— Чужая… Ну какая же ты чужая! Ты моя, самая-самая близкая, родная… любимая.

Тийю резко развернулась в его руках и почти с испугом посмотрела ему в лицо:

— Ты… ты что такое говоришь? Серёжа, я…

И Сергей притянул её голову к груди и начал медленно раскачиваться под мелодию недавно прочитанных строк:

— Чужой страны познал я речь,
И было в ней одно лишь слово.
Одно — для проводов и встреч,
Одно — для птиц и птицелова.
О Тийю! Этих двух слогов
Достанет для «прощай» и «здравствуй»,
В них знак немилости и зов,
И «не за что», и «благодарствуй».
О Тийю! В слове том слегка
Будто посвистывает что-то,
В нём явственны — акцент стекла
Разбитого и птичья нота.
Чтоб «Тийю» молвить, по утрам
Мы все протягивали губы.
Как в балагане — тарарам,
В том имени — звонки и трубы.
И наконец, — о, как добра! –
Долга, как плеть, проста, как парус,
На голос птиц и серебра,
Оправдывать высокопарность, –
Всплывала Тийю сквозь пласты
Воды морской и белой пены…
О скромница, как все пловцы!
Бесстыдница, как все сирены!
О, слово «Тийю»! Им одним,
Единственно знакомым словом,
Прощался я с лицом твоим
И с берегом твоим сосновым.
Тий-ю! (Как голова бела!)
Тий-ю! (Не плачь, какая польза!)
Тий-ю! (Прощай!)[1]

А потом была их ночь… и скованная как струна женщина, которую он смог вырвать из оков её прошлого, заставив стонать, кричать, извиваться, царапаться и… плакать от счастья.

Божнев прикрыл глаза, покрепче притянул любимую себе и незаметно для себя самого провалился в глубокий спокойный сон.

Часть 13

Экипаж.

Александр вошёл в кабинет и чётко произнёс:

— Разрешите, товарищ генерал?

— Проходите, полковник.

Морозов улыбнулся и тихо заметил:

— Спасибо за повышение, товарищ генерал, но я пока в подполковниках хожу.

— Ходил, Саша, приказ об очередных званиях подписан, только погоны вам вручить не успеваем. Собирай экипаж, Морозов, счёт идёт на часы. Садись. — Александр вдруг почувствовал, как по затылку к спине проскользнуло холодное дуновение, от которого резко закололо между лопаток. Генерал повернул к нему карту и продолжил: — Значит так, тут выбросили группу. Во время высадки был сильный ветер, в горах потеряли почти весь груз, аппаратуру, в группе есть раненые, но операцию решено продолжить. Ваша задача — сбросить необходимый груз, вас будут ждать. Границу пересечёте здесь, авиация и ПВО предупреждены. Есть одно «но».

— Слушаю.

— С погодой там полная хреновина, видимость нулевая, грозы.

Александр усмехнулся и кивнул:

— Не в первый раз, товарищ генерал. Разрешите идти?

— Иди, отцу позвони. Пусть свяжется со мной.

Александр вошёл в лётный домик, на ходу снимая куртку.

— Ну что, парни, готовы?

Божнев, Грозный и Тарасов сидели вокруг стола, внимательно рассматривая карты и фотоснимки. Денис оторвался от изучения карты полётов и положил на стол перед Морозовым несколько спутниковых фотографий:

— Ты это видел? Снимки посмотри.

— Грозы? — Александр посмотрел на экипаж, который сегодня был серьёзен как никогда.

— Не просто грозы, один фронт за другим, — ответил Божнев. — Придётся вслепую идти.

Тарасов хмыкнул и тихо заметил:

— Но и мы не в сельской авиации работаем. Приказ есть приказ.

Морозов молча кивнул и обернулся к шкафу, вытащил большую коробку и положил на стол. Затем резким движением сорвал с комбинезона эмблему транспортной авиации, шеврон с фамилией и погоны. Лётчики переглянулись и молча начали срывать знаки различия, именные нашивки, сняли цепочки с личными жетонами, сверху положили документы. Александр закрыл коробку и всё также молча закрыл её в сейфе.

— А теперь, мужики, проверить самолёт и в путь.

Парни вышли, натягивая тёплые лётные куртки, а Морозов вытащил телефон, несколько мгновений смотрел на трубку, а затем набрал номер, чтобы через секунду услышать любимый голос:

— Да, Сашенька. Тебя сегодня во сколько ждать?

— Инусь, мы срочно вылетаем, нас несколько дней не будет, ты только не волнуйся. И, пожалуйста, не ходи много пешком, гололёд такой, не дай бог упадёшь, рыжуля.

— Это очень опасный полёт? — Голос Инны звучал глухо, будто она говорила, приложив ладонь ко рту.

— Ну что ты! Обычная командировка.

Александр умолк, прислушиваясь к частому дыханию, и вдруг Инна быстро зашептала, будто боялась что-то не сказать, что-то пропустить:

— Саша! Сашенька, я сегодня плохо спала, я волновалась, мысли дурацкие в голову лезли.

— Ещё бы ты без меня спала хорошо! — хохотнул Морозов. — Твоё дело ждать и тосковать по любимому.

— А твоё дело?

— Быстро отлетаться и вернуться к тебе, потому что без тебя, рыжуля, мне не жить.

Наступила тишина, Александр уже решил попрощаться, как услышал тихое признание:

— Я тебя люблю, Саш.

— Не слышу, Инна, тут связь плохая. — Александр прикрыл глаза и широко улыбнулся. — Повтори.

— Я тебя люблю, — опять прошептала Инна.

— Не слышу!

— Да всё ты слышишь! — Инна рассмеялась и повторила: — Я люблю тебя, Саша, очень. Ты только будь осторожен. И возвращайся быстрее. Я буду ждать. Всегда буду ждать.

***

Они летели уже третий час, переговариваясь по рации и вспоминая новогодние праздники, по-доброму подначивая Дениса Грозного.

— Слышь, Денис Юрьевич, а давай мы тебя на Наташке Тарасовой женим? Ты ж уже у нас не мальчик, поди. Знаешь же три основных правила лётчика: не оставлять водку на завтра, женщин на старость, а торможение на конец полосы.

Тут же в разговор включился второй пилот Юрий Тарасов:

— Хрен вам всем! Я бы ещё согласился на какой-то вариант, если бы не знал вас всех столько лет! Слышь, Грозный, Наталья моя тебе только с моим пугалом достанется!

— А ничего так тушка из Юрки получится, — рассмеялся Божнев.

— Штурман, сколько до границы? — голос Морозова вернул всех в реальность.

— Сто тридцать, командир.

— Экипаж, приступаем к снижению на 3900.

Александр и Юрий одновременно потянули штурвалы от себя, заставляя мощный самолёт опустить нос, и через несколько минут огромную машину окутала темнота с частыми яркими всполохами молний.

— Саш, ты когда-нибудь такую грозу видел? Как в фильмах ужасов, ей-богу, — Юрий удерживал рвущийся из рук штурвал, следя за показаниями приборов.

— Да, всё против нас, один только ветер навстречу. Юр, проверь груз, Серый, помоги. Сбрасывать по моей команде. Штурман?

— До места сброса пять километров, площадка готова, командир.

Тарасов и Божнев отстегнули ремни безопасности и быстро прошли вглубь самолёта в грузовой отсек. Вокруг слышался непрерывный грохот и жуткое завывание ветра. Лётчики пристегнули карабины и медленно подтолкнули огромный ящик с грузом вперёд.

— Мужики, открываю рамку, приготовить груз, — раздался искажённый голос командира. Божнев толкнул ящик, и груз плавно соскользнул с полозьев, проваливаясь в бездну.