Бывало и так, что врач-хирург, операционная сестра, реаниматолог трудились в поте лица, отдавая частицу своей жизни за человека, который накануне совершил несколько убийств. Думали, что делали доброе дело, а выйдя из операционной, наткнулись на конвой, стражу особо опасного преступника. За жизнь этого негодяя пришлось бороться, отдавая лучшие препараты, внимание, проявляя заботу о пострадавшем человеке.

Врач-хирург должен быть милосердным во всех, самых страшных проявлениях жизни, отдавая свое здоровье на выхаживание, зачастую, безнравственных, аморальных личностей. Где же черпать силы для добра, для выполнения своего долга?

Мне кажется, что подпитывающим источником является хорошее воспитание, выбор друзей, окружение себя порядочными, надежными людьми, не способными на безнравственные поступки. К сожалению, все чаще и чаще у людей проявляется самое страшное качество — безразличие ко всему, что является определяющим понятие «человек». Жизнь дается один, раз, и ее надо прожить ярко, шикарно, имея все необходимое, чего бы это ни стоило, — таков девиз современности и его не стесняются.

Нет машины, нет магнитофона, видеотехники, фирменной одежды — это уже человек второго сорта, он не может жить.

Не забыть плачущую молодую женщину — мать музыканта, которая за свой титанический труд получала гроши, на которые нормально поесть-то нельзя. Видимо, не случайно у нее захворал сын. Повела она ребенка в кооператив в надежде, что там дадут хорошую консультацию и вылечат его. За эту заботу и внимание взяли с нее две зарплаты и посоветовали прийти к ним через месяц. Ребенку не стало лучше, а через месяц она была в долгах, а ребенок по-прежнему болел.

Парадокс заключается в том, что я должен был обратиться к профессору с просьбой положить ребенка на лечение в стационар, к профессору, который уже дважды в кооперативе обирал несчастную мать.

Этажом выше работники кооператива читали лекции, проводили практические занятия со студентами, призывая их к милосердию, нравственным идеалам, а на первом этаже родители этих же студентов расплачивались с этими работниками за консультации и так называемую помощь. Не это ли в высшей степени безнравственность и цинизм?

Пришлось пережить компанию борьбы со взятками по всем направлениям, особенно в здравоохранении. Это было в то время, когда взяточничество выросло до размеров государственной беды.

Козлом отпущения стал крупный профессор-хирург, который более тридцати лет не только учил врачей, но лечил детей. «Поймали» за руку, организовали ему подарочек, причем, те, кто сами были мастерами взяточничества.

У больных выспрашивали даже то, кто, когда и какие цветы ему дарил, а досужие, угодливые следователи узнавали, сколько стоили эти цветы на базаре, все переводилось в цифры и если общая сумма превышала дозволенную, суд и срок.

Судьи забыли, что есть пример великого Плевако, который призывал суд быть милосердным и помнить, скольким грешникам один осужденный священник отпускал грехов за время своей работы в церкви. Судьи были повержены этим и священника оправдали, ему «отпустили» грехи. Зато старого профессора судили за тридцать целковых и на глазах у всей изумленной публики спустили с лестницы. Это падение было услышано всеми медиками. Народ безмолвствовал, зато молодой защитник, цинично выступая перед обществом врачей, утверждал, что по лестнице вниз был спущен не осужденный профессор, а бедный конвоир, который упал, поддерживая растерянного арестанта.

Когда по болезни и за военные заслуги профессора отпустили на два года раньше, то тот же циник-судья добился его возвращения в тюрьму, — досиживать срок. Как теперь живет этот хранитель права в неправовом государстве, когда уже на первом этаже того же здания больницы, из которого увели маститого ученого, теперь процветает кооператив, беря за каждый осмотр милосердия не только тридцать сребреников, а гораздо больше.

Теперь это называется быть современным человеком, шагать в ногу со временем, двигаться к рыночным экономическим отношениям.

Жизнь хирурга постоянно в нервных перенапряжениях, стрессовых ситуациях. Не только в период получения знаний, умений и навыков, но буквально в течение всей жизни эта работа требует умственных, моральных, физических усилий, перегрузок, принятия бесконечных оптимальных решений и борьбы с возникающими нарушениями не только из-за нанесения больным травм, но и в борьбе с развитием самого патологического процесса заболевания.

Статистика — упрямая вещь, она указывает на то, что значительная часть хирургов не доживает до положенного им возраста, многие уже после сорокалетия получают профессиональные заболевания: выраженный атеросклероз, склероз, склероз головного мозга, варикозное расширение вен нижних конечностей, сердечно-сосудистую недостаточность, гипертоническую болезнь, неврастению, импотенцию, язвенную болезнь желудка, сахарный диабет и др.

Одни погибают, стоя у операционного стола, другие уходят из жизни с острым инфарктом миокарда, инсультом.

В 50–60-е годы в нашем городе работало много интересных, ярких врачей-практиков. Колоритной фигурой был Владимир Владимирович Лясковский — кандидат медицинских наук, доцент, в последующем заведующий хирургическим отделением скорой помощи, бессменный главный хирург города.

В молодые годы он много работал в институте скорой помощи г. Ростова-на-Дону над проблемой проникающих ранений грудной клетки и сердца. Защитив кандидатскую диссертацию, прошел всю войну в качестве главного хирурга армии, которая освобождала наш родной Ростов, а после победы долгие годы работал в качестве доцента, передавая свой опыт на кафедре госпитальной хирургии, где преподавал военно-полевую хирургию.

Ему был присущ академизм в разборе больных, идущих на операцию, и в подходе к диагностике, любовь к молодежи, бережное отношение к студентам.

Очень деликатно приглашал в кабинет начинающего хирурга, ассистирующего ему, и медленно, подробно диктовал ход операции, объясняя детали, давая пищу уму и ставя вопросы для размышления.

Говоря о шве печени, он вдруг спросил у меня, на каких тканях только один раз завязывается узел. Я не знал, он тут же пояснил, что ткань мозга один раз завязывается, но при этом пускается сразу двойной узел.

Комментируя плохо написанную историю болезни, мало информативную и требующую переписывания, защищал своего сотрудника, говоря, что он написал ее не выспавшись. Рассказывал при этом увлекательную и поучительную историю из его жизни: во время военных боевых действий за Ростов хирурги госпиталя не спали подряд несколько суток. Изнемогая от усталости и преодолевая сон, он работал сутками. Позволял, себе заснуть только в тот момент, когда одного бойца брали с операционного стола, а другого укладывали на его место… История проведенной операции диктовалась, а затем механически подписывалась им. После войны ему было поручено обрабатывать материал и послать в редакцию многотомного руководства «Опыта Великой Отечественной войны». Когда он стал исследовать продиктованный и подписанный на фронте им же материал, то ужаснулся — бред сумасшедшего, да и только. Бессонные ночи и дни, невозможность не только систематизировать, но даже прочитать надиктованное — сказались на бумаге — в историях болезни.

Хирурги видели в нем зрелого, многоопытного специалиста, их отца, который поругает в своем кабинете, скажет в деликатной форме все, что он о них думает, и отпустит с напутствием быть внимательным и продолжать честно делать свое нелегкое дело.

За время работы главным хирургом города практически не было возбуждено ни одного уголовного дела на хирургов. Суд над ними вершил он сам, этот нравственный суд всеми уважаемого человека был более сильным наказанием, чем суд законов и параграфов.

В руководимом им хирургическом отделении работали опытные специалисты, некоторые из них были признаны мастерами диагностики, другие — искусными хирургами. В ночное время вызывали его редко, но если этого требовало дело, он немедленно был рядом с хирургом, при этом доброжелательно, сочувственно, по-товарищески.