– Нет! – сказал проф.

– Почему «нет»? – спросила Вайо. – Проф, мы вас выбрали. Скажи ему, Майк!

– Резервирую свое мнение, – ответил Майк. – Хочу послушать, что скажет проф.

– Я вижу, ты все уже проанализировал, Майк, – сказал проф. – Вайо, мой бесценный товарищ, я не отказался бы, если бы это было возможно. Однако у нас нет способа сделать мой голос похожим на голос Адама, а каждый товарищ знает Адама по голосу. Именно для этого Майк и сделал его таким запоминающимся.

Мы еще пообсуждали: может, будем показывать профа только по видео, а Майк тем временем пусть говорит за него известным всем голосом Адама.

И отвергли этот вариант. Слишком многие знали профа и слышали его речи, совершенно не совпадавшие с голосом и манерой Адама. Ту же возможность рассмотрели применительно ко мне – голоса у нас с Майком баритональные, по телефону я общался с ограниченным кругом людей, а по видео вообще не выступал.

Я эту идею придушил в зародыше. Народ и так удивится, узнав, что я один из замов председателя, а в то, что я и есть номер первый, просто никто не поверит.

– Давайте примем промежуточное решение, – сказал я. – Адам был тайной все это время. Пусть так пока и остается. Его будут видеть только на экранах – в маске. Проф даст ему тело, Майк – голос.

Проф покачал головой.

– Я не знаю более верного пути разрушить доверие к нам в столь ответственный момент, чем выставить лидера, скрывающегося под маской. Нет, Манни.

Мы обсудили возможность пригласить на эту роль актера. В Луне не было профессиональных актеров, но были хорошие любители, как в Лунном любительском театре, так и в Ассоциации «Новый Большой Театр».

– Нет, – суммировал проф, – не говоря уже о том, что нужно найти актера, который не возомнил бы себя Наполеоном, мы просто не можем ждать. Адам должен начать заниматься делами не позже завтрашнего утра.

– В таком случае ответ напрашивается сам собой, – заявил я. – Надо использовать Майка и никогда не показывать его по видео. Только радио. Придется придумать объяснение, почему Адама нельзя видеть.

– Вынужден согласиться, – ответил проф.

– Ман, мой самый старый друг, – сказал Майк, – а почему ты говоришь, что меня нельзя показывать?

– Ты что – не понял? – спросил я. – Майк, для видео нам нужны лицо и тело, но тело у тебя состоит из нескольких тонн металла. Лица же вообще нет, и это твое счастье – не надо бриться.

– Но что мешает мне показать лицо, Ман? В данную минуту я показываю вам голос. Ведь за ним нет звука. Могу точно так же показать лицо.

Я был настолько ошарашен, что даже не нашелся, что ответить. Просто уставился на экран видео, который мы установили, когда сняли номер надолго. Импульс это импульс это импульс[41]. Электроны гоняются друг за другом. Для Майка весь мир состоит из множества серий электрических импульсов, посланных им, или воспринятых, или мельтешащих в его внутренностях.

Наконец я сказал:

– Нет, Майк.

– Почему нет, Ман?

– Потому что у тебя ничего не получится! Голосом ты овладел прекрасно. На это требуется несколько тысяч решений в секунду – черепашья скорость для тебя. Но построить видеоизображение – значит… хм… производить в секунду, скажем, десять миллионов операций. Майк, ты такой проворный, что мне этого просто не постичь. Но не настолько проворный.

– Хочешь пари, Ман? – вкрадчиво спросил Майк.

– Если Майк говорит, что может, значит, может! – возмущенно воскликнула Вайо. – Манни, чего ты к нему вяжешься?

(Вайо думает, что электрон размерами и формой похож на маленькую горошину.) – Майк, – сказал я медленно, – деньги я ставить не буду. Но если хочешь, попытайся. Включить видео?

– Я сам могу его включить, – ответил он.

– Ты уверен, что найдешь его? Не хотелось бы, чтоб эту картинку увидели на каком-нибудь другом экране.

Он обиженно ответил:

– Я не дурак. А теперь не мешай мне, Ман… потому что, должен сознаться, мне понадобится напрячь все свои силы.

Мы молча ждали. Внезапно экран посерел, на нем возник намек на линии развертки. Потом снова почернел, затем слабо осветился в центре размытыми пятнами тени и света в форме эллипса. Не лицо, а расплывчатый образ, какой порою можно увидеть в облаках, окутывающих Терру.

Пятно чуть-чуть прояснилось и напомнило мне картинку вроде изображения эктоплазмы[42]. Призрак лица.

Внезапно оно отвердело, и мы увидели «Адама Селена».

Пока это была лишь фотография зрелого мужчины. Фон отсутствовал – только лицо, словно вырезанное из газеты. И все же для меня это был Адам Селен. И никто другой.

Неожиданно он улыбнулся, губы ожили, шевельнулись челюсти, кончик языка мимолетно коснулся губ.. У меня мороз пошел по коже.

– Как я выгляжу? – спросил он.

– Адам, – сказала Вайо, – у тебя слишком курчавые волосы. А на лбу должны быть небольшие залысины. Сейчас ты выглядишь так, будто на тебе парик.

Майк мгновенно внес изменения.

– Так лучше?

– Лучше. Но разве у тебя нет ямочек на щеках? Я была уверена, что слышала их, когда ты смеялся. Как у профессора.

Майк-Адам улыбнулся еще раз. На щеках появились ямочки.

– А как мне одеться, Вайо?

– Ты сейчас у себя в конторе?

– Да, я еще здесь. Сегодня пришлось задержаться.

Фон сделался серым, потом вошел в фокус и стал цветным. На стенном календаре за спиной Адама была видна дата – вторник 19 мая 2076 года, на часах – точное время. Возле локтя стоял картонный стаканчик с кофе. На столе – фотография в рамке: двое мужчин, женщина и четверо ребятишек. Появился звуковой фон – приглушенный шум площади Старого Купола, более громкий, чем обычно. Я слышал крики, где-то пели саймоновскую версию «Марсельезы».

Откуда-то сбоку донесся голос Джинуолла:

– Господин?

Адам взглянул в направлении голоса.

– Я занят, Альберт, – сказал он спокойно. – Не соединяй меня ни с кем, кроме ячейки «Б». Прочими делами занимайся сам. – Он снова посмотрел на нас. – Ну как, Вайо? Какие соображения? Проф? Ман, мой сомневающийся друг? Сойдет?

Я протер глаза.

– Майк, ты, похоже, можешь состряпать все, что захочешь.

– Разумеется. Но я не занимаюсь стряпней. Я женат.

– Адам, – сказала Вайо, – ты выглядишь как с иголочки – и это после такого-то дня?

– А я не позволяю мелочам брать над собой верх. – Он поглядел на профа. – Профессор, если картинка о'кей, давайте обсудим мое завтрашнее выступление. С него начнется утренний выпуск новостей в восемь ноль ноль; об этом будут объявлять всю ночь, и ячейки нужно оповестить заранее. Остаток ночи прошел в разговорах. Я дважды посылал за кофе, Майк-Адам тоже налил себе новый стаканчик. Когда я заказал бутерброды, он попросил Джинуолла послать кого-нибудь за парочкой для себя. Тут я мельком увидел Альберта Джинуолла в профиль – типичный «бабу»[43], вежливый, но слегка надменный. Раньше я не знал, как он выглядит. Майк ел одновременно с нами, порой невнятно что-то говорил с набитым ртом.

Когда я спросил (профессиональный интерес!), Майк рассказал, что, построив портрет, запрограммировал его для автоматического показа, а теперь в основном уделяет внимание мимике. Но вскоре я окончательно забыл, что все это фикция. Просто Майк-Адам говорил с нами не по телефону, а по видео, и это было удобнее, вот и все.

К трем ноль-ноль мы выработали общую линию, и Майк прорепетировал речь. Проф предложил добавить несколько пунктов, Майк внес коррективы, и мы решили передохнуть. А то даже Майк-Адам уже начал позевывать, хотя, естественно, он остался на посту, охраняя контакты с Террой, держа в изоляции Комплекс и прослушивая множество телефонов. Мы с профом улеглись на кровати, Вайо растянулась на кушетке. Я свистнул, чтобы погас свет. Впервые за долгий срок мы уснули без грузил.

* * *
вернуться

41

пародируется знаменитая фраза американской писательницы Гертруды Стайн (1874 – 1946) «Роза это роза это роза», неоднократно служившая предметом насмешек в литературе

вернуться

42

здесь: эманация, якобы исходящая от тела медиума; в научном смысле – периферический слой цитоплазмы клеток растений и живых

вернуться

43

индиец, получивший образование в английской школе; чиновник или клерк в Индии