— Можешь считать это тренировкой в аскетизме. Прошлой зимой навалило столько снега, что нам пришлось прорубить дыру в крыше, чтобы выбраться из дому наружу. И все равно это жилище много лучше некоторых мест, где нам случалось жить.

Действительно, дом совсем не походил на уютные комнаты, которые Серегил и Алек занимали в «Петухе», или на элегантную виллу Серегила в аристократическом квартале Римини. Сколоченная из досок низкая кровать занимала почти четверть комнаты; рядом с ней стоял шаткий стол, а стульями служили ящики и скамейки. На полках, крючках и в кривобоком шкафу хранилось немногочисленное имущество. Два маленьких оконца во избежание сквозняков были затянуты промасленным пергаментом, а на крюке над углями в сложенном из нетесаного камня очаге посвистывал чайник.

— Я заглянул на улицу Колеса с месяц назад, — сказал Микам, когда все расселись вокруг стола. — Старый Рансер прихварывает, но все равно поддерживает все в таком же порядке, как было при тебе. Ему теперь помогает присматривать за домом внук.

Серегил недовольно поморщился, догадавшись, что Микам вложил в эти слова скрытый смысл. Вилла была последним его владением в Римини, больше ничто не связывало его со столицей. Как и Триис, старый Рансер хранил секреты своего хозяина и покрывал его чудачества, так что Серегил имел возможность появляться на улице Колеса или исчезать, не вызывая подозрений.

— И что же он говорит о том, где я был все это время?

— По его словам, ты в Айвиуэлле, помогаешь Алеку управлять поместьем и поставляешь лошадей для скаланской армии, — ответил Микам, подмигивая юноше. Айвиуэлл был вымышленным имением в Майсене, завещанным Алеку его столь же вымышленным отцом — провинциальным аристократом. Этот помещик будто бы поручил благородному Серегилу из Римини своего единственного сына. Все это придумали однажды вечером за бутылкой вина Серегил с Микамом, чтобы объяснить неожиданное появление Алека в столице. Поскольку и титул, и поместье были из самых мелких, никто ими не интересовался.

— А что говорят о Коте из Римини? — спросил Серегил.

Микам усмехнулся.

— Когда прошло с полгода без всяких происшествий, начали ходить слухи, что он, должно быть, умер. Ты, пожалуй, единственный ночной воришка, которого оплакивает аристократия. Как я понимаю, с твоим исчезновением интриганы лишились необходимого оружия.

Что ж, вот и еще одно основание не возвращаться. Тайные занятия Серегила в качестве Кота из Римини давали ему заработок, работа на Нисандера в качестве наблюдателя была целью жизни, а роль шалопая— аристократа служила хорошим прикрытием и той, и другой деятельности. Теперь же осталась только она, и это все более тяготило Серегила.

— Наверное, нужно было бы продать виллу, но мне не хватит духа лишить пристанища Рансера. Это ведь скорее его дом, чем мой. Напишу-ка я дарственную в пользу твоей Элсбет: пусть живет там, когда окончит обучение в храме. Она Рансера не выгонит.

Микам похлопал Серегила по руке.

— Ты добрый человек, но не понадобится ли вскоре вилла тебе самому?

Серегил опустил глаза на большую веснушчатую руку, в которой утонула его собственная, и покачал головой.

— Ты же знаешь, что этого никогда не будет.

— Как поживают все в Уотермиде? — спросил Алек. Микам откинулся на скамье и засунул руку за пояс.

— Хорошо, за исключением того, что нам не хватает вас.

— Я тоже скучаю по ним, — признался Серегил. Уотермид был для него вторым домом, а Кари и ее три дочери — второй семьей. Да и Алека все считали своим с первого же дня, как только он там появился.

— Элсбет все еще в Римини. Она подхватила заразу, когда прошлой зимой началась эпидемия, но выкарабкалась, — продолжал Микам. — Ей нравится жизнь в храме, она подумывает о посвящении. Кари нелегко ухаживать за двумя малышами, но Иллия теперь уже достаточно большая, чтобы помогать матери. И это очень кстати: как только Герин научился ходить, он стал во всем подражать сводному брату, а Лутас — озорник, каких поискать. Кари однажды поймала их на полпути к реке.

Серегил усмехнулся.

— Ну, то ли еще будет — с таким-то отцом.

Разговор продолжался, гости и хозяева обменивались новостями, словно ничего необычного в этом визите не было. Вскоре, однако, Серегил повернулся к Беке.

— Думаю, тебе стоит рассказать мне побольше. Ты говорила, что возглавляет посольство Клиа?

— Да. Турма Ургажи — ее почетный эскорт.

— Но почему Клиа? — спросил Алек. — Она ведь самая младшая.

— Будь я циником, я сказал бы, что ее поэтому не так жалко, как других,

— заметил Микам.

— Я бы в любом случае выбрал на эту роль ее или Коратана, — задумчиво сказал Серегил. — Они самые сообразительные в семействе, они показали себя в бою и держатся властно. Наверное, и Торсин включен в посольство вместе с парочкой магов?

— Благородный Торсин уже находится в Ауренене. Что же касается магов, их теперь так же не хватает в армии, как и полководцев, поэтому с Клиа едет только Теро, — ответила Бека, и Серегил заметил, что она внимательно смотрит на него — какова будет реакция?

«И не без оснований», — подумал он. Теро стал учеником Нисандера вместо Серегила, когда тот обнаружил свою непригодность к занятиям магией. Они терпеть друг друга не могли и многие годы соперничали, как ревнивые братья. И все же Теро и Серегил оказались друг у друга в долгу, когда Мардус похитил Алека и Теро: во время кошмарного путешествия пленники остались в живых только благодаря взаимной поддержке; без Теро Алеку не удалось бы бежать до того, как началась последняя битва на пустынном пленимарском берегу. Смерть Нисандера положила конец соперничеству Серегила и Теро, но все равно каждый оставался живым напоминанием другому о понесенных потерях.

Серегил с надеждой взглянул на Микама.

— Ты тоже едешь, да?

Микам пристально разглядывал гвоздь в стене.

— Меня не пригласили. Я явился сюда, только чтобы уговорить тебя отправиться с посольством. На этот раз тебе придется удовольствоваться Бекой.

— Понятно. — Серегил отодвинул тарелку. — Что ж, я дам ответ утром. Ну а теперь кто хочет сыграть в «меч и монету»? С Алеком играть неинтересно: он знает все мои уловки.

На какое-то время Серегилу удалось целиком отдаться простому удовольствию игры — удовольствию тем более драгоценному, что он понимал: это мирное мгновение быстро пролетит.

Серегил наслаждался их с Алеком долгим отшельничеством. Ему часто казалось, что он вступил в мир, в котором Алек жил до их встречи, — простой мир охоты, путешествий, тяжелой работы. Им выпало достаточно приключений, чтобы поддержать на высоте их искусство разведчиков, но в основном они занимались честным трудом.

И любили друг друга. Серегил улыбнулся, глядя в свои карты и вспоминая, сколько раз они сплетались в объятиях в бесчисленных гостиницах, у бесконечных костров под яркими звездами, на той самой постели, где теперь сидел Микам. Или на мягкой весенней траве под дубами у ручья; или на благоухающем сене золотой осенью; или в теплой воде пруда… А однажды они выбежали полуодетыми и упали в свежевыпавший снег под сияющей луной, которая не давала им спать три ночи подряд. Если подумать, вокруг было не так уж много мест, где бы страсть не кидала их в объятия друг друга. Они далеко ушли от того первого неуклюжего поцелуя, которым обменялись в Пленимаре… Что ж, Алек всегда всему быстро учился.

— Должно быть, тебе выпали хорошие карты, — сказал Микам, бросая на друга лукавый взгляд. — Не покажешь ли их нам? Сейчас твой ход.

Серегил выложил десятку, и Микам побил ее, посмеиваясь с победным видом.

Серегил наблюдал за своим старым другом со смесью грусти и нежности. Когда они впервые повстречались, Микаму было столько же лет, сколько теперь Беке; это был высокий жизнерадостный бродяга, с готовностью присоединившийся к Серегилу в его приключениях. Теперь же в густой шевелюре и усах седых волос стало больше, чем рыжих…

«Тирфэйе», зовем мы их: те, чья жизнь коротка.