— Подумаешь, без тренера! — возмутилась Томка. — Ты и так каждый день с ними! Ничего, потерпят в выходные без тебя. Нормальные люди вообще на целый месяц в отпуск уходят. А тебе на час в неделю оторваться — уже не знамо какая тоска! Лично я свой законный отпуск намерена провести в своем новом доме с твоими детьми. И все. Имею я право раз в жизни отдохнуть так, как хочу? И чтобы к субботе все были готовы.

Вот они и готовились к субботе, что ж теперь поделаешь. Подготовка получилась трудоемкой и нервной. Детское барахлишко собрать — это ерунда. Федор прав: если и забыли что-нибудь, так в любой момент можно заехать и забрать. Не в Америку же, в самом деле… А вот полностью освободить выходные оказалось очень непросто. Помимо занятий в клубе у нее в субботу и воскресенье были еще и частные уроки, и если от них отказаться на месяц — это минус шестьсот рублей каждую неделю. Значит, надо переносить на будни, а будни и так забиты под завязку. Ладно, Нина сама будет приезжать к ней домой, пока детей нет, уже какая-никакая экономия времени. Каждую среду в «Фортуне» у нее будет выходной, на вечер среды тоже можно двух-трех теток к себе пускать. Но Ромку, Лену и Никитку к ней привозить не смогут, к ним все равно придется самой бегать. Или отдать их пока Александре Павловне, их бывшей математичке? В школе Зоя больше всех учителей любила Александру Павловну, из-за нее и математику любила, из-за нее и на физмат пошла. Александра Павловна давно на пенсии, ей, наверное, лишняя копеечка не помешает… И Федору пришлось свое расписание корректировать. Правда, у него учеников не так много, и Федор решил согнать их всех на один день, например, на четверг. В четверг он будет приезжать домой с утра, днем заниматься с четырьмя учениками по очереди, а вечером опять уезжать к Серым за город. А этого нерусскоязычного математического гения Гарика и еще одного, не гения, но тоже нерусскоязычного, папы-беженцы будут сами привозить к Серым за город. Это Томка предложила — языковая среда, общение с детьми, неформальная обстановка… Педагогика. Папы-беженцы согласились с радостью, наверное, тоже о Сером легенд уже наслушались, небось, и задружиться мечтают… А Сереже и вовсе корректировать ничего не надо, у него вся работа — это компьютер, а Томка как сказала, какой компьютер у них в доме стоит, — так Сережа уже минуты считает до отъезда.

В общем, все устраивается хорошо. И на финансовые потери можно начихать, если учесть, что на Аленкин санаторий теперь не надо вынимать кусок из тайной заначки. Но, с другой стороны, возрастает ее долг Серым. Если смотреть на дело объективно, а не как Томка подает. Подарок!.. Конечно, подарок, но вовсе не Томке. Это всем им подарок. Санаторий не только для Аленки, но для всей семьи. Это в глупой беззаботной юности Зоя могла не понимать таких вещей… Что бы она делала без Серых? А долги растут.

— А для кошки-то все взяли? — по инерции спросила Зоя, думая совсем о другом.

— Не суетись, — отозвался Федор в сто тридцатый раз. Или уже в двести семьдесят второй? — Все для кошки взяли. И еду, и воду, и подгузники, и шубу, и шапку, и сапоги… И ковер.

— Это хорошо, — машинально пробормотала Зоя. — А то потом лишний раз заезжать… Какой ковер, ты что?!

— Обыкновенный ковер, на стенку вешать, — невозмутимо сказал Федор. — Чтобы она по ковру там тоже лазила. Вдруг там ковра нет? А зверь уже привык. Страдать ведь будет.

— Ты надо мной смеешься, — поняла Зоя.

— Ну, не плакать же мне над тобой. — Федор помолчал, хмуро поглядывая на нее, и вдруг спросил: — Ты сегодня что танцевала?

— Сегодня? Э-э-э… «Мурку», — не сразу вспомнила Зоя. — А что?

— Ну, и как успех?

— Как всегда, — скучно сказала она. — Я же тебе деньги отдала? Ну вот… У Катьки горло болит, хрипела немножко. Очень удачно получилось, прям до того в стиль… Только жарко в коже, кондиционер на ладан дышит. Семеныч обещал за выходные поменять, но, конечно, опять врет. А на среду фокусника какого-то нашел. Под музыку работает, так что Катька и ребята из-за моих прогулов не потеряют. Говорят, хороший фокусник, часы с мента может снять, прямо в присутствии прокурора и понятых. Никто ничего не заметит. Нашему контингенту это должно понравиться. И к тому же он может часа два работать, прямо с десяти. Да нет, все должно быть в порядке. Как ты думаешь?

— Я думаю, тебе поспать надо, — сердито сказал Федор. — Полвторого уже. Завтра у людей праздник, а ты будешь ползать там, как сонная муха… Разве это есть хорошо?

— Это не есть хорошо, — виновато согласилась Зоя. — Это есть не хорошо, а плохо… И ты не спишь. Что есть не просто плохо, а недопустимо. Ладно, Феденька, не сердись. Все, я спать пошла… Слушай, а может, постельное белье тоже надо было уложить?

— Убью до смерти, — пообещал Федор.

И Зоя ему поверила — что ж не поверить, любой бы на его месте убил — и пошла спать, и попыталась не думать о том, что забыли приготовить для целого месяца гостевания в чужом доме, или о том, что с Серыми она сроду не расплатится, или о том, что Аленку каждый день будет купать опять не она, а ведь обещала постараться… И о том, что этот сумасшедший Павел типичный Браун сегодня не приходил на ее танец смотреть. Наверное, насмотрелся уже досыта. Или спешит ремонт закончить до свадьбы? Зоя развеселилась, даже хихикнула в подушку, вспомнив, как в их последнюю встречу сумасшедший Павел Браун орал на охранников за то, что они его сразу не повязали, стояли и смотрели, как он ее за руки хватает. Совершенно сумасшедший. Вот и выходи замуж за такого. Запрет в доме и заставит танцевать только для себя. Это ж страшно подумать, какой убыток. Да и свадьба — дело дорогое. Гости, шампанское, кольца, костюм, платье… Ой, а ведь к завтрашнему новоселью она даже платье себе не приготовила! Ведь так и знала, что обязательно что-то забудут. Хотя Томка говорила, что толпы не будет, будут только свои. Значит, о нарядах можно не думать. Вообще ни о чем можно не думать. А если Семеныч кондиционер так и не поменяет, она «Мурку» танцевать больше не будет, тем более — в этих кожаных доспехах… И кошке имя так и не придумали… И дети завтра разбудят ее до будильника…

Но утром ее никто не разбудил, и будильник не звенел, и Федор за плечо не тряс, приговаривая, что давно пора вставать. И даже никаких звуков дежурного утреннего скандала из кухни не доносилось. Это что ж такое стряслось, а? Это почему в доме с утра пораньше — тишина, покой и порядок, а? Заболели все хором, а? Или уж чего-нибудь такого натворили, что теперь сидят по углам, молчат и от страха трясутся? Зоя от последней мысли затревожилась, встала, торопливо влезла во вчерашний сарафан, пошлепала босиком, потому что тапочек рядом с кроватью не оказалось, на ходу строго покрикивая:

— Ну, что такое опять стряслось? Немедленно чтобы все признались! Некогда мне тут с вами в молчанку играть! Ишь, по углам попрятались, быстро всем вылезти! Аленушка, выходи, ты-то должна понимать… Федор! Где ты? В чем дело?!

Никто из углов не вылезал, никто ни в чем не признавался, даже Аленушка не отзывалась, и Зоя уже чуть в панику не ударилась, но тут из Большой Ничьей комнаты выглянул Федор, усмехнулся своей фирменной усмешкой, сказал успокаивающе:

— Ничего не стряслось. Сережа с девочками во дворе. Я тебе ванну приготовил, скупнись, пока время есть. Сегодня опять жару обещают.

— Чего это они с утра пораньше гулять пошли? — не поняла Зоя. — А говоришь — не стряслось. Все-таки натворили чего-то, да? Сбежали, да? Манька, да?

— Нет. — Федор заухмылялся еще насмешливее. — Просыпайся уж давай как следует. Пятнадцать минут десятого, чего там с утра пораньше. С утра пораньше все тихонечко встали, оделись, умылись, позавтракали — и смылись. Чтобы мама хоть раз в жизни выспалась как белый человек, А ты глаза открыла — и сразу: признавайтесь!

— Пятнадцать минут десятого! — ужаснулась Зоя. — Что ж ты меня не разбудил? Феденька, я опаздываю…

Федор захохотал, и Зоя тут же пришла в себя. Никуда она не опаздывает. Ей сегодня некуда опаздывать, у нее сегодня абсолютный выходной. Абсолютно никакой работы, никаких занятий, никаких уроков. Не день, а просто абсолютный нуль какой-то. Смешно.