Вселенная ожидала его слова.

Лев заставлял ее ждать.

— Взять на абордаж те корабли! — сказал примарх голосом столь властным, что его нельзя было спутать с человеческим.

— Какие именно, сир? — спросил Дариил.

— Все.

Аравейн потянулся к аккуратно подвешенной над головой грузовой сетке со связкой сухих листьев и коническими семенами. Когда он убрал руки, перчатки пахли другим миром, миром темным и злобным, миром, который не желал Аравейну и его роду ничего, кроме самой кровавой из смертей. Он закрыл глаза и вдохнул запах гибели, а вонь прометия и вой турбовентиляторных двигателей для вертикального взлета на мгновение исчезли. В месте, где оказался Аравейн, продолжала царить смертоносная и дикая величественность гористой Северной Чащи — дома легионера. Он открыл глаза, позволив сиренам пусковой палубы и шуму двигателя проскользнуть через его мысленный щит. Сделанный им простой амулет подпрыгивал и крутился на своем тросике, пока остальные бойцы отделения поднимались по посадочному трапу. Аравейн быстро сотворил в воздухе знак, и от изумрудных листьев пси-капюшона повеяло ледяными ветрами горы Сартана, которые начали обдувать его затылок. Затем легионер произнес молитву защиты от опасностей пустоты.

— Братья-рыцари! — рявкнул сержант отделения, взойдя на трап последним.

Его звали Кай, и это имя было выгравировано филигранью, чьи узоры изгибались на краях пластин доспеха. Смазанная маслом пласталь брони сверкала, будто темное зеркало. Хитроумная иерархия символов позволяла идентифицировать его как рыцаря Пятнадцатой роты Третьего ордена и командира тактического отделения «Мартлет». На нагруднике Кая был вытравлена эмблема Крыла Грозы, а рядом с обозначениями подразделения на правом наплечнике виднелись менее заметные субординантные знаки, расположенные в определенном порядке и нарочито сделанные сложными для восприятия. Они указывали на ранг Кая в параллельных эшелонах Гексаграмматона. Чем пристальнее Аравейн изучал доспех сержанта, тем больше он обнаруживал геральдических символов секретных орденов, еще более неясных, чем те, что украшали наплечник. Все они были заключены в узоры с мотивами листьев и венков.

Кай вытащил из ножен калибанский боевой клинок с крестовидной гардой.

— В преддверии битвы мы проявляем почтительность.

Сержант отделения повернул меч наконечником к настилу палубы десантно-штурмового корабля и опустился на одно колено. Доспех Кая заурчал, когда тот коснулся лбом эфеса оружия. Стоящие в проходе Темные Ангелы сделали то же самое, принеся клятвы на своих клинках и болтерах.

Женщина-смертная, которая уже закрепила слишком крупные для обычного человека фиксаторы, машинально потянулась к конфискованному пикт-аппарату, обычно лежащему в ее сумке-портфеле. Краем глаза Аравейн увидел ее нахмуренные от досады брови.

— За Льва и Калибан! — провозгласил Кай.

— За Льва и Калибан! — прозвучало в ответ.

Сержант поднялся на ноги с жужжанием сервоприводов в коленных сочленениях, а остальные воины отделения попятились к своим фиксирующим обвязкам.

Аравейн занял место напротив женщины. Савина. Так назвал ее Кай. Она одарила Аравейна мимолетной нервной улыбкой, но тот не обратил на это внимания. Сержант ударил кулаком по потолку и потянулся к верхнему ободу горжета, чтобы вручную щелкнуть воксом и послать сигнал готовности в кабину пилотов. Турбовентиляторные двигатели завизжали вдвое сильнее, а женщина начала бормотать собственную молитву, когда люк захлопнулся и отсек внутренности корабля от гвалта на пусковой палубе. Длинные усы Аравейна скрыли тонкую улыбку. Даже в разгар молитвы женщина тщательно подбирала светские формулировки, что изумило его внутреннего циника. То, что она вела себя так, даже будучи охваченной страхом перед грядущим, говорило о внутреннем мужестве, и это производило на Аравейна впечатление. Хоть женщина и носила бросающуюся в глаза повязку медике с бронежилетом для защиты, она явно входила в число летописцев, которые присоединились к экспедиционной флотилии в последующие за Пердитусом десятилетия. Темные Ангелы не были Шестнадцатым или Третьим, чье благосклонное отношение к новому указу, судя по всему, говорило о дурном тоне и бестактном желании, чтобы их достижения чествовали за пределами братства Астартес. Тем не менее это не останавливало горстку упорных и самоуверенных летописцев от попыток попасть в легион Льва.

Шарм Первого, как полагал Аравейн.

Он закрыл глаза, вытесняя из головы все внешние шумы и готовясь потратить минуты пустотного полета в медитации.

— Нормально ли, что боевое отделение легиона сопровождает один из библиариев?

Аравейн проскрежетал сквозь зубы, не открывая глаз:

— Нет.

— А что означает этот… амулет у вас на потолке?

Библиарий ничего не ответил, и женщина, к счастью для легионера, наконец умолкла. «Громовой ястреб», чей корпус формой походил на слиток, с креном оторвался от своего посадочного блока и, сделав полный поворот вокруг своей оси, полетел к дверям пусковой палубы. Женщина что-то забормотала, а десантно-штурмовой корабль вздрогнул и устремился вперед. Резкое ускорение почти не повлияло на настрой легионеров с их улучшенной физиологией, но летописец крепко вцепилась в фиксирующие ремни, словно боялась, что ее может выкинуть в космос.

— Зачем… Льву… допускать… пиктера… на… свой… корабль… а потом… лишать… его… пикт-аппарата?

— Кто знает?

В отличие от женщины-смертной, дрожь десантно-штурмового корабля практически не мешала работе голосовых связок Аравейна.

— Как… вы… думаете… что мы… там… найдем?

Тригейн, непосредственный подчиненный Кая, усмехнулся, когда остальные легионеры надели шлемы и в последний раз проверили оружие:

— Не знаю, как вы, братья, но я все еще надеюсь на орков.

Норлев развернулся и окатил коридор автоматическим огнем точно в тот момент, когда из-за угла выскочил корабельный охранник.

Хотя нет… За мгновение до того.

Флешетты со скрежетом прошили трубы под потолком, изрешетили солдатский бронежилет со шлемом и буквально разорвали на куски неприкрытые конечности. Человек сполз по стене грудой окровавленного мяса.

От встречной очереди Норлев нырнул за выдвижной пластальный щит — одно из нескольких средств защиты экипажа в случае перестрелки. И снова мужчина был готов поклясться, что порыв настиг его на полсекунды раньше, чем обнаружился второй охранник.

Он высунулся из-за укрытия и выстрелил, но пистолет капитально проигрывал в дальности вражескому тяжелому автомату и лишь высек из переборки россыпь искр. Но тут примерно в сотне метров дальше по коридору раздался грохот — сработали взрывпакеты, которые Норлев заложил в стенах. Миниатюрное, но яростное рукотворное солнце за отведенный ему миг пережгло идущие от реактора кабели питания, отчего по всей палубе, мигнув, погасли осветительные лампы.

Воспользовавшись растерянностью противника, мужчина выпрыгнул из-за щита, вскинул к груди автоматический дробовик из корабельного арсенала и зажал спусковой крючок. Выстрел гулко прогремел в тесноте прохода, а дульная вспышка в темноте ослепила не хуже фотонной гранаты. Охранника сбило с ног. Снова воцарился мрак, однако Норлев внезапно осознал, что может видеть — поверхности вокруг мерцали, будто очерченные звездным сиянием, — и удивился, что его это ничуть не удивило.

— Разберитесь со светом! — крикнул кто-то у него за спиной.

Норлев обернулся. На ближайшем перекрестке тьму рассекли три ярких луча от подствольных фонарей. Мощного телосложения солдат в громоздкой броне направил свой луч прямо ему в глаза.

— Он здесь, сэр! — рявкнул бугай, шагая к бунтовщику.

Понимая, что не успеет навести оружие, Норлев сам ринулся на врага.

Боец ударил первым — в лучах фонарей сверкнул наконечник штыка. Норлев отбил лезвие прочным стволом дробовика, а затем пнул противника в живот. Раздался треск, как если бы разбилась тарелка, и солдат отлетел на добрый метр, а мятежник отклонился назад, почти параллельно полу, уворачиваясь от засвистевших вокруг пуль. На помощь товарищу уже бежал второй громила. Норлев резко выпрямился. К нему устремилась шоковая булава, оставляя в воздухе озоновую дымку, и с громовым хлопком попала в плечо. Почти ничего не ощутив, он второй рукой схватил вояку за шею, сломал ее и дважды приложил уже испустившее дух тело о стену.