Забавно, я вышел к озеру. Чудеса. Магия. Я не запомнил пути. Я перенесся. У меня получается, я делаюсь сильнее. Озеро ждет. Нет, я не знаю ожиданий озера. Я опять сочиняю.

Вот оно, стынет. Не надо сочинять. Надо прислушаться. Что я слышу?

Похоже, оно говорит мне, что пора домой.

Точно? Кто это сказал — оно или я сам?

Плохо слышно. Надо подойти ближе. Надо просто войти и спросить у него.

Вода совсем как воздух, ничего не чувствую. Что ты сказало, повтори? Пора домой? Плохо, плохо слышу.

Смотри, я уже зашел по пояс. Повтори громче. Что? Пора домой?

Надо, чтобы вода коснулась ушей.

Это точно? Я правильно понял?

Пора домой.

Подземный переход не шел из памяти. Его стены были выложены белыми кафельными шашками. Сколько это в баллах и за что, белые шашечки? Плохо это для Тритона или удовлетворительно?

И на платформе тоже шашечки. Малый Букер, оттягивая свидание, увлекся и двигался по ней, как по шахматной доске: то конем, то робкой пешкой. Девять утра, он в метро, путь далек, жизнь прекрасна.

Ему было так себе, ничего. Никаких сантиментов. Диск получился покруче отцовского. Опыт приобретения памяти — это не шутка. Правда, еще нет личного опыта передачи. И отчаянно стыдно за робость и слезы тогда. За это он, естественно, получит по заслугам. Что ж, поделом. Зато сыну будет совсем легко. Он станет пуст и легок; он воспарит, как воздушный шарик, до самого орла. Пускай орел затягивает ремень и сверлит дырочку. Таким багажом не насытишься. Святая простота. Чем дальше, тем пуще святость. Коллективный архетип. Родовая память. Которая позволит. Смеясь, распрощаться со всяким обязующим естеством и беспомощным Богом.

Малый Букер ехал в «Бригантину» повидать своего сына, Мелкого Букера.

Июнь — октябрь 2001