— Ну, так надо у нее спросить, — предложила я. — Долго ли?

Однако номер Лавинии не отвечал.

— Профессор, скорее всего, на занятиях, — сказал Джан-Марко, отключая сигнал. — Или на совещании в СБ, или в лаборатории. Или где-то еще. Три дня подожду, в субботу вечером она собиралась быть здесь, на свадьбу.

Мэтр Сонгхи ждала моего вызова и ответила мгновенно.

— Нора, рада слышать! Со вчерашнего вечера вас вспоминаю! Мне нужен ваш совет и. кроме того. я кое-что хочу вам показать.

— Мммм… Вечер у меня занят, завтра с утра похороны синьора Лаварди…

— Может быть, завтра во второй половине дня? Тем более, что показать вам я хочу одну книгу в библиотеке монастыря Великой матери… Я буду там целый день, с утра до позднего вечера, может, и заночую у сестер.

— Хорошо, тогда сразу после церемонии я буду в монастыре. Меня туда хоть пустят?

— Пустят, конечно! — засмеялась женщина. — Я предупрежу привратницу.

Утром я проснулась рано, задолго до рассвета. Джан-Баттиста должен был отправиться на похороны вместе с семьей, поэтому не остался у меня. Да уж, не самая лучшая сегодня будет обстановка для знакомства с родителями… Хотя, о чем я? Замуж выходить я не планирую, да и разговора об этом у нас не было, так что старшим Торнабуони не должно быть до меня никакого дела.

Успокоенная этими рассуждениями, я отправилась в гардеробную: черное платье, шляпка с черной лентой, прочее… Синьора Флавиа, как всегда, оказалась на высоте, и подходящие вещи прислала мне практически мгновенно. Впрочем, ничего удивительного — ведь и с ней меня познакомил синьор Лаварди…

Заплаканная Джузеппина подала завтрак. Я попыталась ограничиться только чашкой кофе, вот не лез мне сегодня кусок в горло, но взгляд кухарки исполнился такой укоризны, что я сжевала пару булочек. Синьора Пальдини уже ждала меня на ступеньках водного подъезда Ка’Виченте; к ferro гондолы был привязан траурный бант. Да, положено плыть на традиционной лодке, катер в такой ситуации никак не годится. Усевшись на подушках, я задвинула шторки кабины и украдкой нащупала в сумочке рукоятку небольшого дамского револьвера.

Печальной вереницей тянулись гондолы к острову Сан-Микеле. Слегка отодвинув шторку, я наблюдала, как выгружаются из очередной лодки фигуры в черном, гондольер зажигает фонарь, подвешенный к ferro, и отплывает левее, к причалу. Контарини, Боволо, Градениго, Боттарди, Морозини, Торнабуони… Да, скромный синьор Лаварди собрал самое представительное общество на свой последний бенефис.

Наконец, на колокольне церкви Святого Михаила пробило десять ударов, и сразу же вступил самый большой колокол, называемый Лука. Он выпевал густым басом похоронный перезвон, толпа слегка зашумела, и через плечо прижимающей платок к глазам Франчески я увидела медленно подплывающую barca dei morti. Ладья мертвых. Из распахнутых ворот кладбища появились носилки, накрытые темно-красным ковром; кто-то из магов подвел их к месту, где причалила barca, и мягко опустил на мраморные плиты. Четверо в белых плащах с черной оторочкой покинули лодку, гроб плавно поднялся над ней и опустился на носилки. Мужчины подняли их на плечи и двинулись к воротам. С трудом я удержала неприличный вздох облегчения: носильщики были без масок.

Низкий голос Луки, отдающийся в позвоночнике дрожью, все звучал над Сан-Микеле. Я увидела, как Джакомо Контарини подал руку Маргарет, далее Джакомо-младший, Пьетро… За кланом Контарини последовала графиня Боттарди, еще знакомые лица и еще… Словно траурный полонез. Меня дернули за руку, и я повернулась — Джан-Баттиста протягивал руку мне:

— Идем! Семья Торнабуони ждет нас с тобой.

Безмолвно я положила ладонь на его предплечье. Не буду сейчас думать о том, что это значит. Не буду.

Церковь этого островного кладбища была посвящена одному из святых культа Единого, но здесь отводилась отдельная капелла для почитателей каждого из богов, в которого верили венецианцы. Синьор Лаварди, неожиданно для меня, исповедовал культ Тунара, древнего бога грозы, коней и дубовых рощ.

Гроб поставили возле алтаря, украшенного дубовыми ветвями, и все присутствующие преклонили колена. Колокол умолк, его звуки уступили место хору двенадцати совсем юных девушек, нежными голосами певших на незнакомом мне языке. Священник в белом одеянии прочел короткую молитву, она тоже звучала странно для моего уха: «ligean a scíth faoi dair, lig dó a bheith reborn chun saol nua…».

Зашуршал шелк, шаркнули чьи-то подошвы, и молчаливые венецианцы потянулись к выходу.

До острова Сан-Эразмо мы плыли не больше десяти минут, и все это время я сжимала в руке перламутровую рукоятку револьвера. Не знаю уж, чем бы он помог мне в холодной воде апрельской лагуны…

Массимо высадил меня возле монастырских ворот, дождался, пока сестра-привратница впустит меня, и отправился назад, к воротам кладбища: ему нужно было отвезти в Ка’Виченте синьору Пальдини и ждать сигнала, чтобы забрать меня отсюда на катере.

Я сунула мокрый комочек бумажной салфетки в карман и пошла за послушницей в черном, которая должна была проводить меня в библиотеку.

К резной деревянной двери вела недлинная аллея между высоких кипарисов. Двухэтажное здание библиотеки было выстроено в каком-то совсем не венецианском стиле: крупные блоки из розовато-серого камня, растительный орнамент вокруг арочных узких окон, невысокая круглая башенка в центре с конической черепичной крышей… Моя сопровождающая, видимо, догадалась, о чем я думаю — или этот вопрос был очень частым:

— Библиотеку строили наши друзья из Армении. Здесь много книг и несколько очень древних рукописей из тамошних горных монастырей.

— О, как необычно… Откуда?

— Когда-то здесь рядом, на острове Сан-Лаццаро, жил человек по имени Мхитар Себастаци… — улыбнулась послушница. — Вы наверняка слышали это имя.

— Себастаци… постойте-ка, это ведь он заложил основы всеобщего языка? Или это другой, однофамилец?

— Нет-нет, тот самый. Он был монахом — а еще писателем, переводчиком и книжником. Здешняя библиотека выросла из его собрания. И именно по его завещанию пользоваться книгами из этой библиотеки может любой разумный, не запятнавший себя ничем дурным. Иными словами, предоставивший рекомендации от двух уважаемых граждан Венеции. Сто двенадцать лет назад те, кто посейчас живет в его родном Севастии, приехали сюда, чтобы построить новое здание для библиотеки.

— Спасибо…

Глубоко впечатленная, я перешагнула порог и вошла в здание. Короткий коридор, где в плохую погоду оставляли плащи и зонты, выходил в читальный зал, оказавшийся совсем не таким, как я себе его представляла. Во-первых, он был очень светлым: та самая башенка являла собой центральный фонарь, и загадочным образом даже сегодня, в пасмурный день, сквозь высокие окна лился солнечный свет. Во-вторых, часть книгохранилища располагалась именно в этом зале, и на сердце теплело от вида высоких книжных шкафов, сверкающих стеклом. Зал был как бы двухэтажным, балкон обегал его весь, и там, на балконе, тоже видны были шкафы, стремянки, витрины, лампы и рабочие столы. И запах, запах книг!

До моего локтя кто-то дотронулся, и я почти подпрыгнула.

— Нора, добрый день! — улыбнулась мэтр Сонгхи.

— Нальи, здравствуйте! Я засмотрелась на эти богатства и даже не заметила, как вы подошли.

— Пойдемте, мне выделили здесь комнату для работы, и рукопись, которую я хотела вам показать, лежит там.

В дальнем конце читального зала виднелась дверь, ведущая в новый коридор с дверями справа и слева. Мэтр Сонгхи отперла одну из них, и мы вошли. Небольшой рабочий кабинет был оборудован идеально: большой письменный стол, журнальный столик, удобные кресла, настольная лампа вроде той, что я купила себе на Мурано. Нальи надела белые нитяные перчатки, развернула на поверхности стола шелковую салфетку и осторожно положила на нее кодекс, сшитые в книгу листы пергамента.