Господи, а что, если Ваня был прав, и я зря вернулась в Москву? Что, если станет только хуже, и весь мой маленький мир окончательно разобьётся вдребезги? Хотя, наверное, хуже-то уже и некуда.
[…]
Полтора месяца назад.
— Поля, зачем тебе эта Москва? Ты же сама так рвалась переехать оттуда, а сейчас снова хочешь вернуться в этот город. Почему? Что так резко повлияло на твоё мнение? Я просто не понимаю ни тебя, ни твою женскую логику. Зачем тебе сдался этот чёртов переезд? — Ваня уже час расхаживал из стороны в сторону по нашей, а точнее, больше моей квартире и высказывал свою точку зрения по поводу моего желания переехать обратно в Россию. Он категорически был против этого переезда, но я же упёртая, поэтому своего всё равно добьюсь. К тому же, у меня просто нет выбора. Я не могу больше находиться в состоянии этого дикого одиночества и полной отрешённости. Я снова хочу научиться жить, по-настоящему жить.
— Вань, ты можешь для начала успокоиться и присесть наконец? Чего ты ходишь туда-сюда? — мне порядком надоело, что мой муж так бурно реагирует на моё искреннее желание вернуться в Москву, поэтому я кинула на него сердитый взгляд, намекая, что настроена очень серьезно. Слава Богу, Ваня всё же присел на нашу кровать и посмотрел на меня усталым и измученным отчего-то взглядом. Я стояла буквально в метре от него и, слегка облокотившись на детскую кроватку, укачивала на руках Тасечку, которая всё никак не хотела засыпать. — Ваня, неужели ты не видишь, как мне здесь плохо? — шёпотом спросила я, на что в ответ получила лишь небрежную усмешку. А чего ты ещё хотела, Пелагея? Реакция Вани оказалась вполне ожидаемой. — Ты посмотри, в кого я превратилась. Мне в зеркало скоро будет страшно смотреть. Я почти не выхожу на улицу, сижу постоянно дома с Тасечкой, друзей и знакомых у меня здесь нет, ты вообще постоянно либо на играх, либо в России на тренировках, а мне даже поговорить не с кем. Понимаешь? Мне деть себя некуда. А в Москве у меня есть всё. Мои друзья, знакомые, мама, да карьера, в конце концов, — я заметила, как муж моментально напрягся и нахмурил брови, услышав мои слова.
— И Билан тоже там, — нет, только не смей начинать эту тему, пожалуйста. Тема Димы была изначально под великим запретом в нашей семье, и на это были веские причины. — Полгода назад ты кричала мне о том, как сильно ты хочешь уехать из России и забыть всё, что связано с Москвой, а сейчас заявляешь, что скучаешь по каким-то там друзьям. Самой не смешно? Ты ведь из-за него хочешь вернуться, Пелагея, — и мгновенно тело будто пронзили тысячами иголками, отчего я заметно вздрогнула и побледнела. Боль распространилась по каждой клеточке моего тела и была настолько невыносимой, что я со всей силы стиснула зубы. Ваня сверлил меня озлобленным взглядом, дожидаясь хоть какой-то реакции, а я просто стояла, опасаясь даже лишний раз моргнуть. — Ну, чего ты молчишь? Я угадал, да? Всё дело действительно в нём? — слишком грубый тон, слишком грубый взгляд, слишком грубая обстановка. На секунду стало тяжело дышать, и, не выдерживая такого напора, я отвела взгляд от мужа, при этом заметно краснея.
— Вань, тон смени, пожалуйста. Ты Тасю напугать можешь, — слегка хриплым голосом произнесла я и почувствовала, как к глазам подступают слёзы, сдержать которые в этот раз у меня явно не получится. Ведь Ваня прекрасно знает, почему тема Димы так бурно на меня влияет, но всё равно поднимает её. Зачем? Для чего? — Я просто хочу вернуться в свою родную страну и быть ближе к тебе, к родным. Я не могу здесь больше находиться, я себя живой не чувствую. Мне хочется отдавать всю себя людям и получать от них что-то взамен. Я не могу постоянно находиться в одиночестве, мне необходимо чем-то заниматься и хоть с кем-нибудь общаться. Кроме того, мне звонил Аксюта, предлагал стать наставницей шестого сезона «Голос», и, Ваня, я согласилась, — из глаз уже выступили непонятные и совершенно ненужные никому слёзы, а сердце отчего-то резко сжалось. Неужели мой муж и впрямь не понимает, что я уже загибаюсь от одиночества и боли, поедающей меня с каждым днём всё больше и больше? Мне любви не хватает, мне заботы не хватает, да мне всего и всех здесь не хватает.
— Согласилась, значит. Ребёнка в кроватку положи, — Ваня молниеносно сократил расстояние между нами и уже стоял прямо напротив меня с серьёзным выражением лица и блестящими от злобы глазами.
— Что? — я действительно не поняла смысл его фразы, поэтому решила переспросить, надеясь, что я всё же ослышалась.
— Тасю в кроватку положи! Мне ещё раз повторить? — по всему телу пробежали мурашки от такого тона, и я послушно дрожащими руками положила дочь в кроватку.
— Ой, а кто это у нас тут плакать собрался? — маленький ангелочек, только что оказавшийся в своей постельке, был явно этим недоволен и хотел обратно ко мне на ручки. Я уже хотела наклониться к этому чуду и снова прижать его к себе, но тут же почувствовала на себе крепкие руки Вани, который резко развернул меня к себе лицом. Не успела я ничего сказать, как со всей силы он дал мне пощёчину, отчего я, пошатнувшись, упала на пол.
[…]
Да, было очень жутко и невыносимо больно вспоминать тот день, когда я решила рассказать Ване о своём возвращении в Москву. Тогда он ударил меня впервые за всю нашу совместную жизнь. Сказать, что я была в шоке – ничего не сказать. Эмоции и чувства, которые я испытывала на тот момент, передать невозможно. Боль от такого поступка любимого человека была непередаваемой. Да, я не скрываю того, что в чём-то могу понять Ваню. Он действительно очень многое сделал и для меня, и для Таси, и я знаю, как ему бывает со мной тяжело. Но поднять руку на женщину – это самый мерзкий и грязный поступок, который только может совершить мужчина. Разве можно ударить того, кто не способен тебе ответить? Это подло, очень подло. Я помню, я в тот день проплакала несколько часов без остановки, пока Ваня не пришёл извиняться и вымаливать моего прощения. Именно после этого случая наша совместная жизнь с ним слегка изменилась. Появились частые ссоры на пустом месте, недопонимание, да и вообще какой-то негатив по отношению к друг другу. Мы всеми силами старались избегать любых конфликтов, но иногда у нас это попросту не получалось. Было тяжело, и это правда. Но, невзирая на все эти трудности, мы всё равно оставались и остаёмся семьёй. Конечно, первые несколько дней после случившегося нам было очень сложно находится вдвоём, я открыто его боялась и не подпускала близко к себе и дочери. Но чуть позже, переступив через себя и свои принципы, я всё же нашла в себе силы простить его. Почему? Понятия не имею. Наверное, просто не хотела разрушать нашу семью.
***
Первый день «слепых прослушиваний» выдался очень непростым и невыносимо долгим. Сегодня мы прослушали невероятное количество одарённых людей с замечательными голосами. Знаете, всегда поражался тому, что талантливые с рождения люди никак не развивают свои способности и просто сидят дома, не задумываясь о том, что могли бы давно уже блистать на сцене. Вот и сегодня я познакомился с огромным количеством таких очень необыкновенных людей и не мог перестать поражаться их скромности и искренности. Всё-таки этот проект действительно заряжает непередаваемыми эмоциями и энергией.
Но всё же не стоит упускать тот факт, что за этот день я невыносимо устал, потому как работали мы практически без перерывов. Да, первый день «слепых прослушиваний» самый сложный для наставников и всей съёмочной группы, так как работать приходиться очень много. Съёмки начались с самого раннего утра, а в итоге закончили мы только к одиннадцати часам вечера. Всё дело в том, что на «слепые прослушивания» приходят очень много людей, которые хотят попасть в проект, и для того, чтобы поскорее закончить съёмки этого этапа, нам приходится за день прослушивать десятки, а то и сотни различных голосов. В общем, никаких сил к концу рабочего дня у меня не оставалось, и я молился, чтобы поскорее оказаться в своей квартире и наконец-то завалиться спать. Но Юрий Викторович позвал всех наставников после съёмок к себе в гримёрку, дабы в сотый раз обсудить завтрашний съёмочный день, и нам ничего не оставалось, кроме как согласиться.