— Юра, только давай без лишних слов и нотаций, очень уж домой хочется, — Александр Борисович вместе с Леонидом Николаевичем и Пелагеей разместились на небольшом, но уютном диванчике, а я облокотился на туалетный столик, моментально устремив свой взгляд на Аксюту, который стоял возле стеллажей с документами. Продюсер явно устал не меньше нас, поэтому я искренне верю в то, что наш разговор не затянется надолго. Странно, но сейчас я почему-то ощущал на себе пристальный взгляд Пелагеи, которая ранее весь день меня мастерски игнорировала, всем своим видом показывая, что меня для неё не существует. Девушка всем искренне улыбалась, смеялась, шутила, даже иногда пританцовывала, в общем, делала всё то, что делала когда-то раньше, но уже без моего участия. Наверное, никто и не заметил каких-то кардинальных изменений, кроме меня. По отношению ко всем она осталась той же ласковой и общительной Полей, что и год назад, но по отношению ко мне она стала вести себя совершенно иначе. Больше не было тех взглядов, тех трепетных прикосновений, тех шуток, которые понимали только мы вдвоём. Всё куда-то испарилось, исчезло. От такого отношения к себе хотелось повеситься или, как минимум, просто уйти с этого проклятого проекта и никогда больше сюда не возвращаться.
Чёрт, а на что ты вообще рассчитывал, Билан? На дружелюбное и любезное отношение к себе? Ты предал эту девочку, растоптал её чувства, а сейчас умудряешься ещё возмущаться. Да уж, молодец, ничего не скажешь!
— Не волнуйтесь, надолго задерживать вас не стану. Сам домой уже хочу, сил нет, — пробубнил Юрий Викторович, устало засмеявшись. Я демонстративно потянулся и повертел шеей в разные стороны, слегка морщась от боли в затёкших мышцах. Якобы невзначай я кинул быстрый взгляд на Полю и сразу же столкнулся с серо-зелёными глазами, в которых вновь мне не удалось ничего прочитать, кроме уже привычной отрешённости. Почему она сверлит меня своим несколько озадаченным взглядом вот уже несколько минут, хотя сама весь день меня не замечала и игнорировала? — В общем, завтра съёмки начинаем на час позже, поэтому можете чуть подольше понежиться в своих постельках. Надеюсь, предстоящий съёмочный день у нас будет менее продолжительным, чем сегодня, и у нас получится разъехаться по домам часов до восьми. Кстати, напоминаю, что послезавтра сразу же после съёмок последних «слепых прослушиваний» мы вместе со всей съёмочной группой едем отмечать начало сезона. Никаких отговорок не принимается, ехать обязаны все. Ну, думаю, каждый из вас сам запомнил, сколько понабрал ребят к себе в команду, поэтому к этой теме притрагиваться не буду. Так, идём дальше, — продюсер заглянул в свой красный блокнотик, в который всегда записывал все свои важные дела и темы для разговоров с нами, после чего довольно усмехнулся. Неужели мы наконец-то можем быть свободны? — Наверное, на этом у меня всё, больше мне сказать вам нечего. Отработали сегодня очень хорошо, продержались, молодцы. Сейчас можете ехать домой и со спокойной душой отдыхать. Пелагея и Дима, вы только ещё буквально на две минутки задержитесь, — я удивлённо взглянул на Полю, сразу же по её выражению лица понимая, что она тоже не в курсе, о чём Аксюта вновь хочет с нами поговорить. Чего ему всё неймётся-то?
Градский и Агутин поспешили попрощаться со всеми нами и уже через минуту с довольными лицами выходили из гримерки продюсера, оставляя нас втроём в гробовой и достаточно неуютной тишине. Как только дверь за мужчинами захлопнулась, я заметил, как Поля напряглась и невольно поёжилась на диване. Было так забавно наблюдать за ней, когда она волнуется, слегка поджимая губы и хмуря носик.
Знаете, я всё никак не могу понять эту девушку. Сейчас она кажется маленьким и хрупким ангелом, а через мгновение – уверенной в себе стервой, играющей только по своим правилам. Как можно быть такой разной одновременно? Зачем вообще все эти маски?
— Как вам первый рабочий день, дорогие? — Аксюта присел на диванчик рядом с Пелагеей и оглядел нас обоих добродушным взглядом. По его выражению лица было понятно, что он явно доволен тем, как мы с Полей вели себя на камерах. Нет, мы не переглядывались и не позволяли себе всего остального, что присутствовало между нами раньше, но и наш «конфликт» мы не выносили, создавая для зрителей полную иллюзию того, что всё осталось прежним.
— А сегодня он чем-то отличался от предыдущих? Мне кажется, с годами здесь абсолютно ничего не меняется. Первые «слепые прослушивания» всегда были самыми непростыми и тяжёлыми. Вам ли этого не знать, Юрий Викторович? — съязвила Поля и кинула на меня очередной пронзительный взгляд. Действительно, этот день совершенно «ничем» не отличался от предыдущих. Откуда в тебе столько фальши? Неужели это я ещё год назад довёл тебя до такого состояния?
— То есть, если я правильно тебя понял, ты себя абсолютно комфортно чувствуешь? Тебя не напрягает вся эта обстановка? Напряжение доступ к кислороду тебе не перекрывает? Да? — не удержавшись, я повысил тон и, привстав с туалетного столика, дошёл до середины комнаты, при этом ни на секунду не прерывая зрительного контакта с Пелагеей. Я заметил, как её вновь опустошённые глаза забегали, а грудная клетка всё чаще начала вздыматься вверх. Нервничает. — Тебе самой ещё не надоело постоянно надевать маски? Не противно? Я же видел твои глаза тогда в коридоре, я чувствовал, что ты не хотела уходить. Почему же ты сейчас делаешь вид, будто я прозрачный, и пытаешься показать мне своё фальшивое безразличие? Кого ты пытаешься обмануть, Пелагея? — я нервно запустил руки в карманы чёрных брюк, наблюдая за тем, как с каждой новой секундой меняется лицо Поли.
— Дима, я, кажется, уже говорил вам по поводу ваших «взаимоотношений». Думаю, не стоит ещё больше усугублять ситуацию, вам же работать вместе, — Аксюта кинул на меня неодобрительный взгляд, и я понял, что действительно слегка переборщил с эмоциями. Нет, я не считаю, что наговорил чего-то лишнего, наоборот, я сказал всё по факту, просто делать это нужно было наедине.
— Юрий Викторович, вы не беспокойтесь, хуже уже точно не будет, — Пелагея встала с дивана и уверенным шагом подошла ко мне почти вплотную. Я видел, как блестели её глаза, хоть она и очень усердно пыталась это скрыть. — Просто кто-то никак не может смириться с мыслью о том, что всё-таки в этом прекрасном мире не всё крутится вокруг него. Хочешь дам тебе искренний и дружеский совет, Дима? Не пытайся найти чувства там, где их давно уже нет. Я игнорирую тебя по той простой причине, что элементарно не вижу смысла начинать с тобой какой-либо диалог. Мы взрослые люди, у нас давно отдельная друг от друга жизнь. В чем проблема? Чего ты хочешь от меня? Поверь мне, от этих бессмысленных поисков тебе будет только больнее. Я знаю, что говорю, — и вот тут её голос дрогнул, а по щеке покатилась первая слеза. Я хотел стереть мокрую дорожку с её гладкой кожи, но отчего-то не мог даже пошевелиться. Чёрт, это единственная девушка, которая могла контролировать мои действия одним своим пронзительным взглядом. — Я тоже когда-то пыталась отыскать чувства в одном человеке, а их там на самом деле и не было вовсе. Знаешь, что самое обидное? Я поняла это только тогда, когда он уже предал меня и разбил весь мой мир на мелкие осколки, — после этих слов меня поглотила уже знакомая жуткая боль и безудержное чувство вины перед этой девочкой. Чёрт, я сам виноват в том, что она стала такой. Это я уничтожил в ней ту Полю, которую знал когда-то раньше. Это я разбил вдребезги все её мечты и планы на будущее. Это я погасил огонёк счастья в её глазах. И это из-за меня передо мной сейчас стоит живой, но с абсолютно мёртвой душой человечек.
***
Я сидел на полу в своей гостиной, пододвинув к себе ноги и положив на них руки, и смотрел на стену невидящим взглядом. Боль разрывала меня изнутри настолько, что создавалось впечатление, словно меня просто сжигают заживо. Было абсолютно наплевать на то, что на часах уже 03:45, а к десяти часам утра я должен быть на «Голосе». Сейчас мне совсем не хотелось думать о таких мелочах, в моей голове были совершенно другие мысли. После первой бутылки виски моя усталость после первого съёмочного дня куда-то улетучилась и спать мне уже однозначно не хотелось. Единственное, чего я сейчас до смерти хотел – это прижать свою родную и маленькую девочку к себе и сказать, как сильно я люблю её. Но это невозможно. Она наверняка сейчас лежит в своей уютной постельке в обнимку с любимым мужем и даже представить себе не может, каково мне на данный момент. Так противно представлять, как он обнимает её, целует её и нежно шепчет ей всякие приятности на ушко перед сном.
