О, как люблю я возвращаться
К истоку первых дней твоих
И, внемля сердцем, восхищаться
Рассказом – тем же все – о них!
Как много свежести и тайны
На тех встречаю берегах!
Что за рассвет необычайный
Сквозил в тех дымных облаках!
В каких цветах был луг прибрежный,
Ручья как чисто было дно,
Как много дум с улыбкой нежной
Лазурью той отражено!
О детстве, понятом так мало,
Чуть упомянешь ты порой, —
И мнилось мне, что овевало
Меня незримою весной.
<Из Микеланджело>
Оui, le sommeil m’est doux! plus doux – de n’être pas!
Dans ces temps de malheur et de honte suprême
Ne rien voir, rien sentir, c’est la volupté même!..
Craignez de m’éveiller… de grâce, parlez bas…[14]
* * *
Il faut qu’une porte
Soit ouverte ou fermée —
Vous m’embêtez, ma bien-aimée,
Et que le diable vous emporte.
Иль откройте дверь, мой дружок,
Или плотно ее притворите.
Моя милая, вы меня злите,
Хоть бы дьявол вас уволок.
Е. Н. Анненковой
D’une fille du Nord, chétive et languissante,
Eclose à l’ombre des forêts,
Vous, en qui tout rayonne et tout rit et tout chante,
Vous voulez emprunter les traits?
Eh bien, pardonnez-moi mon doute involontaire,
Je crains que l’on ne dise, en voyant ce tableau:
«C’est l’oranger en fleur, tout baignè de lumière,
Qui veut simuler un bouleau».
Неужто томною, болезненной девицей,
Что в северных лесах живет,
Стать захотелось вам, в которой все искрится,
Сверкает, блещет и поет?
Простите мне, мой друг, невольное сомненье:
Не будут ли тогда все говорить вокруг
О том, что южное, цветущее растенье
Березой притворилось вдруг?
* * *
De ces frimas, de ces déserts
Là-bas, vers cette mer qui brille,
Allez-vous en, mes pauvres vers,
Allez-moi saluer ma fille.
От лютых зим, полей пустых
К блистанью моря, в край иной,
Лети, лети, мой скромный стих,
С приветом дочери родной.
* * *
La vieille Hécube, hélas, trop longtemps éprouvée,
Après tant de revers et de calamités,
Se réfugie enfin, reposée et lavée,
Sous l’abri protecteur de vos jeunes bontés.
Гекуба древняя, гонимая судьбой,
Пройдя чрез беды все и испытанья,
Теперь, в обличье новом, обрела покой,
Обласканная вами, юное созданье.
* * *
Lorsqu’un noble prince, en ces jours de démence,
Décort de sa main le bourreau des chrétiеns, —
Pourrait-on dire encore, ainsi qa’aux temps anciens:
«Honny soit qui mal у pense»?
Христианский король перед всем белым светом
Решил палача христиан наградить.
Так можно ли, как в старину, говорить:
«Стыдись, подумавший плохо об этом»?
* * *
Ah, quelle méprise —
Incroyable et profonde!
Ma fille rose, ma fille blonde
Qui veut se faire soeur grise.
Ax, нелепый каприз какой,
Непостижимо, нежданно.
Моя дочь, златовласа, румяна,
Пожелала быть серой сестрой.[15]
