— Все нормально?

— Да, но… — Ей все еще хотелось хоть что-нибудь рассказать.

Рука в перчатке взяла ее за кисть:

— Тогда иди за мной. Быстро.

Говорил он спокойно, но глаза выдавали спешку. Майя отбросила свои размышления и сразу пошла за ним вверх по трапу. Когда они приблизились к двери на палубу, она услышала, что дует сильный ветер.

— Будь начеку! — прокричал Голландец, толкая дверь.

Кричать ему пришлось. Завывания ветра были такими мощными, что иначе его просто не было слышно.

— Что происходит?

— Он повернул! Он меняет курс! — Поля шляпы хлопали его по лицу, так как ветер врывался в колодец лестницы.

Наконец он ее снял и швырнул на лестницу. Звездные глаза встретились с ее взглядом.

— Я слышал голоса. На этот раз другие. Не голоса погибших. Это голоса из твоего времени, из твоей страны. Это твой шанс!

Майя едва помнила, как была внизу, должно быть, больше времени, чем ей казалось.

— Мы уже останавливались в других периодах? Я долго спала?

— Ты почти не спала. — Голландец повел ее к поручню.

Она двигалась медленно, ветер кружился по палубе, как торнадо. Было очевидно, что моряк не мог ожидать такого, исходя из своего опыта.

— Не могу сказать почему, но он изменил курс! Он пропустил другие порты, пропустил их и все!

Совсем в них не останавливался? Майя заставила себя не слушать голоса. Она должна сосредоточиться на том, что он говорит.

— Но почему?

Он ухватился за поручень и подтянул ее. Показав ей, чтоб она держалась сама, он прокричал:

— Может быть, мы никогда не узнаем, да это и не имеет значения. Все, что сейчас надо помнить, это чтобы ты была готова. Возможно, уже слишком поздно!

— Но это же хороший знак?

Он покачал головой. Голос его наполнился таким ужасом, которого она еще не слыхала.

— Самый плохой знак, Майя де Фортунато. Раз мой приятель так спешит, то, боюсь, время подходит. Может, уже подошло! — Голландец горестно склонил голову. — Еще один мир собирается погибнуть!

Что-то огромное и темное внезапно пронзило пелену облаков прямо перед ними. Не гора, здание. Майя разглядывала его. Небоскреб. Точно. Джон-Хэнкок-билдинг. В тот момент, когда она все поняла, облака стали расходиться. Была ночь, но, как ни странно, видно, как днем. Под нею лежал весь мегаполис, даже озеро.

Они снова в Чикаго двадцатого века, но вдруг уже опоздали?

Головная боль. Август де Фортунато пытался убить их, наслав самого прародителя головной боли.

Гилбрин-Бродяга упал на одно колено, когда чудовищная сила попыталась сжать его мозг. Он подумал, что целью Фортунато должна быть значительно более сложной и губительной, чем просто страшная головная боль, но он и Таррика пока страдали только от нее. Конечно, если давление станет невыносимым, тогда это и будет тот подарок, который им послал отец Майи. Гилбрин был уже почти готов сдаться боли. Как прекрасно и заманчиво выглядел пол. Какой покой обещает потеря сознания.

Майя.

Мысленно Гилбрин увидел ее лицо. Образ был таким живым, как будто она оказалась здесь. Он не может сдаться предательской силе де Фортунато или того, кто стоит за ним, силе Сына Мрака. Это означает не только смерть Гилбрина, Майе он тоже не сможет помочь.

— Держись, парень. — Руки с железным захватом, ну разумеется, с железным — уцелевшая часть сознания все еще была в состоянии шутить, подняли Гилбрина с пола.

Сквозь слезы он различал бесстрастное лицо Фило. Аниматрон склонил голову набок. Гилбрин пытался сфокусировать взгляд на большом, глядящем в упор глазе. Ему стало легче.

Гилбрин схватил Фило за плечо и выдохнул:

— Сын Мрака! Сын Мрака тоже там, снаружи!

Механический человек ничего не ответил, но даже в таком состоянии потрясения Гилбрин почувствовал, что Фило напрягся. Разумеется, это невозможно, ведь подобное действие указывало бы на человеческие эмоции в этом создании, но разве не думал Гилбрин совсем недавно о человечности Фило?

«Потом разберемся! Сейчас главное — выжить!»

— Гилбрин! — Голос Таррики звучал издалека.

До него мили и мили.

— Они будут наступать, со всех сторон!

— Что ты предлагаешь, Хамман? Каждый возьмет на себя по стене? Вес равно многое останется без защиты. — Чем больше они говорили, тем быстрее к Гилбрину возвращалась способность к концентрации. К несчастью, на большее он все еще способен не был. С горечью думал он, какое слабое сопротивление сумеет оказать, когда Рошали хлынут в дом… а это случится, наверное, скоро.

— Нет! Если мы разделимся, нас схватят. Надо держаться вместе.

Гилбрин собирался уже возразить, что оставшись вместе, они попадутся в ловушку Рошалям в одной комнате, но Фило выбрал именно этот момент, чтобы бросить его на пол.

Черное щупальце пронеслось мимо них и ударилось в стену напротив. Фило прижал его к доскам пола и не давал подняться, а сам достал откуда-то прямо из воздуха свою саблю и разрубил страшный отросток. Хозяин щупальца с громким шипением быстро втянул обрубок. Остаток шлепнулся на пол и через секунду или две растворился без остатка.

— Предсказуемые ребята, правда, парень?

— Вот уж да! — пробормотал Гилбрин, пытаясь подняться. Во рту он чувствовал вкус пыли.

— Настырная публика. — Он заметил, что теперь ему думается легко. Атака на чувства кончилась. Август больше не пытался свести их с ума. Но Бродяга сомневался, что прекращение его усилий было хорошим знаком.

— Мастер Таррика. Он перестал.

Негр сидел у стены, растирая затылок.

— Надо попробовать перебраться отсюда. Соединив твою и мою силу, мы должны суметь.

Гилбрин смотрел в коридор у черного хода. Что-то там слишком темно, темнее, чем следует. Он видел разбитую дверь, куда вломился первый Рошаль, но никакого движения там не было.

«Но это не значит, что тварей там нет».

— Мне почему-то не кажется, что наш дорогой Август позволит нам так просто уйти. Не говоря уж о Сыне Мрака.

— Ты можешь придумать что-нибудь еще?

— Молиться, — слабо прошептал он. Разумеется, Хамман Таррика прав, как бы ни были ничтожны их шансы.

— Бандиты снова наступают, — сообщил Фило.

Гилбрин ничего не слышал и не чувствовал, и было ясно, что Таррика тоже растерялся. Тем не менее если аниматрон говорит, что Рошали наступают, то…

Черная маслянистая жидкость сочилась сквозь доски пола, быстро растекаясь по поверхности.

— Стул! — проревел Гилбрин, указывая на тот, что стоял в нескольких футах от второго Странника. Таррика среагировал моментально, прыгнув с пола на стул. Бродяга перекатился к дивану. Один только аниматрон остался на месте.

— Фило!

Жидкий деготь быстро сформировался в две массивные головы с громадными челюстями, которые сразу могли отхватить всю руку Гилбрина. Полосатые нечеловеческие глаза исходили отростками.

Попугай срубил голову чудища прежде, чем Рошаль смог сориентироваться. Тварь сдохла, а вещество ее тела утекло через щели в полу.

Однако второй Рошаль воспользовался этим временем и вырастил руки и ноги, в результате он приобрел форму какого-то тощего краба, пытающегося превратиться в человека.

«Кентавр, только вместо лошади краб», — подумал Гилбрин.

Тварь осторожно придвигалась к Фило. Если она сделает еще пару шагов, то непременно пойдет в атаку, а комната узкая.

— Гилбрин! Труба!

Гилбрин оглянулся. Из трубы лилась жидкость Рошалей; и вылилось, по его оценке, достаточно по крайней мере для двух инфернальных чудовищ. Интересно, скольких Сын Мрака может наслать на них? Без сомнения, больше, чем надо.

Вспомнив Рошаля в гостиничной комнате, Гилбрин задумался, защищены ли эти как-то от его энергии. Ответ можно получить только одним способом. Вздохнув, он осторожно отполз в дальний конец дивана — лучше оставить между собой и тварью хоть относительно безопасное расстояние, и сосредоточился.

— Время включить кондиционер, — пробормотал он. Его глаза уперлись в термостат.