— В этих вопросах скрытность понятна и даже похвальна, — сказала Елена Васильевна. — Это признак настоящей девичьей скромности и гордости. Да, Тамара Викторовна употребила другие слова. Она сказала, что возник… э-э-э… нормальный мужик, который… э-э-э… на вас неровно дышит. Я просто ее слова перевела, чтобы понятно было.

— Да они все неровно дышат… — Зоя подумала, повспоминала и пожала плечами. — И ни одного нормального. Нет, вы что-то перепутали.

— Зоя, — совсем строго сказала Елена Васильевна и даже колечком по подлокотнику кресла постучала. — Немедленно прекратите делать вид, что у меня маразм. Я ничего не перепутала. Несмотря на то что я звонила на сотовый и старалась говорить… да, это я уже упоминала. Так вот, Тамара мне даже имя назвала. Кстати, очень необычное сочетание. Очень, очень. Павел Браун. Оно вам ни о чем не говорит? И не пытайтесь что-то скрывать от старшей подруги.

— Павел Браун… Надо же, а я о нем и не подумала! — Зоя засмеялась, вспомнив сегодняшний разговор на набережной под каштанами. — Вы говорите — нормальный, вот я и не подумала… Нет, Елена Васильевна, Павел Браун совершенно ненормальный. Абсолютно сумасшедший тип. Я его сегодня второй раз в жизни видела. А он меня сразу замуж позвал. Это нормально?

— Конечно! Именно это и нормально! Только это и нормально! — Елена Васильевна разволновалась. — Валерий Евгеньевич предложил мне руку и сердце через пять минут после знакомства… И что же вы ответили этому Павлу Брауну?

— А что я могла ответить? Сказала, что он сумасшедший.

— Вот-вот, — печально покивала Елена Васильева. — Мы все в юности делаем одинаковые ошибки. Я тоже сказала Валерию Евгеньевичу, что он сумасшедший. А он был не сумасшедший, нет… Это любовь его была сумасшедшей. Так романтично…

— Какая любовь? — даже рассердилась Зоя. — Ни о какой любви речи не шло. Речь шла о моей работе и о его зарплате… Да и жених он незавидный, сам признался. В общем, ничего романтичного.

— Если мужчина думает о том, как заработать на содержание семьи, — это очень романтично, уж поверьте моему печальному опыту… — Елена Васильевна, кажется, собиралась всплакнуть, но передумала. — Зоенька, в юности всем девушкам хочется ухаживаний, цветов, духов, шоколадных ассорти, прогулок под луной… Это все неплохо, но это вовсе не главное! Главное — это когда мужчине не надо просить денег у мамы или занимать у друзей, чтобы купить девушке цветы, духи и прочее, потому что он сам зарабатывает. И прогулки под луной могут позволить себе только совершенные бездельники, уж поверьте моему печальному опыту…

Елена Васильевна еще что-то говорила о легкомысленных юных девушках, которые путают брачные танцы самцов с истинным серьезным чувством, но Зоя уже не очень прислушивалась. Она пыталась вспомнить, хотелось ли ей ухаживаний, цветов, духов и прочего, когда она была легкомысленной юной девушкой. Кажется, и тогда ничего такого не хотелось. Цветы ей дарили на день рождения. Никаких ухаживаний, просто так положено. Духами она пользовалась мамиными, пару раз в год, по великим праздникам. Если не забывала. Коробки конфет и так валялись в доме по всем углам, что о них мечтать… К тому же она конфеты не очень любила, она больше любила копченую рыбку. А кому придет в голову прийти на свидание к юной девушке с копченой скумбрией? Не романтично же… К романтике она и в юности относилась довольно скептически, как-то не до романтики было — учеба, спорт, выступления, потом неожиданное и очень лестное предложение тренерской работы — она только-только школу окончила, ей даже семнадцати еще не было. Потом институт, не бросая работы… Все было интересно и весело, но никакой романтики.

Мулат Эдик был до того романтичен, что первое время это ее даже смешило. Цветы, духи и шатание во дворе под ее окнами. Цветы пахли сырой зеленью, духи пахли лежалой арбузной коркой, а тень мулата под окнами отвлекала от курсовой. Все это ей не нравилось. А Эдик нравился. Она специально включала телевизор, чтобы посмотреть местные новости. Новости были убогие, как беседа стариков в глубоком маразме. Но с экрана смотрели огромные темные глаза, звучал мягкий, почти гипнотический голос, и светло-желтые длинные волосы переливались живым шелком в свете юпитеров. Он был очень красив, мулат Эдик. Все девочки в городе были влюблены в него. А он был влюблен в Зою. Она гордилась. Ей завидовали. К тому же у него были блестящие перспективы, с его-то данными. Все так говорили, и он сам так говорил: «С моими данными нужно работать на центральном телевидении. Или в кино. Так и будет, я тебе обещаю!» Перспективный муж, а как же.

— Перспективным мужем может стать даже и незавидный жених, — наставительно говорила Елена Васильевна. — Главное — это заранее выяснить, как он относится к детям.

— Понравились ему дети, — суховато откликнулась Зоя. — Еще бы… Кому ж такие дети не понравятся? Сказал, что лучше моих детей вряд ли могут быть, даже у него.

— А он что, очень хорош собой? — живо заинтересовалась Елена Васильевна.

Зоя задумалась, пытаясь представить внешность Павла Брауна и понять, хорош он собой или не хорош. Не поняла. Внешность как внешность. Только коричневый очень. И реакция замечательная — как он Эдика у нее перехватил! И как потом нес его, вытянув перед собой руки! Так, наверное, еще только Серый может, больше никто.

— Физподготовка у него хорошая, — неуверенно ответила на. — Даже просто очень хорошая. А так — не знаю. Может, и ничего. Бабы в клубе на него пялились.

В коридоре тонко звякнули стеклянные палочки, свисающие с потолка над ковром.

— Дети вернулись! — Зоя подхватилась с вороха кружев и батиста, заторопилась, договаривая главное: — Елена Васильевна, я сегодня вареников наделаю, сто штук. Или даже двести. Так что завтра к нам на вареники, и не делайте вид, что у вас склероз, а то Федор сам за вами придет. Наличные вам нужны? Нет? Ладно. Тогда завтра я опять на счет переведу. Все, побежала. А то опять трезвонят…

Зоя выскочила в коридор, откинула ковер под стеклянными палочками, открыла дверь, скрытую за этим ковром, — и чуть не налетела на Сережу, который уже откинул ковер со своей стороны и ждал ее, нетерпеливо приплясывая на месте.

— Ну, что случилось? — строгим голосом Елены Васильевны спросила Зоя. — Что ты звенишь, как трамвай на перекрестке? Я с одного раза слышу.

— Теть Том звонит! — От возбуждения Сережа пустил петуха, и для маскировки этого дела слегка покашлял. — Новоселье у них! В следующую субботу! Что дарить-то? Ты выясни, что дарить! Только незаметно. А то спросишь сразу!

Зоя шагнула к телефону, взяла трубку, но не успела и слова молвить, как Томка закричала ей в ухо весело и грозно одновременно:

— Вы там не вздумайте подарок какой-нибудь волочь! Знаю я, что у вас за фантазия! Особенно у Сережи!.. Я тебе завтра скажу, чего мне хочется. Тогда и поговорим. А вообще-то я тебе чего звоню… Я с тобой об этом Павле Брауне поговорить хотела. Как он тебе, а?

— Он мне никак, — недовольно сказала Зоя. — Что это все сегодня хотят поговорить со мной о Павле Брауне? Елена Васильевна говорит о Павле Брауне, ты говоришь о Павле Брауне, сам Павел Браун говорит о Павле Брауне… Других тем, что ли, нет?

— Есть, — согласилась Томка не без ехидства в голосе. — Но не такие интересные. А когда это Павел Браун говорил с тобой о Павле Брауне?

— Да сегодня, — неохотно ответила Зоя. — От Нины уходила и его в воротах встретила. Он как раз вышел дорожку для пробежки искать.

— Ну, — нетерпеливо поторопила Томка.

— Ну, я ему показала нашу, над речкой.

— Гос-с-споди, — уже совершенно раздраженно проворчала Томка. — Каждое слово как клещами… Говорили-то о чем?!

— Да так, глупости всякие. Замуж зовет.

— И вот почему у тебя самое главное — это глупости?! — заорала Томка сердито. — И вот почему ты о самом главном сразу не говоришь?

— Да, самое главное! — радостно вспомнила Зоя. — В «Фортуне» завтра зал арендуют! У меня после четырех весь вечер свободный! Представляешь? Мы хотели все вместе в парк. Ты ведь тоже завтра вечером свободна, да? Давай с нами! Во праздник будет! А дети как обрадуются…