Остальную войну довоёвывали другие. Ещё две дивизии ушли вперёд, а там и договор подписали с Финляндией.

Он замолчал. Понятно, что не всё рассказал, но, думаю, главные моменты помянул. Он ведь обычный рядовой комбриг – стратеги из высоких штабов ему в своих действиях не отчитывались. Так что со мной он был откровенен в меру того, что достоверно знал.

– Потери большие? – спрашиваю.

– У меня маленькие. У соседей… по разному. Одну дивизию совсем разгромили. Был случай, когда командира расстреляли перед строем, – вздохнул товарищ. – И спасибо, что в «сараи» поставил такие хорошие печки. Парни могли обогреться прямо на опорных пунктах. Наверху в башне голова наблюдателя, а сам он в гимнастёрке сидит и чай прихлёбывает, – мы улыбнулись.

– Так что в войне с немцами-то делать? Пока все твои предсказания сбылись, а советы оказались верными. Иногда – спасительными.

Теперь призадумался я. Не так уж много знаю я о Великой Отечественной. Битва под Москвой, Сталинград, Курская Дуга – это уже далеко не начало. Блокада Ленинграда, оборона Одессы и Севастополя – не знаю ни схем сражений, ни состава войск, участвовавших в них. Даже даты только приблизительно. Вот Брестская крепость оборонялась с первого дня войны. С такими познаниями ничего не насоветуешь. Обрывочные у меня сведения. Ну да изложу то, что помню.

– Разбомбят аэродромы – погибнет много самолётов. Захватят приграничные склады. Танки будут без горючего, а связь прервана. Управление войсками утеряется.

– Кошмар, – в глазах Кобыланды плещется ужас. – Это же катастрофа! И что делать?

Вот теперь он рассказал мне о Финской войне всю правду. Он поверил моему предсказанию – значит катастрофическая картина представляется ему вполне возможной. То есть «способности» военного руководства оценены им также, как проявила их известная мне история – воевать Красная Армия научилась только набравшись боевого опыта.

– А что тебе велено? – печально улыбнулся я.

– Развернуть бригаду в корпус.

– И…?

– Рядовые красноармейцы, прошедшие Финскую, станут младшими командирами. Младшие – средними, а средние – старшими.

– Старшими? – мне не вполне понятно, как это можно столь уверенно обещать. – У тебя и такие полномочия появились?

– Появились, – кивнул Кобыланды. – Размеры корпуса пока не ограничены. Ты мне скажи, какие танки просить?

Надо же, какие перспективы открылись перед другом! И по-русски он говорит совсем чисто. Даже названия должностей в армии нарочно для меня назвал по-старому, не произнося слова «офицер», недавно снова возвращённого в обиход. Про то, откуда я, он не знает – не говорил я об этом даже тогда, когда мы мотались по болотистой Кахетинской низменности, деля на двоих котелок каши и укрываясь одной шинелью, подстелив вторую на жёсткое дно грузового отсека лоханки.

– Разные бери – опробуешь, поймёшь, какие для чего нужны. Где корпус-то собираешься формировать?

– В Китае. Эшелоны уже в пути. Там и пополнение примем.

– А что, – спрашиваю, – не боится уже Хозяин войны на два фронта?

– Боится, конечно. Только после Финской он своей неготовой к войне армии боится ещё сильнее. Из двух бед, знаешь ли…

Я кивнул. И вдруг спохватился:

– Авиацию возьми в Китай. Истребители, пикировщики какие-нибудь. Не знаю, что сейчас есть. Но пикировщики – самая гадкая вещь для супостата, – не помню, когда у нас появились штурмовики, потому и не поминаю. – А лётчик-истребитель, понимаешь, только в бою рождается.

– Авиацию! – хмыкнул Кобыланды. – Так у неё другое начальство, – он немного помолчал, раздумывая. – Прикажу начальнику штаба, чтобы подобрал человека, который познакомится с кем нужно и подружится. Ну и там, на месте, сообразим что-нибудь – есть ведь в Китае наши лётчики. Ты сам-то, что собираешься делать?

– А ничего, – отвечаю. – Все размеры и модификации лоханок под все движки в производстве освоены. Если ещё какие потребуются – Федотовское КБ их мигом нарисует, а завод сделает. Дождусь начала войны и в армию пойду.

– Так тебя и отпустят! – скривился друг.

– Простого рабочего не станут удерживать, – улыбнулся я. – А у меня сыны растут. Как я им в глаза буду смотреть, сидя в тылу? Или, коли в тыловых частях перекантуюсь, что потом расскажу? Нет. Лучше сдохнуть. Ну и не каждого рядового пехотного Ваню ожидает смерть на поле боя.

– Хрен тебе с маслом, а не пехота, – вскинулся Кобыланды. – Лично прослежу, чтобы мехводом взяли в Первый Бранзулеточный корпус. Ты же водишь, как дышишь.

Я согласно кивнул. Хорошо, когда тебя понимают. Конечно, спервоначалу этот хитрец пристроит меня на штабной вездеход, но в начальный, разгромный период боевых действий всё перемешается – не уследит он, как я пересяду на лёгкий танк – они мне ужасно нравятся. Ну те, с автоматической сорокапяткой. И машину я знаю – участвовал в создании. Сумею и за башнёра сработать.

В Москву меня вызвали письмом, отправленным обычной почтой. Тётя Дуся, листоноша, вручила его мне лично в руки, хотя было оно ни капельки не заказным и никаких строгих пометок на нём не значилось. Фамилия отправителя произвела на неё неизгладимое впечатление. Я, когда распечатал, конверт ей отдал, хотя не был уверен, что подписан он собственноручно. Но даже если это работа секретаря, то всё равно – ценный будет автограф.

Иосиф Виссарионович приглашал меня в Москву к определённой дате и времени. Вот и всё – буквально пара строк. Было время, чтобы подготовиться к столь важной встрече. Мы целый альбом составили со всеми возможными вариантами шасси, моторов и трансмиссий. Прорисовали башни: с крупнокалиберным пулемётом, с обычным, с двадцатитрёхмиллиметровкой. Каждая имеет вариант с установкой гранатомёта или без. Все виды кунгов, понтонный транспортёр, с краном, с буровой… толстый красивый альбом с чётко оформленными пояснениями. В общем, постарались наглядно представить весь диапазон возможностей, чтобы любимому вождю было интересно полистать.

Если кто-то думает что самое маленькое шасси имеет только одно исполнение – то нет. Для разведчиков, например, вообще без башни. Кроме мехвода берёт двух пассажиров и рацию. Ещё можно прихватить с собой сотню килограммов груза. Правда ездоки тут уже сидят, словно в лодочке и торсы их торчат вверх, зато пустая она чуть выше, чем по колено – такую крошку прятать очень удобно.

Я взял на заводе неделю за свой счёт и поехал. Май месяц как раз начался. У нас уже совсем наступило лето, а в столице не так жарко и нет комаров. Приятная погода.

Остановился у Кобыландыевых – сами-то Софико с дочерьми гостят у нас, а отец семейства опять в командировке, но тут за всем присматривает домработница – квартира у них нынче просторная и не очень далеко от Кремля. Машенька, что работает в доме комбрига, меня в лицо знает и никаких недоразумений при моём вселении сюда не случилось.

Остаток же дня я провёл в геологическом музее. В своё время не мог в него попасть – он по выходным не работал. А в другие дни работал я. Ну а тут побродил по залам, разглядывая диковинки и размышляя о том, что нужно будет с сынами сюда завеяться и с Анной. Как сыны немного подрастут… так, ёлки! Война же начнётся!

В Кремль попал без проблем – на проходной меня ждал пропуск, а дорогу в приёмную я отыскал по памяти. Секретарь взглянул на часы, и пригласил проходить – время я выдержал пунктуально.

– Здравствуйте, Иосиф Виссарионович, – произнёс я входя. Дело в том, что Поскрёбышев каждый раз предупреждал: «Обращаться следует „Товарищ Сталин“, и никак иначе». Но во мне от этого возникал протест и я умышленно поступал неправильно. В конце концов, я ведь по голове ударенный – должен держать марку.

– Проходите, товарищ Беспамятный, рад видеть вас, – Сталин показал на стул и выложил передо мной записку со словами «Тупоносый» и «Лавочкин», – почему вы мне её не отдали? – спросил он строгим голосом.

– Не был уверен, – пожал я плечами.