Выполнив очередной заказ и сжимая в руке туго набитый кошель Феникс снова и снова ощущал бездушный хлад этого золота. Оно могло накормить и напоить, устроить на ночлег, избавить от трудностей и подкупить недоброжелателя. Но никто не смог бы, даже за все те немалые суммы, что «ловец удачи» получал от магов, вернуть ему ту реку, тот костер и старого учителя, что так смешно выговаривал феларские слова. Хотя бы это… Ведь оно казалось полукровке гораздо проще, чем абсолютно невыполнимое желание обрести то, чем обладали прочие дети — семьей, домом и… детством. Когда в одной старой книге он наткнулся на измышление неизвестного мудреца о судьбе героев и их детей, то лишь грустно улыбнулся. Он был хорошо знаком с этим. Не просто забыли, стерли со страниц жизни прочих. Не пустили в новый мир, который сотворили героические предки.

Светлячки кружили вокруг него, одиноким силуэтом гревшегося у костра в ночи, увлекая взгляд своим мудреным полетом и незаметно поглощая время до рассвета.

Феникс снова был там, на берегу Саины, и грелся с учителем у костра…

Кто же это для него сделал? Кто смог понять?

Взгляд желтых глаз оторвался на мгновение от дивного танца огоньков в воздухе и остановился на слишком ярко светящемся медальоне, прикрепленном к ремням на груди сильванийского коня.

Так вот каким образом столь слабая иллюзия могла добраться сюда.

— Спасибо, Кассар, — прошептал «ловец удачи».

Затемно Феникс вскочил в седло и двинулся на северо-восток, оставив светлячков и дальше танцевать вокруг потухшего костра. Он намеревался как можно скорее обогнуть руины города вампиров. Силы были не беспредельны и следовало поторапливаться, как бы ни дороги были ему эти, вновь ожившие, воспоминания.

«Ловец удачи» давно принял и смирился с тем, что таковы были особенности его непростого ремесла: оказываться то в бурлящих жизнью городах, то посреди бесплодных земель, всякий раз испытывая тем самым на прочность собственное сознание. Очень часто приходилось искать что-то, что представляло ценность именно трудностями связанными с его добычей.

Когда полукровка только собирался взяться за свое ремесло, его осмеял первый заказчик, потому что Феникс не понимал и половины тех мудреных слов и имен, которые требовалось знать для всего того, что творилось вокруг магических наук. Пришлось изрядно поднатореть не только во всех этих премудростях, но и укрепить свой дух, ведь нужно было черпать откуда-то немалое мужество на, пусть и щедро оплаченные, но, подчас, слишком рискованные предприятия. Рискованные именно неизвестностью и непредсказуемостью, отчего находчивость ценилась больше, чем любое мастерство меча. Однако, пусть и последнее тоже являлось немаловажным, все же самым сложным, как в очередной раз рассудил полукровка, было не сойти с ума посреди той пустоты, что царила по другую сторону городских стен.

Огибая по склону высокого холма то, что некогда было городом вампиров, Карнаж невольно покосился на проломленный купол, ведущий в подземелье, оскалившийся каменными зубьями в небо с края обрыва над водами моря Молчания. «Ловец удачи» задумался над тем, какое именно поручение собирался дать ему некромант? Кассар, что и говорить, с соответствующей помпой предполагаемого Фениксом могущества, обретенного в Бездне, препровождал «ловца удачи» в свою обитель. Пусть и поистрепанную историей, но остающуюся самым выразительным знаком присутствия ордена заклинателей мертвых на Материке. «Ловец удачи» очень надеялся, что проделал весь этот нелегкий путь не за тем, чтобы выслушать предложение об экспедиции в глубины города вампиров, чье близкое соседство со Старой Башней красноречиво демонстрировало своими руинами полное поражение объединившихся столетия назад адептов стихии Смерти.

Однако, с появлением в этих местах нового деятельного хозяина, наподобие Кассара, все могло перемениться и стать символом торжества одной из двух сторон, что испокон веков мерились силами в так и не поделенном могуществе Бездны. Само время, в лице Хроноса, усмехалось этим потугам со страниц многочисленных описаний войн «нерушимого», казалось бы, союза.

Полукровке, помимо прочих, доводилось листать копии этих произведений архимага, когда «ловец удачи», под видом ассистента алхимика, проник в хранилища книг Форпата. Это могло весьма пригодиться сейчас. Меч вампира болтался притороченный к седлу и при вручении этого «сокровища» адресату Карнаж не хотел сболтнуть чего-нибудь лишнего касательно щекотливой темы вражды вампиров и некромантов. Что и говорить, и те, и другие были незаурядны в своих традициях и даже культурах, но там же черпали непредсказуемую жестокость и изощренный цинизм, которые в их кругу были в порядке вещей. Исходя из этого исполненная клятва, данная умирающему, и последующий отказ от предложения некроманта исследовать руины могли возыметь для «ловца удачи» самые дурные последствия.

Ветер завывал меж каменных зубьев проломленного купола, который Феникс миновал по узкой тропинке, круто взбиравшейся к вершине соседнего холма. «Ловец удачи» со смешанным чувством страха и восхищения пробирался по краю руин, уводивших глубоко в подземные дебри. Только вампиры, объединившиеся четырьмя самыми могущественными семьями, могли отважиться построить свое обиталище там, где имелась брешь известного мира, ведущая в Бездну. По сравнению с тоннелями Фивланда, это было куда более величественным творением и, в то же время, очень рискованным по своей сути — иметь у подножия многоуровневых построек дыру в непостижимую пустоту, в Ничто. Карнаж читал, что из-за возведения этого города пустили свои первые корни распри некромантов и вампиров, описанные Хроносом в его трудах красочно и с долей сарказма.

Феникс выбрался на заброшенную дорогу, ведущую вдоль берега, значительно отдалившись от «гиблого места». Конь неожиданно поднялся на дыбы и отчаянно заржал. Полукровке стоило немалых трудов совладать с ним. Но животное не двинулось с места, а повернулось и настороженно смотрело в сторону руин.

Откуда-то из глубин купола рвался наружу громкий рык, подхватываемый сонмом других голосов, оглушая даже на таком расстоянии чуткие уши Карнажа поистине адской канонадой. Сливаясь воедино мелодичные протяжные женские и грубые мужские голоса вырывались оттуда, исполняя в этом неистовом хоре песнь. «Песнь рассвета» вампиров рвалась на встречу солнцу, что, скрываясь где-то высоко, среди серого неба, неумолимо приближало новый день. Поднявшись вверх и разливаясь по окрестностям, пение пронзило холодный воздух, на мгновение остановив поток ветра с моря, и снова нырнуло вглубь проломленного купола. В наступившей тишине с гулом и треском ломавшегося камня из глубин города к поверхности поднялись обломки купола и начали скрепляться меж собой, возвращаемые неведомой силой на прежние места.

Карнаж с усилием поворотил коня и дал тому шпор, во весь опор поскакав прочь от этого места. «Ловец удачи» в ожесточении, порожденном вновь вступившей в спину острой болью, гнал что есть духу туда, где, на расположенной вблизи к обрыву берега скале, возвышался остов Старой Башни. Бешеный галоп коня отдавался в лопатках, но терпению полукровки на сей раз пришел конец. Он в бешенстве вонзал в бока сильванийского жеребца шпоры, пытаясь сбежать от этой, сводящей с ума, боли, что пробегала судорогой по рукам и ногам, а сухость и резь в горле снова не позволяли сглотнуть.

Остатки каменной изгороди встретили его распахнутой калиткой. На полном скаку он чуть не сшиб с ног поджидавшую там огромную фигуру.

Конь встал как вкопанный, чуть не выкинув из стремян седока. Рука перехватила уздечку, успокаивая бедное животное, в которое всадник, словно одержимый бесом, продолжал безжалостно всаживать шпоры.