Может, стоит когда-нибудь переспать с Аланом? Тогда, чтобы попасть домой, ей придется лишь перейти через улицу. Но Иззи слишком нравился Алан. Она не могла просто лечь с ним в постель, а потом прервать всякие отношения, а продолжительной связи она явно не желала. Алан – ее друг. Если довести дело до постели, рано или поздно он уйдет из ее жизни, и тогда она потеряет лучшего друга, как когда-то потеряла Джона.

«Только не надо поддаваться сентиментальным воспоминаниям», – подумала Иззи и с привычной легкостью прогнала мысли о Джоне из головы.

К тому времени, когда Иззи добрела до дома, она так дрожала, что с трудом попала ключом в замочную скважину. Но всё же она справилась. Переступив порог квартиры, она увидела, что Кэти до сих пор сидит с книгой.

– Я думала, что замерзну насмерть, – еле выговорила Иззи, стуча зубами от холода.

– На плите есть горячий чай.

– Нет, – тряхнула головой Иззи. – Я от него буду всю ночь бегать в туалет. Осталось что-нибудь в той бутылке виски, которую принес Кристоф?

– Пойду посмотрю.

Кэти вышла на кухню, а Иззи сбросила с себя промерзшую куртку и ботинки и устроилась на подушках рядом с тем местом, где до этого сидела Кэти. Она отыскала там шерстяную шаль и накинула ее себе на плечи.

– Там оставалось всего по одному глотку, – сказала Кэти, возвратившись с двумя бокалами, содержащими янтарную жидкость. Иззи с благодарностью приняла бокал. Первый же глоток наполнил ее пищевод жидким огнем, а через несколько мгновений тепло разошлось по всему телу.

– Так-то лучше, – улыбнулась она, кутаясь в шаль.

– Ты сегодня поздно, – заметила Кэти.

– Я была на вечеринке, потом встретила одного парня...

Иззи пожала плечами и замолчала, сделав еще один глоток виски.

– В последнее время ты постоянно встречаешь множество парней, – продолжила Кэти. – Кажется, что любовники у тебя меняются каждую неделю, а иногда и чаще.

– Я и не подозревала, что ты ведешь счет.

– Это совсем не так, Иззи, – вздохнула Кэти. – Я немного беспокоюсь о тебе. Это на тебя не похоже.

Иззи широко улыбнулась.

– Я ставлю эксперименты в пьянстве и распущенности, – объявила она, маскируя растерянность под напускным весельем. – Хочу испробовать на себе беспорядочный образ жизни, присущий всем великим художникам.

– Ты всё еще тоскуешь по нему? – спросила Кэти.

Они обе прекрасно знали, о ком идет речь.

– Не могу представить, кого ты имеешь в виду, – ответила Иззи.

– Господи, я чувствую себя престарелой родственницей, – вздохнула Кэти. – Лучше я заткнусь, идет?

– Идет.

– Я только надеюсь, что ты достаточно осторожна.

Иззи вытянула ногу и зацепила ремень своей сумки. Она немного порылась внутри и вытащила пачку презервативов, которые и продемонстрировала подруге.

– Я очень осторожна, мамочка, – хихикнула она. Кэти в ответ только швырнула в нее подушкой.

В тот вечер, когда произошла встреча с Энни Нин, Иззи допоздна задержалась в студии. На ее мольберте висела начатая картина, но работа над ней не ладилась уже второй день. Очередная выставка должна была состояться через несколько недель, и Иззи предстояло завершить еще по меньшей мере две картины, но сосредоточиться никак не удавалось. Желание работать над картинами-вратами подавляло всё остальное, хотя появление ньюменов никак не помогало подготовиться к выставке, поскольку Иззи всё еще не могла решиться выставить на продажу ни одну из этих картин. А создавая городские пейзажи, она попросту скучала, и это отражалось на ее работе. Наконец Иззи положила кисть в банку с растворителем и подошла к окну.

Начавшийся еще днем снегопад превратился в настоящую снежную бурю, предвещавшую мартовские оттепели. Ревущий ветер наметал огромные сугробы, растущие с каждым часом. На главных городских улицах непрестанно трудились снегоочистители, но до завтрашнего утра они не появятся в таких узких переулках, как тот, что вел к студии, так что снежные заносы продолжали увеличиваться, местами совершенно скрывая под собой проход.

Снегопад угнетающе действовал на Иззи. Так же как и зима. А месяц март тем более. Прошел ровно год с того момента, как она рассталась с Джоном, и вся эта неделя напоминала ей о совершенной той далекой ночью ошибке. И о последующих ошибках, подумала Иззи. Она продолжала делать глупости. С тех пор она бросалась в объятия первого встречного.

Слишком много пила. Слишком много времени проводила на вечеринках. И слишком часто жалела себя. Только творчество помогало ей не сойти с ума, особенно картины, вызывающие ньюменов, но каждая из них только усугубляла чувство вины. В голове Иззи постоянно спорили два голоса: голос Джона твердил об ответственности и осторожности; голос Кэти уверял, что ньюмены подвергаются не большей опасности, чем каждый из живущих в этом мире людей, что решение пересечь черту остается за ними, а Иззи только предлагает им нарисованные образы. Обе точки зрения имели смысл, но Иззи никак не могла определить, которая из них является более верной. Порой ей хотелось, чтобы она никогда не получала дара вызывать ньюменов, но полотна-врата как ничто другое раскрывали перед ней сущность творчества, и она не могла отказаться от волшебства. После неудачи в личных отношениях у Иззи остались только ее картины. Она тщательно – почти до паранойи – охраняла волшебные холсты. Иззи сменила замок на двери второго этажа, так что теперь только она могла попасть в мастерскую. Каждое утро, приходя в студию, она внимательно осматривала и пересчитывала полотна, чтобы убедиться, что ни одно из них не пострадало.

Не менее внимательно Иззи вспоминала свои сны, отыскивая в них малейшие намеки на те ужасы, что мучили ее в прошлом.

Такая осторожность приносила свои плоды. Картины оставались в целости и сохранности. Ньюмены, вызванные ее творчеством, могли спокойно строить свою жизнь в городе, не опасаясь вероломного нападения. И всё же чувство вины не уменьшалось. Говорить на эту тему с Кэти не имело смысла, Иззи заранее знала все ее доводы. А что касается Джона, то его отсутствие яснее слов говорило о неизменности его убеждений.

Иззи вздохнула, встала с дивана у окна и подошла к стене, на которой были развешены магические картины.

– Почему ни один из вас не хочет поговорить со мной? – воскликнула она. – Почему бы вам самим не рассказать, как вам здесь живется?

Ответа не последовало, но Иззи его и не ждала. Слышен был только вой ветра за окнами мастерской да потрескивание старого дома под натиском бури. Иззи опустила голову и вернулась на свое место у окна. Ей следовало отправиться домой и хорошенько выспаться, но уходить не хотелось. Слишком похоже на бегство. Кроме того, если она уйдет из студии, желание развеять тоску в водовороте вечерних развлечений в барах и клубах пересилит благие намерения выспаться. Выпивка заглушает все ее огорчения и помогает забыть о неудачах хотя бы на несколько часов.

Иззи соскребла иней со стекла и выглянула наружу. Ее глаза уловили какое-то движение, отразившееся в темном стекле, она обернулась, с удивлением заметив, что в мастерской появился кто-то еще. У стены с магическими картинами замерла фигурка стройной рыжеволосой девушки в джинсах и свитере, полностью скрывавшем верхнюю часть ее тела.

Иззи перевела взгляд с худощавой девушки на картины. Полотно, висящее напротив, было выполнено масляной пастелью и озаглавлено «Энни Нин». Образ на картине и стоящая перед ней девушка были похожи как две капли воды.

– Может, это из-за того, что мы немного побаиваемся тебя, – сказала Энни, словно отвечая на недавнее восклицание Иззи.

Хотя Иззи давно убедилась, что ее картины могут вызывать людей из другого мира, появление ньюмена всё же было для нее неожиданностью, и от этого ее сердце испуганно затрепетало.

– Вы опасаетесь меня? – наконец смогла она произнести.

Энни коротко пожала плечами, словно научилась этому жесту у Джона.