свобода будет уничтожена (хотя в течение некоторого времени оно может продолжаться в отдельных областях, в частности

в технике). Эта концепция более полно представлена в моей работе: Popper K. R. The Poverty of Historicism. London, Routledge and Kegan Paul, 1957, раздел^ [русский перевод: Поппер К. Нищета историцизма. М.: Издательская группа «Про-

гресс», 1993]. Я также утверждал (в упомянутом Предисловии), что развитие нашего знания нельзя предсказать научными

средствами и что, следовательно, будущий ход нашей истории также непредсказуем.

3 Bacon F. Novum Organum, 1620 [русский перевод: Бэкон Ф. Новый органон // Соч. в двух томах, т. 2. М.: Мысль, 1978, с. 73].

258

И мы должны рисковать для того, чтобы выиграть. Те из нас, кто боится подвергнуть риску опро-

вержения свои идеи, не участвуют в научной игре.

Даже тщательная и последовательная проверка наших идей опытом сама, в свою очередь, вдох-

новляется идеями: эксперимент представляет собой планируемое действие, каждый шаг которого

направляется теорией. Мы не наталкиваемся неожиданно на наши восприятия и не плывем пассивно

в их потоке. Мы действуем активно — мы «делаем» наш опыт. Именно мы всегда формулируем во-

просы и задаем их природе, и именно мы снова и снова ставим эти вопросы так, чтобы можно было

получить ясное «да» или «нет» (ибо природа не дает ответа, если ее к этому не принудить). И в конце

концов, именно мы даем ответ; мы сами после строгой проверки выбираем ответ на вопрос, который

мы задали природе, и делаем это после длительных и серьезных попыток получить от природы не-

двусмысленное «нет». «Раз и навсегда, — говорит Вейль, с которым я полностью согласен, — я хочу

выразить безграничное восхищение работой экспериментатора, который старается вырвать интер-

претируемые факты у неподатливой природы и который хорошо знает, как предъявить нашим тео-

риям решительное «нет» или тихое «да»4.

Старый научный идеал episteme — абсолютно достоверного, демонстративного знания — оказался

идолом. Требование научной объективности делает неизбежным тот факт, что каждое научное выска-

зывание должно всегда оставаться временным. Оно действительно может быть подкреплено, но каж-

дое подкрепление является относительным, связанным с другими высказываниями, которые сами яв-

ляются временными. Лишь в нашем субъективном убеждении, в нашей субъективной вере мы можем

иметь «абсолютную достоверность»5.

С идолом достоверности (включая степени неполной достоверности, или вероятности) рушится

одна из защитных линий обскурантизма, который закрывает путь научному прогрессу, сдерживая

смелость наших вопросов и ослабляя строгость и чистоту наших проверок. Ошибочное понимание

науки выдает себя в стремлении быть всегда правым. Однако не обладание знанием, неопровержимой

истиной делает человека ученым, а его постоянное и отважное критическое стремление к истине.

Не будет ли в таком случае наша позиция одной из форм смирения? Не должны ли мы сказать, что

наука может выполнять только свою биологическую задачу, что в лучшем случае она может доказать

лишь свою устойчивость в практических приложениях, которые ее подкрепляют? Не являются ли ее

интеллектуальные проблемы неразрешимыми? Я так не думаю. Наука никогда не ставит перед собой

недостижимой цели сделать свои ответы окончательными или хотя бы вероятными. Ее прогресс со-

стоит в движении к бесконечной, но все-таки достижимой цели — к открытию новых, более глубоких

и более общих проблем и к повторным, все более строгим проверкам наших всегда временных, проб-

ных решений.

На этом заканчивался текст первого, оригинального издания этой книги. Приложения I- VII, напечатанные на с. 262- 280, также входили в первое издание.

*Weyl H. Gruppentheorie und Quantenmechanik. Leipzig, 1931; английский перевод: Weyl H. The Theory of Groups and Quantum Mechanics, New York, 1931, p. XX.

5 См., например, примечание 3 в разделе 30. Только что сделанное утверждение является, конечно, психологическим, а

не эпистемологическим (см. разделы 7 и 8). (260:)

Добавление 1972 года

В главе X этой моей книги (которая является заключительной) я пытался ясно сказать о том, что

под степенью подкрепления теории я понимаю фиксацию того, что теория выдержала проверки и

насколько строгими были эти проверки.

Я никогда не отступал от этой точки зрения — см., например, Новые Приложения, начала Прило-

жений *VII, с. 330, и *1Х, с. 350, особенно последний раздел (*14) Приложения *1Х, с. 376 и след.

Здесь же я хочу добавить следующее.

(1) Логическая и методологическая проблема индукции не является неразрешимой. В моей книге я

дал отрицательное решение проблемы: (а) Мы никогда не можем рационально оправдать теорию, то

есть нашу веру в истинность теории или в то, что она, вероятно, истинна. Это отрицательное решение

совместимо со следующим позитивным решением, содержащимся в правиле предпочтения тех тео-

рий, которые подкреплены лучше других. (b) Иногда мы можем рационально оправдать предпочте-

ние, оказываемое некоторой теории в результате ее подкрепления, то есть в результате оценки совре-

51

менного состояния критического обсуждения конкурирующих теорий, которые были подвергнуты

критическому рассмотрению и сравнению с точки зрения их близости к истине (правдоподобности).

Существующее в каждое определенное время состояние такого обсуждения в принципе можно фик-

сировать в форме степени подкрепления теорий. Однако степень подкрепления не является мерой

правдоподобности (такая мера должна быть вневременной). Она представляет собой лишь фиксацию

того, что мы успели узнать к определенному моменту времени о сравнительных достоинствах конку-

рирующих теорий посредством оценки имеющихся оснований в пользу и против их правдоподобно-

сти.

(2) Метафизическая проблема, связанная с идеей правдоподобности, такова — существуют ли в

природе подлинные закономерности? Мой ответ на этот вопрос: «Да». Один из аргументов (не науч-

ный, а скорее «трансцендентальный» — см. сноску 3 Нового Приложения *VII, с. 334) в пользу тако-

го ответа состоит в следующем: если в природе мы не сталкивались бы с закономерностями, то ни

наблюдение, ни язык не могли бы существовать — ни язык описания, ни язык аргументации.

(3) Убедительность этого ответа зависит от принятия некоторой формы реализма здравого смысла.

(4) Прагматическая проблема индукции разрешается сама собой: предпочитать теорию, которая в

результате рационального обсуждения кажется ближе к истине, чем другие теории, рискованно, но

рационально.

(5) Психологическая проблема индукции (почему мы верим в то, что избранная таким образом

теория будет и в дальнейшем оправдывать наше доверие?) мне представляется тривиальной — вера

или доверие всегда иррациональны, хотя и важны для действия.

(6) Не все вообще возможные «проблемы индукции» можно решить указанным путем (см. также

мою книгу: Popper К. Objective Knowledge. An Evolutionary Approach. Oxford, Clarendon Press, 1972

[русский перевод: Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход. М. УРСС, 2002]). (261:) Приложения

(262:)

(281:)

Новые приложения

(284:)

Приложение *I

Два замечания об индукции и демаркации, 1933-1934

Первое из воспроизводимых здесь замечаний — это письмо к издателю журнала «Erkenntnis».