Но чего стоит одна только ее фраза при моем первом переодевании по приезде в замок поздним утром… Песня!

— Я не понимаю, сир, что вы в ней нашли, — заявила мне камеристка, имея в виду шевальер, подавая мне свежие труселя. — Она же кошка драная. Ни кожи ни рожи и гузка с кулачок.

Черт, приятно, когда тебя так ревнуют, без последствий физического воздействия. Элегантно так, по-европейски. Русская баба давно бы уже скалкой вооружилась, если не сковородкой.

— Элен, ты и к рении наваррской меня ревновать будешь? — сощурил я глаза и наклонил голову к левому плечу.

— Она не рения, — кинули мне в ответ мощный аргумент.

— Пойми, малышка, как я еще могу проверить, что в койке тебе равных нет и ты — лучшая? — Самое смешное, что в этом утверждении я ни на йоту не слукавил. — Так что бросай меня ревновать. У меня еще дама сердца есть, ты и ей глаза попытаешься выцарапать? Учти, будешь себя плохо вести — придется отправить тебя на дальний хутор, чтобы не было стыдно перед окружающими за твое поведение. Будешь паинькой — вся твоя семья будет купаться в золоте.

Подарил девушке золотое колечко с розовой жемчужиной, чмокнул в носик и, приказав доставить после ужина ко мне в кабинет ее отца, отправился размяться боем на мечах с Гырмой.

Мэтр Тиссо, появившись в назначенное время, на этот раз на колени передо мной бухаться не стал, но с низким поклоном важно доложил от двери, что все мои пистолеты в полном порядке и находятся у дона Сезара, которого он уже научил, как их чистить, смазывать и беречь.

— Это прекрасно, мэтр. Но я вас позвал, чтобы поговорить о производстве морских приборов. Вы уже приглядели себе здесь учеников?

Он отрицательно покачал головой.

— Не успел, сир. Да и где?

— Ладно, не к спеху пока ученики, но вскоре вы сами начнете их искать, потому как не будете справляться с заказами. Вы уже знаете, что я открываю в Сокоа морскую академию?

— Да, сир, мне сказали об этом. Но когда это еще будет…

— Так вот к моему следующему приезду сюда вы должны предоставить мне разбивку всего технологического процесса изготовления компаса, морского хронометра, октана и астролябии на самые простые операции, которые не требуют труда особой квалификации. Как и технологию последующей их сборки и проверки работоспособности. Вам все понятно?

Мэтр снова кивнул, подтверждая получение приказа.

А я продолжил:

— Я говорил, что вы возглавите мою мануфактуру?

— Да, сир. Был такой разговор в Нанте.

— Вот вам и первый шаг к ее созданию. Пока только на бумаге. Также требуется от вас расчет потребных материалов, инструментов, помещений и всего прочего. Каждый прибор выделить в отдельную производственную линию. Отдельно посчитать расходы на первое время, пока приборы еще не стали продаваться. Эта мануфактура должна не только себя окупать, но и приносить прибыль. Хорошую прибыль. Кроме простых приборов надо будет подумать о приборах в красивом оформлении. С позолоченной медью или в серебре. Казалось бы — мелочь, а цена при тех же затратах на производство может очень существенно подняться. И главное — качество на первом месте, чтобы марка «Тиссо» звенела на весь мир.

— О качестве, ваше величество, можете не беспокоиться, — поклонился мастер.

— Это меня радует, мэтр. Но главное, для чего я вас позвал, вот тут, — постучал я по листу бумаги на столе. — Подойдите ближе, не стесняйтесь.

— Что это? — спросил мастер, взяв листок с чертежами и приблизив их к глазам.

— Это ваши изобретения, мэтр. Новые морские приборы. Я назвал их барометр и термометр. То есть это вы назвали их барометр и термометр.

— Мои? — Удивлению Тиссо не было предела.

— Ваши, не мои же. Негоже рею что-то вообще изобретать. Меня мои же вассалы просто не поймут, не говоря уже об окружающих меня монархах.

— А что это вообще, сир? Если это приборы, то что они меряют?

Я популярно объяснил мэтру Тиссо принцип действия термометра и барометра. А также физику самого процесса.

— За что мне такие царские подарки, сир? Эти приборы незаслуженно оставят мое имя в веках.

— Не только оставят, но и прославят вас, мэтр. А за что? Да хотя бы за то, что ваша дочь мне хорошо служит, — улыбнулся я. — За то, что вы сохраните не только секрет производства этих приборов, но и тайну моего к ним отношения. Кроме финансового, конечно. Я хочу получать роялти с каждой их продажи. Не налог короны, а мою долю за то, что я это придумал, но отдал под вашу марку. Это очень выгодно для вас. Скоро без барометра не выйдет в море ни одно судно, поверьте мне.

— Зачем вам это надо, сир? Я никак не пойму. Только чую, что деньги тут не главное.

В глазах мастера действительно читалось недоумение.

— Просто я хочу обеспечить будущее ваших внуков, мэтр, — улыбнулся я как можно радушнее.

— Внуков? — озадачился не старый еще мастер.

— Именно внуков. Определенная часть прибыли пойдет вашей дочери. Я считаю, что так будет справедливо.

— Так она, сир, уже… — растерялся мастер.

Еще бы: не каждый день тебе сообщают, что ты можешь стать дедом сыну короля.

— Еще нет, мэтр, но долго ли такого ожидать?..

Взял со стола заранее приготовленный пергамент с печатью и протянул мастеру.

— Вот ордонанс командора о создании на землях ордена мануфактуры морских приборов мастера Тиссо с освобождением этого производства от всех налогов на первые десять лет. Кроме церковной десятины, конечно.

Перед сном собрал всех орденских командиров и расписал, кто остается в замке на хозяйстве, а кто со мной отправляется утром в Лойолу, с визитом к Иниго. Где я его даже лежачего произведу в кабальеро. Потому как слово принца — тверже стали.

— Часть замковых конюхов увожу с собой. Обоза не беру. Несколько вьючных коней или мулов будет достаточно. Не по пустыне пробег совершаем, по вполне цивилизованным местам, где деньги в ходу. А скорость продвижения существенно увеличим, — завершил я совещание.

Озадачив всех по самое немогу, перед сном вышел подышать свежим воздухом на замковый двор, где ночь стояла уже темная.

Черное небо, очищенное бризом от облаков, вызвездило. Красиво-то как, господи!

Как там Иммануил Кант говаривал в будущем, в еще не разрушенном Кенигсбергском университете… знаю всего два чуда… звездное небо над головой и моральный закон внутри человека. Вроде так, не поручусь за точность цитаты.

Но верно ведь, черт подери.

Особенно про звезды. Они тут как-то ближе к тебе, чем в России. Несмотря на то, что само небо кажется выше. Такой вот парадокс.

Стоял я в замковом дворе в приятной ночной прохладе и вожделенном одиночестве, размышлял о звездах, хотя на самом деле мне просто не хотелось идти наверх и нарываться в спальне на Ленкин скандал. Что-то во мне еще сидело от рассейского мужа, подкаблучника не подкаблучника, а… человека, привыкшего к женщинам подходить с опаской. Феминизм коммунячий, мать его итить, глубоко в подкорке сидит, с детства. А что в последнее время набежал в наши Палестины еще и либеральный феминизм с Запада, так это те же яйца, только в профиль. Хотя последний намного агрессивней доморощенного. Если бы не его агрессия, то выглядел бы он просто пародией на наш родной советский феминизм. Видно, все оттого, что наш феминизм на российской почве уже старый, устаканенный в обществе, пристроенный в сознании и, что греха таить, самим бабам порядком поднадоевший — почти век ему, да и окоротили его неплохо вторым пришествием капитализма на Русь, про женкомы давно ничего не слышно. А вот западный… Тот только-только вошел в подростковый возраст с его потугами на эпатаж и сбрасыванием всех авторитетов с «корабля современности» под угрозой харассмента. Тот только еще утверждается, шарахаясь по крайностям.

Плохо мы все знаем свою историю. То, что Запад выдает за либеральные откровения современности, коммунисты в двадцатых годах прошлого века уже не только обкатали со всей жестокостью неофитов на населении СССР, но все нежизнеспособное давно отбросили. Вместе с троцкизмом.