В этот момент все трое заметили меня, но вместо приветствия я заметил лишь злобные взгляды. По всем признакам, отсутствие вежливости было для них таким же естественным, как привычка ходить.

Мужчина, сидевший верхом на лошади, и женщина были молоды. Мужчина постарше был очень непропорционально сложен, и это сразу бросалось в глаза — слишком короткие ноги и слишком массивный торс. Он направился к забору широкими шагами, лысый, с колючим взглядом, сварливый, — не человек, а ротвейлер. Я вышел из машины и подошел поближе к забору, чтобы представиться.

— Мистер Нэгребб? — осведомился я.

— Что вам нужно? — спросил он, остановившись в двух шагах от забора и повышая голос.

— Я всего на пару слов.

— Кто вы? Мне некогда.

— Я пишу статью о случаях лошадиных смертей. Я думал, что вы можете мне помочь.

— Вы напрасно думали.

— Но вы же такой опытный.

— Свой опыт я держу при себе. Проваливайте.

— Я слышал, что вы можете рассказать о внезапном остром воспалении копыта, — сказал я.

Его реакция была по-своему достаточно убедительной. Он вдруг замер как вкопанный, мышцы вокруг глаз непроизвольно задергались. Я знал, что это признаки тревоги. Мне приходилось наблюдать подобное, когда я задавал в дипломатических кругах с виду безобидные вопросы о тайной недозволенной сексуальной жизни.

— О чем вы говорите? — требовательно спросил он.

— Об избытке углеводов. Он ничего не ответил.

Должно быть, его беспокойство каким-то образом передалось двум остальным — молодая женщина подбежала к нам, а мужчина подъехал на лошади. Она — гарпия со свирепым взглядом, он — такой же темный и мускулистый, как и его лошадь.

— Что случилось, папа? — спросил он.

— Человек интересуется острым воспалением копыта.

— В самом деле? — Его голос походил на отцовский — такой же угрожающий, с явным глостерширским акцентом. Он тоже понимал, о чем идет речь. Насчет девушки я не был так уверен.

Я сказал:

— Мне нужен репортаж из первых рук. Не для ветеринаров, а для широкой публики. Только лишь ваше описание, что вы чувствовали, когда увидели, что ваша лошадь смертельно искалечена.

— Чушь, — сказал сын.

— Это случилось в прошлом году в сентябре? Лошадь была застрахована? — спросил я.

— Пошел ты… — сказал сын, направив лошадь прямо к забору и угрожающе подняв свой внушительный кнут.

Я подумал, что самое время последовать его совету, тем более что Нэгребба, ради которого затевалась вся эта экскурсия, я увидел и оценил, завершая таким образом свою картинную галерею стариков. К тому же я целиком и полностью разделял мнение Кена о его сыне. «Если эта девушка — дочь, то она является продуктом воспитания все той же семьи, ее частью, но уж никак не главой», — подумал я.

— Кто вас прислал? — спросил Нэгребб.

— Молва, — ответил я. — Восторженный вздор.

— Как вас зовут?

— Блэйк Пастер, — я назвал первое имя, которое пришло мне в голову. Это был мой коллега, первый секретарь посольства в Токио. Я подумал, что Нэгребб вряд ли будет проверять списки министерства иностранных дел. — Независимый журналист. Жаль, что вы не можете мне помочь.

— Дерьмо, — сказал Нэгребб.

Я уже начал свой картинный отход, и на том бы все и закончилось, если бы в этот момент из-за дома не появилась еще одна машина и не остановилась возле моей.

Водитель вылез. К моему смятению, им оказался Оливер Квинси.

— Привет, — удивленно протянул он. — Какого черта ты здесь делаешь? — Его недовольство было очевидным.

— Ищу информацию для статьи о лошадиных смертях.

— Ты его знаешь? — спросил Нэгребб.

— Конечно. Друг Кена Макклюэра. Вечно в клинике сует во все свой нос.

Ситуация обострилась еще больше.

— Я пишу статью о больнице, — сказал я.

— Для кого? — подозрительно спросил Оливер.

— Для того, кто купит. А ее купят.

— Кен в курсе? — воскликнул Оливер.

— Для него это будет приятным сюрпризом. А сам-то ты что здесь делаешь?

— Не твое собачье дело, — отрубил Нэгребб, а Оливер ответил одновременно с ним:

— Что и обычно. Растяжение сухожилий.

Я пытался проникнуть в сознание Оливера, но мне не удалось. Наверно, в его мыслях я был врагом вместе с Кеном и Люси Амхерст, верными сторонниками «Кэри Хьюэтт и партнеры» и противниками всяких перемен. Он с ненавистью наблюдал за мной.

— Ты все еще работаешь в фирме? — спросил я.

— Фирма может закрыться, но лошадям все Равно нужна помощь, — бросил он.

— Кен говорит так же.

Сын Нэгребба, который, казалось, совсем меня не слушал, но внимательно за мной наблюдал, вдруг соскользнул с лошади, вручил поводья своему отцу, наклонился, пролез под забором и подошел к нам. Угроза, исходившая от него, казалась вблизи почти осязаемой. Я подумал, что он в два раза крупнее своего отца.

— Приятель, у тебя появились проблемы, — обратился он ко мне.

Кнут он держал в левой руке. Я успел спросить сам себя, не левша ли он. Он более или менее доказал, что нет, нанеся мне быстрый и сильный удар кулаком правой руки в область желудка.

Мне показалось, что меня лягнула лошадь. У меня перехватило дыхание, я упал на одно колено, сложившись вдвое, как парализованный.

Положение не очень улучшилось, когда сын Нэгребба водрузил свой сапог на мое склоненное плечо и буквально опрокинул меня.

Никто не возражал. Перед моими глазами возникла старая пыльная трава. Помощи ждать неоткуда.

Дыхание медленно вернулось ко мне, а вместе с ним пришла бессильная ярость, отчасти на самого себя за то, что так неосмотрительно ввязался в этот скандал. Не было никакого смысла пытаться дать сдачи младшему Нэгреббу, он бы опять меня свалил. Моим оружием были слова, а не руки. Я никого никогда не ударил даже в гневе.

Я встал на колени, потом на ноги. Нэгребб смотрел задумчиво, а его сын — с невыносимым превосходством. Оливер был безучастен. Девушка улыбалась.

Я задержал дыхание. Поборол свою злость.

— Все, я понял, — сказал я.

Не самая мудрая из реплик, как потом подумалось мне, но это все, на что я был способен в тот момент. Сын замахнулся на меня еще раз. но я был готов к этому и запястьем парировал удар. Даже этого хватило, чтобы мои пальцы онемели. Единственное, что было положительным в данной ситуации, так это то, что я ни словом не обмолвился о коллагеноразлагающих ферментах, и поэтому угроза познакомиться со шприцами, наполненными коллагеназой, отпала сама собой.

— Послушайте, — сказал я, — я писатель. Если вы не хотите, чтобы о вас написали, что ж, я получил предупреждение.

Я повернулся к ним спиной и сделал несколько шагов к машине, стараясь не шататься.

— Не вздумай вернуться, — крикнул мне вдогонку Нэгребб.

«Ни за что в твоей жизни, — подумал я. — Впрочем, в моей тоже».

Я открыл дверцу и упал на водительское место. Это оказалось очень болезненно. В момент удара я чувствовал, что мои легкие разорвались, но через некоторое время меня начала донимать боль. Ее эпицентр находился где-то в области грудины.

Они не пытались меня остановить. Я завелся, объехал машину Оливера и поехал вниз прямо по дороге, переживая свое позорное поражение. «Никогда не вступай в бой без щита и оружия», — подумал я.

Подъехав к Тетфорду, я остался сидеть в машине, и Кен вышел узнать, в чем дело.

Он нагнулся и заглянул в опущенное окно.

— Что случилось? — спросил он.

— Ничего особенного.

— Нет, случилось.

Я вздохнул. Поморщился от боли. Криво улыбнулся. Ткнул пальцем в свою диафрагму:

— Сын Нэгребба нокаутировал меня в солнечное сплетение.

Он рассердился.

— Я же говорил тебе не ездить туда.

— Да, говорил, но я поехал. Сам виноват.

— Но почему? Почему он тебя ударил?

— Я спросил об остром воспалении копыта. Кен был в шоке.

— Ты в своем уме?

— М-м-м… Но ответ был содержательным. Кстати, там же был и Оливер, он осматривал растяжение связок у лошади. Его вызвал Нэгребб.