Словно дуновение горного ветра коснулось Алека. Странное ощущение прохлады постепенно усилилось, и юноше показалось, что лук начал вибрировать; он вспомнил, как когда-то коснулся посоха дризида и ощутил биение силы.
— Я… я не знаю. Как будто держишь в руках живое существо.
— Ты ощущаешь магию Шариэль-а-Малаи, ее кхи. — Руиауро указал на хозяйку оружия, женщину из Пталоса. Затем он взял у Киты нож, висевший у того на поясе, и тоже протянул скаланцу.
Сжав клинок в пальцах, Алек вновь почувствовал вибрацию.
— Да, и здесь то же самое.
— Мы пропитаны кхи, как фитиль — маслом, — объяснил руиауро, — немного кхи остается на любом предмете, побывавшем у нас в руках; отсюда и все наши дарования. Шариэль-а-Малаи, возьми лук Алека-и-Амасы.
Женщина повиновалась; когда провидец дотронулся до ее лба, глаза ее изумленно расширились.
— Во имя Светоносного, в этом луке кхи сильна, как штормовой ветер!
— Ты хорошо стреляешь, не так ли? — спросил руиауро, заметив коллекцию шатта, украшавшую колчан Алека.
— Да, достопочтенный.
— Лучше, чем большинство?
— Наверное. Стрельба — то, в чем я силен.
— Достаточно силен, чтобы поразить дирмагноса?
— Да, но…
— Он сражался с дирмагносом! — раздался шепот.
— Это был неплохой выстрел, — согласился Алек; он вспомнил странное оцепенение, которое охватило его, когда он прицелился в свою ненавистную мучительницу. Лук тогда задрожал, как живой, но Алек всегда приписывал это, равно как и свой успех, чарам Нисандера.
— Когда же ты придешь ко мне, маленький братец? — с упреком спросил старик, беря Алека за подбородок. — Твой приятель Теро теперь часто заходит в Нхамахат, а тебя я все жду да жду.
— Прости меня, достопочтенный. Я… я не знал, что меня ждут. — Алек запнулся, пораженный внезапным открытием. Маг никогда не упоминал о своих визитах к руиауро. — Я хотел, но…
— Кроме того, ты должен привести с собой Серегила-и-Корита. Передай ему
— сегодня ночью.
— Изгнанник больше не носит этого имени, — напомнил кто-то из акхендийцев.
— Разве? — Руиауро повернулся к выходу. — Как же я забыл! Приходи сегодня ночью, Алек-и-Амаса. Тебе о многом надо мне рассказать.
«Рассказать?» — оторопел юноша; но прежде чем он успел задать вопрос, руиауро исчез, как рисунок на песке, унесенный порывом ветра.
— Ну теперь ты не будешь отрицать, что видел магию, — воскликнул Артис.
— Так как ты убил дирмагноса?
Первой мыслью Алека было тотчас найти Серегила и поведать ему о странном приглашении, но собутыльники не желали отпускать его без рассказа о битве с Иртук Бешар и Мардусом. С неожиданным вдохновением Алек расписал свои приключения, особенно упирая на роль, которую в сражении с силами зла сыграл Серегил, — он решил, что рассказы о героизме изгнанника только пойдут другу на пользу и помогут ему вернуть свое место среди соплеменников. Когда он дошел до описания собственных подвигов, ему вновь пришли на ум слова руиауро; как знать, может быть, действительно не только опыт сделал в тот день его руку такой твердой.
Послеполуденное солнце освещало восточную часть зала заседаний лиасидра, в то время как вторая половина почти скрывалась во тьме. Когда Алек проскользнул внутрь, на свободном пространстве в центре представитель Катме разглагольствовал об опустошениях, которым на протяжении столетий чужаки подвергали земли Ауренена.
Многие из присутствующих одобрительно кивали. Сидевший позади Клиа Теро выглядел разгневанным, Серегил — измотанным и усталым. На заднем плане маячил Бракнил со своими солдатами; их лица были бесстрастны, как и положено воинам. Пробравшись сквозь ряды малых кланов, Алек сел за спиной Серегила.
— А, ты пришел в самый интересный момент, — подавляя зевок, сказал Серегил.
— Сколько ты здесь еще пробудешь?
— Недолго. Сегодня все не в форме, думаю, большинство уже мечтает о кружке рассоса. Я, во всяком случае, точно только о нем и думаю.
Торсин обернулся и бросил на друзей суровый взгляд. Серегил прикрыл лицо ладонью, чтобы скрыть ухмылку, и другой рукой сделал Алеку знак на языке наблюдателей: «Остаемся».
Катмиец наконец закончил речь, Клиа поднялась для ответного слова. Алеку не было видно лица принцессы, но, судя по решительно развернутым плечам, Клиа уже была сыта по горло.
— Благородный катмиец, ты ясно сказал о страданиях Ауренена, — начала принцесса. — Ты говорил о набегах, о нарушении закона гостеприимства, но ни в одном из этих рассказов не упоминалась Скала. Не сомневаюсь, у тебя есть все основания опасаться чужеземцев, но почему ты боишься нас? Скала никогда не нападала на Ауренен. Наоборот, мы честно торговали друг с другом, скаланцы мирно путешествовали по вашей земле и с уважением отнеслись к Эдикту об отделении, хотя и считали его несправедливым. Многие здесь не постеснялись попрекнуть меня убийством Коррута; может быть, причина в том, что это единственное обвинение, которое вы можете выдвинуть против моей страны?
— Вы просите открыть для вас северное побережье, наши порты, наши железные шахты, — возразил хаманец. — Если мы позволим вашим шахтерам и кузнецам поселиться на нашей земле, где гарантия, что они уйдут, когда неотложные цели будут достигнуты?
— А почему вы думаете, что они останутся? — парировала Клиа. — Я видела Гедре. Я ехала через холодные бесплодные горы — именно там расположены шахты. Замечу со всем почтением, что тебе следовало бы посетить мою родину. Возможно, тогда вы поймете — мы нисколько не стремимся переселиться в Ауренен, нам нужно лишь железо, чтобы победить в войне, отстоять свою землю.
Слова принцессы вызвали аплодисменты и плохо скрываемые смешки среди сторонников скаланцев. Но Клиа осталась невозмутима.
— Я слышала, как Илбис-и-Тариен из Катме говорил об истории вашего народа. По его же словам. Скала ни разу не выступала в роли агрессора ни по отношению к Ауренену, ни к какой-либо иной стране. Как и вы, мы понимаем, что значит иметь достаточно всего. Благодаря сельскому хозяйству и успешной торговле, да будет благословенна Четверка, нам не приходится охотиться за тем, что плохо лежит. То же самое я могу сказать и о Майсене, она все еще не сдается, хотя практически уже поставлена Пленимаром на колени. Мы сражаемся. Чтобы изгнать агрессора, а не чтобы захватить его земли. При предыдущем Верховном Владыке на протяжении многих лет нам удавалось удерживать Пленимар в пределах его границ. Его сын возобновил старый конфликт. Должна ли я, младшая дочь царицы тирфэйе, напоминать ауренфэйе о их героической роли в дни Великой войны, когда наши народы боролись бок о бок?
Мое горло устало день за днем повторять одно и то же. Если вы не хотите допустить нас к шахтам, продавайте нам железо и позвольте нашим кораблям заходить в Гедре, чтобы покупать металл.
— И так все время, — пробурчал Серегил. — Мы проиграем в войне раньше, чем они решат: причастна ли лично Клиа к убийству Коррута.
— У тебя есть какие-нибудь планы на сегодняшнюю ночь? — Алек нервно покосился на Торсина.
— Мы приглашены на обед в тупу Калади. Я предвкушаю удовольствие, танцуют они замечательно.
Алек откинулся назад, подавив вздох. Тени переместились еще на несколько дюймов, пока Райш-и-Арлисандин и Гальмин-иНсмиус, кирнари Лапноса, препирались по поводу какой-то реки, разделяющей их земли. В конце концов акхендиец в ярости покинул зал заседаний. Эта вспышка послужила сигналом к окончанию дебатов.
— И какое это имеет отношение к Скале? — пожаловался Алек, когда все начали расходиться.
— Борьба за торговые доходы, как всегда, — ответил Торсин. — Сейчас акхендийцы зависят от доброй воли лапносцев — им приходится сплавлять товары в их порты. Если и когда Гедре откроют, Акхенди получит преимущество. Но это только одна из причин, почему Лапнос выступает против предложений Клиа.
— Проклятие, — тихо выругалась принцесса. — Что бы они в конце концов ни решили, это будет иметь отношение к их собственным проблемам, а не к нашим. Да, если бы мы имели дело с единым правителем, все было бы по— другому.