— Так и сейчас четыре?

— Э, нет! Свой не считай, Димыч его лично для тебя делал! С самого начала ни дня не сомневался, что ты вернешься, даже Наталье трогать не давал! Миша, говорит, приедет, тогда и возьмет.

Польстило. Как есть, польстило!

Нашел в себе силы кивнуть и вернулся к нашему барану:

— С Яковом я уже утром стакнулся. Фамилия, как у шефа, птичья, но птица эта — дятел.

— Бракуй смело!

— Все равно сначала посмотрю. А то скажут, что придираюсь на почве личной неприязни.

— И что? Имеешь полное право! Тебе восемнадцать, а ты уже двух тварей завалил, в одиночку окно схлопнул! А ему двадцать семь и все еще фифа!

— Вы-то за что фельдфебелей не любите?

— Миша, фельдфебель — это тупиковая ветвь эволюции! — слова капитана во многом вторили моим мыслям, — В СБ за редким исключением очень четкая градация: есть высшее образование — офицер. Нет — значит, фельдфебель или сержант, рядовые есть только непосредственно в частях. И с сержанта прыгнуть вверх куда как проще, чем с фифы. Девчонки, которые салабошки, сейчас до них дойдем, им начинать с этой нашивки не зазорно. Быть фельдфебелем в двадцать четыре, как Криж тоже еще можно, хотя уже вызывает вопросы: что с ним не так? Оставаться в этом звании в двадцать семь — это уже диагноз! Забелина та еще стерва, но при ней образование стало куда как проще получить, поверь, я это знаю.

— Верю! — не стал копать дальше. Сам ведь от этого звания отпихивался как мог, хотя и по другим причинам. Одно то, что все известные мне анекдоты про прапорщиков здесь рассказывали про фельдфебелей, ставит все по местам. Плюс лично мне не нравилось название.

Обсудили девчонок. В столовой не успел их разглядеть — Мишка сорвался с места как угорелый, плохого качества официальные снимки тоже мало давали представления о характерах. Три только со школьной скамьи, сказать по ним Угорину было почти нечего: старательные, исполнительные, слушаются Пашку. Ни крупных скандалов в прошлом как у Отрепина, ни выдающихся черт, вроде глупости Перепелицина. На первые роли не рвутся, держатся в тени товарищей, составить о них мнение мне предстояло самому.

— По двум оставшимся ничего не смог собрать, а они личности непростые. Начну с Королевой Светы. Ровесница Павла, фамилии своей очень соответствует — королева и есть. Умница, красавица, спортсменка!

"Комсомолка"! — продолжил я про себя.

— И прости дурака, но я свою портянку сожру, если нет с ней какой-то истории! Совершенно непонятно, что в фельдфебелях забыла, да и что вообще конкретно здесь делает — таким место в тихих респектабельных аналитических центрах!

— Хороша?

— А то!

— Отбрила? — уточнил на всякий случай, помня о своеобразной заботе капитана о психологическом климате в коллективе.

— Да я даже не совался! — открестился Угорин, — Павел Отрепин к ней клинья бьет, но она и его на расстоянии держит.

"И его"! Не просто "его", а "и его"! А ручки-то (и не только!) капитан тянул, тянул! Еще не видел эту Свету, а уже ее уважаю — несмотря на инвалидность, Угорин был огого каким дамским угодником! Достаточно вспомнить, что он всю слабую половину нашей лаборатории регулярно охаживал, невзирая на возраст и внешность. Не буду говорить за Катьку — жена Цезаря вне подозрений! — но остальных особист точно потрахивал.

— И последняя в нашем списке — Елена Краснова, — Угорин специально заострил интонацией мое внимание, — Тридцать шесть лет. Сержант, — на звании он иронично хмыкнул, — Такой же сержант, как я прима-балерина! Если со Светой еще есть сомнения, то эта — капитан или майор, а то и выше бери! Кураторша перед ней стелится — это перед простым-то сержантом! Ничего узнать не удалось, но я так полагаю, что дамочка оттуда! — он многозначительно потыкал пальцем вверх. — Надо отдать должное — никаких почестей себе не требует, живет со всеми в казарме, изображает, что Павлу подчиняется, но этими вывертами кого другого путайте! Держи с ней ухо востро!

— Учту! Спасибо! — краткий анализ капитана лишним уж точно не был. Пусть по настоящему возрасту я был его старше и намного — ему, как и Воронину только-только сороковник исполнился, но он с самого рождения варился в местной кухне, тогда как моя жизнь здесь ограничивалась неполным годом, и очень часто приходилось сталкивался с ситуациями, в которых опыт до попаданства мало помогал.

Со своими новыми подчиненными тем днем я так и не встретился — после разговора с Угориным проф по старой памяти нагрузил кучей поручений, плюс с каждым из "старичков" требовалось хоть маленько, но потрепаться — народ жаждал подробностей и по свежим впечатлениям от "девятки", и по старым подвигам, и по жизни у Шелеховых. О времени вспомнил только тогда, когда помирившиеся два "М" выцепили звать домой.

— Так-то жизнь здесь норм! — вещал Макс по дороге на новое место жительства, — Одна беда — водку в магазинах не продают!

— В смысле — не продают? По возрасту? — моему телу все еще было восемнадцать, но Мишке с Максом — по двадцать четыре, никакие возрастные ограничения на них уже не распространялись. Хотя я вообще никаких ограничений раньше не встречал. Хочешь — покупай, главное, плати!

— По причине полного отсутствия! Вино — пожалуйста! Пиво — двенадцать сортов, всегда свежее. Коньяк — дорогой, но есть. А водки нет как класса!

Любившего прибухнуть Макса такое притеснение страшно возмущало.

— Пока искал выход на спирт, ухаживал только за медиками. Не поверишь — конкуренция! Дважды драться приходилось! — похвастался приятель.

— Он теперь только с Юлькой спит! — встрял с пояснениями Мишка, — Старшая медсестра из местной больнички. Баба — во! — Рыба широко разведенными руками обвел воображаемые контуры пассии Макса.

— Зато к спирту доступ имеет! — не стал обижаться Макс, — А кому не нравится, тот может хлебать сухое грузинское!

— Макс! Благодетель! Так я же не со зла! — шутливо запричитал Рыбаков, — Я ж токмо ради того, чтобы Лось твою жертву оценил!

— Жертву! — осклабился Макс, — У меня, можно сказать, любовь всей жизни!

— К спирту! — уточнил Мишка.

— К родине! — веско поправил Макс.

Новое жилье приятно порадовало наличием какой-никакой обстановки — до последнего боялся, что увижу голую коробку стен. Но нет, собственная клетушка, имевшая с двумя другими общую кухню-холл и удобства, могла похвастаться минимумом обстановки. Не дизайнерская мебель, но добротные вещи в стиле эпохи застоя. Даже ковер на полу имелся и тоже, словно из того же распределителя. И ветхое сероватое постельное белье, которому очень не хватало штампа "Собственность РЖД".

— Уборщица раз в неделю ходит, к нам по четвергам, — просветил заглянувший в дверь Мишка, оставшись наблюдать, как я распаковываю немудреный багаж, — По средам надо бардак немного разгребать!

— Вот это сервис! — напоказ восхитился я, начиная внутренне раздражаться.

Но Мишка как-то угадал и мое недовольство, и его подоплеку:

— Не шмон! Если хочешь, можно попросить, будет при тебе прибираться. А можно вообще отказаться, но удобно на самом деле. Начнешь зависать у шефа — оценишь. — А на мою скорченную гримасу посоветовал, — Для этого и предупреждаю про четверг — не хочешь что-то светить, убирай подальше или завтра возьми с собой. Собственное жилье пока предоставляют только семейным, а нам обещают по результатам. Всё в твоих руках — натаскай эту команду баранов, и будет тебе счастье! Всем нам счастье! — поправился он.

— Ну, где вы застряли, спирт выветривается! — проорал из кухни нам Макс.

Мы с Мишкой перемигнулись, я затолкал пустую сумку в шкаф и отправился праздновать приезд.

"Какие идиоты додумались устраивать гулянку в среду?!" — пришла на утро очень своевременная мысль под мерзкое дребезжание будильника. "Бодрячок, где ты, моя прелесть?!"