов и шмыгнул носом. Руки были заняты наручниками.