В темном углу у двери что-то шевельнулось. Полукровка заметил движение краем глаза. Нечто бесформенное, скрывавшееся там, выставило наружу неимоверную лапу, состоявшую из человеческих костей, на конце которой они складывались в некое подобие кисти. Затем появилась вторая такая же, затем третья… Все три дружно оперлись о край скалы и нечто огромное вырвалось из угла и, уже на всех восьми лапах, исчезло за обрывом, провожаемое взглядом полукровки. Глаза широко распахнулись от удивления, смешанного со страхом. Ему еще не доводилось видеть этих слуг некроманта так близко.

Ревенант припал на одно колено, выламывая из груди засевшие там копья. Его смех перекрыла музыка, заставившая прочих бежать сломя голову, лишив их заклятия, что наложили предводители.

Вампирши выжидающе стояли перед противником, морщась от ран, что полосами лунного камня покрывали тела. Ревенант начал подниматься, но тут слева и справа по его плечам плашмя хлопнули два клинка с черными лезвиями. Красные руны заискрились, и Ройгар, как садовод ножницами, отсек голову. Она откатилась к ногам горбуна, что неотступно следовал за рыцарем.

Уродец дал знак всем расступиться. Вампирши послушно отскочили на край моста. Ройгар не отличился такой же расторопностью. Музыка успокоила в нем ту бурю, которую породили клинки, и только теперь он заметил, что истекает кровью, и что на него двигалась, перебирая громадными лапами по мосту, свора паукообразных тварей, которых он видел на строительстве.

Рыцарь успел присесть, закрыв голову руками. Он зажмурился и, содрогаясь от ужаса и напряжения, ждал, пока эта зловонная лавина проносилась, скрежеща и клацая костями у него над головой.

— Ну что ж вы, Ройгар? — раздался голос некроманта, когда стихла музыка.

Рыцарь открыл глаза. Кассар стоял перед ним, сложив руки на груди и задумчиво поглаживая длинными пальцами свой подбородок.

Горбун подобрал два залитых кровью темноэльфийских клинка и, уложив в футляр, поставил к ногам нового, полноправного владельца.

— Если вы так впечатлительны, то лучше не оборачивайтесь, — посоветовал заклинатель мертвых, стеклянным взглядом смотревший поверх Ройгара.

У рыцаря по спине пробежал холодок, когда сзади опять раздался этот скрежет и клацанье костей. Только в этот раз они звучали отдаленно, сопровождаемые приглушенными, нечеловеческими криками, полными отчаяния и ужаса.

Глава 8

«Этот город можно не любить, но опасно недооценивать…»

из письма Клода жене

Тракт встретил путника, выбравшегося на него из глубин подмерзших от холодных северных ветров топей, безлюдностью и грязной жижей, в которой увязали копыта коня. Тонкий белый покров таял под еще теплыми лучами солнца, и на больших дорогах становилось невозможно перемещаться.

До развилки большого тракта оставалось не так далеко, о чем напоминали приближающиеся с запада горы, и застревать почти у «столичного порога», как купцы меж собой называли славный городок на перепутье, было особенно досадно. Ведь, в конечном итоге, все мытарства могли оказаться бесполезны, так как настроения в Шаргарде менялись подстать временам года и даже чаще.

Иной раз, когда на его величество нападали приступы благочестия, из города временно изгонялись все торговцы. Дабы они не осквернили торжественность шествия своим присутствием. Это было такое событие, когда добрая сотня дворян закованных в латы, пугающие своим блеском и шумом горожан, отвыкших от такого зрелища, направлялась к собору, чтобы там предаться молитвам за упокой душ падших в войне или еще чему-нибудь, в чем король проявлял, в отличие от государственных дел, большую изобретательность.

Иногда устраивались облавы на воров и контрабандистов, под немилость попадали многие практикующие чародеи, не входившие в гильдию при дворе, особенно если год оказывался неурожайным на пшеницу, но урожайным на разоблачения ведьм и чернокнижников, из-за чего выходил эдикт на повышение полномочий инквизиции в определенном месяце, дабы «очистить от скверны».

Все эти безрадостные новости можно было узнать у «столичного порога» и, если они касались приезжих, переждать или, на худой конец, поворачивать коней и перебираться в провинции, где землей владели менее усердные поборники веры. Однако же при всем этом Шаргард оставался центром торговли, ремесел, религии и магии обоих Феларов, благо перечисленные события случались в нем не так часто, как было во времена прежнего короля.

Карнаж спешил и клял на все лады распутицу, что задерживала его в самый неподходящий момент. Здесь явно проехал обоз в дюжину хорошо груженых телег, разворотив подмерзший за ночь тракт, а полукровке не улыбалось снова встретить ночь в пути, так как у «столичного порога» это было чревато. Где-то в тех местах, что иссеченные оврагами оставляли лишь хлипкий мост единственной возможностью пробраться и достичь видневшегося вдали городка, сходились с большим трактом «серые дороги». Среди оврагов частенько укрывались обозы контрабандистов, дожидающиеся там пока вернутся посланные за новостями разведчики. Такая публика не отличалась разбойничьей кровожадностью, но любила сохранять инкогнито. Поэтому Феникс решил как можно скорее преодолеть опасный участок, тем паче отряд Тарда наверняка уже добрался до столицы, ведь убийцам драконов, в отличие от остальных, там были рады всегда. И тем больше полукровке хотелось скорее напомнить Бритве, что его еще рано сбрасывать со счетов.

«Ловец удачи» ехал долго и, постепенно, воспоминания о Старой Башне, а также путь до нее через болота, начинали казаться плохим сном. Он получил то, что ему полагалось. Это немного успокоило скверные предчувствия насчет последствий произошедшего. Благо теперь Феникс был далеко и никто не неволил возвращаться.

Карнаж решил подождать пока уляжется шум, который несомненно поднимется в определенных кругах, и экспедиция Тарда подходила для этого как нельзя лучше, позволяя убить одной стрелой сразу двух зайцев: во-первых, скрыться, пока в котле феларских некромантов не перекипят все страсти, во-вторых, положить начало давно задуманному.

Многие на Материке преклонялись перед драконами, так как они оставались чуть ли не единственным доступным подтверждением того, насколько величественны были в прошлом судьбы и легенды окружающего мира. Но у Карнажа имелся к этим тварям свой счет и смотрел он на них с другой позиции, не столь возвышенной как прочие, а куда более приземленной и даже циничной. Полукровка умел ждать, превосходно зная, что теперь он обеспечил себе довольно времени для того, чтобы найти способ как отплатить убийце своей матери. И никакие крылья этого дракона не спасут!

Цена, заплаченная «ловцом удачи» чужой кровью за два ран'дьянских камня не смущала, так как подобный случай упускать не стал бы никто на его месте. В конце концов, за излишнюю щепетильность такой «скупой» заплатит дважды.

Едва очнувшись от жара, что несколько дней терзал его после того, как горбун, надо отдать тому должное, довольно деликатно произвел замену под металлическими пластинами на спине полукровки, Феникс не стал ждать дальнейшего развития событий. Помывшись сам и старательно отмыв от крови свою одежду, он вскочил в седло и пришпорил все еще не отошедшего от испуга с ночного побоища сильванийского коня. Тот охотно разделял мнение хозяина, что чем скорее они покинут Старую Башню тем лучше. Больше там смотреть было не на что, так как Кассар затворился в лаборатории, предавшись целиком и полностью изучению «Визардеи», а горбун взялся заботиться о другом своем пациенте, неустанно врачуя разум Ройгара, который овладел клинками, но не готов был принять разом все последствия заключенного с проклятым оружием пакта. Отчего впал после той кровавой ночи в глубокое забытье.

В бреду рыцарь молил кого-то о прощении — это было единственным связным в его странных речах. Иногда, посреди неясного бормотания он цитировал один и тот же стихотворный отрывок на языке темных эльфов, снова и снова повторяя его слово в слово. Горбун за те несколько дней перевернул вверх дном всю библиотеку, но ни в одной из книг, что остались в ордене от истребленного народа, не было даже похожей строчки.