Кое-как я прошел: холмы остались позади. Я вильнул с открытого пространства в кусты и проталкивался в них до тех пор, пока не почувствовал, что дальше ползти некуда. Последний толчок просунул мое избитое и исцарапанное тело между двумя густыми кустами.

Я вытянулся и уже не помнил, что было непосредственно за этим.

Река, драгоценная река обливала меня водой, давая новую жизнь моему высохшему телу. И был гром, удары воды о пороги речки. Я не решался пуститься вплавь по дикому течению, потому что меня разобьет о скалы.

Вода… Грохот…

Не было никакого потока. Я по-прежнему лежал на твердой поверхности, но я был мокрым, и влага лилась всюду, образуя сплошную завесу дождя. И гром действительно громыхал, но в небе.

Я приподнялся и стал слизывать воду, льющуюся по моему лицу. Над холмами сверкали стрелы молний. Наверно, был еще день, но такой темный, что трудно было что-нибудь разглядеть. Я поднял голову и раскрыл рот, чтобы дождь напоил меня.

Громовые раскаты неслись отовсюду с затянутого тучами неба, разрываемого жуткими вспышками молний, и при свете этих молний сквозь щель между кустами я увидел отряд всадников, ехавших к востоку, как будто их гнал дождь. На них были плащи с капюшонами. Отряд растянулся длинной вереницей, уставшие животные отставали, пена капала из их пастей. Весь вид этой компании говорил о том, что их гонит какая-то неотложная необходимость. Когда они проезжали мимо меня, я почувствовал их эмоции страх, злобу, отчаяние — которые были так сильны, что меня как бы ударило.

Под плащами я не мог видеть цветов и геральдических знаков, указывающих чье походное знамя полощется над их головами, но я был уверен, что это люди Озокана. И, значит, они охотятся за мной.

Мое тело так болело, что я едва поднялся. Первые неуверенные шаги были для меня пыткой. Наверное, меня распустила и разбаловала жизнь Свободного Торговца, вот мне и трудно работать в условиях дискомфорта. Но я все-таки снова двигался в тумане, который так плотно окутал меня, что мне казалось, будто я попал в охотничью паутину краба-паука с Тайдити.

Ручьи быстро бегущей воды прокладывали себе путь в земле, словно с небес выпало столько дождя, что вода уже не могла впитаться и бежала по поверхности. Время от времени я пил, не думая о том, что в ней могут быть какие-нибудь элементы, вредные для меня. Но если я имел воду, то пищи не было, и воспоминания о жирной массе, которую я так неохотно ел — когда это было? Прошлой ночью? Две ночи назад? — преследовали меня, принимая пропорции авакианского банкета с его двадцатью пятью церемониальными блюдами. Через некоторое время я нарвал листьев с кустарника и стал жевать их, выплевывая мякоть.

Время теперь не имело значения. Сколько дней лежало позади, я не знал и не хотел знать.

Ярость дождя утихала. Что-то слабо светило в небе, но это еще не было светом.

Свет? Я внезапно понял, что твердо иду к свету. Не к желтым фонарям крепости или Ырджара…

Лунный шар… серебристый… зовущий… Только там был такой шар-лампа. Последний предупреждающий шепот в моем мозгу быстро увял… лунный шар…

По воле Моластера у меня есть власть певицы и все, что с ней связано: дальнее зрение, всестороннее зрение, растягивание колец. Иногда это отягчает жизнь, когда внутреннее желание входит в противоречие со всем этим. Если так случается, тогда желание Майлин идет насмарку. Я желала только одного: оставаться на ярмарке со своим маленьким народом, а проснулась от первого ночного сна, поняв, что пришел зов, хотя не знала, откуда и от кого. И я услышала, как скулил и хныкал мой маленький народ, чувствительный к влиянию власти, потому что ее сильное принуждение задевает также и их, приносит недовольство и страх.

Моя первая мысль была о них. Я накинула плащ и пошла, водя жезлом вверх и вниз, чтобы они смотрели на меня и забыли страх. Когда я дошла до того места, где мы положили барска, я увидела животное на ногах. Оно стояло, чуть опустив голову, как бы готовясь к прыжку, его глаза горели желтым огнем, и в них жило безумие.

— Послание, — Малик подошел ко мне.

— Да, — согласилась я, — но не от языка или мозга Древних. Если не они взывали к власти, то этот ответ не им, а мне!

Он серьезно посмотрел на меня и сделал жест, частично отрицающий мои слова. Мы были кровными родственниками, хотя и не близкими, и Малик не всегда был одного мнения со мной. Он часто предостерегал меня от того, что считал безрассудством. Однако, он не мог не верить Певице, которая говорит, что получила сообщение, так что теперь он ждал. А я взяла жезл в ладони и медленно поворачивала, потому что теперь мой маленький народ успокоился, и страх был отгорожен от их мозга барьерами власти. Я направляла жезл на север, юг, запад, он не двигался в моем слабом захвате.

Но когда я повернула его на восток, он сам выпрямился, указывая точное направление. Он стал горячим, требовательным, и я сказала Малику:

— Это требование долга. С меня. Нужна расплата.

При требовании долга нельзя колебаться, потому что данное и взятое могут быть уравновешены на весах Моластера. Для Певицы это еще более справедливо, потому что только так власть питает и хранит вспыхнувший свет.

— А как насчет инопланетника и Озокана, которые составляли темные планы? — спросила я.

— Озокан может заявить о кровном родстве с Ослафом, который… Малик слегка замялся.

— Который был избран по храмовому жребию представлять Лордов в трибунале ярмарки в этом году. И не говорил ли также инопланетник Слэфид о другом родственнике Озокана, об Окоре, капитане стражи? Но все-таки никто не может ломать все законы и обычаи.

Моя уверенность увяла, потому что Малик не слишком быстро согласился со мной. Я видела, что он смущен, хотя и не опустил глаз. Он ведь был Тэсса, и между нами всегда была правда и откровенность. И я сказала:

— Есть что-то, чего я не знаю?

— Есть. Вскоре после полуденного гонг стражники взяли инопланетника Крипа Ворланда отвечать на жалобу Отхельма, продавца животных. На отряд напали всадники из-за границ ярмарки. Произошла схватка, и инопланетник исчез. Думают, что он вернулся к своим, поэтому глава жрецов приказал закрыть ларек Торговцев и их самих удалить с ярмарки.

— И ты мне этого не сказал?!

Я не рассердилась, разве что на себя: я не думала, что Озокан решится действовать. Я должна была бы лучше разобраться в нем и понять, что он из тех, кто готов на все и не думает о последствиях своего импульсивного акта.

— Наиболее разумно предположить, что он вернулся к себе на корабль, продолжал Малик. — Все знают, что Свободные Торговцы держатся друг за друга и вряд ли верят в справедливость суда.

— Тогда это нас не касается, — чуть резко сказала я. — Вернее, не касается Тэсса. Мы связаны клятвой не вмешиваться в дела равнинных жителей. Но это мой личный долг. И я прошу тебя по праву кровного родства, чтобы ты нашел капитана «Лидиса». Если Крипа Ворланда нет среди экипажа, расскажи обо всем, что произошло.

— Мы не получили ответа от Древних, — возразил он.

— Я беру это на себя и отвечу за это перед весами Моластера, — я дохнула на мой жезл, и он засиял серебряным светом.

— Что ты хочешь делать? — спросил Малик, но я знала, что он уже угадал ответ.

— Я пойду искать то, что должна найти. Но для моего ухода должна быть уважительная причина: я не сомневаюсь, что теперь за мной будут следить глаза и уши и каждый мой приход и уход будет отмечаться. Итак, — я медленно повернулась и посмотрела на клетки, — мы ставим их в фургон, я беру Борбу, Ворса, Тантаку, Симлу и… — я показала на клетку барска, этого. Мы скажем, что они больны, и я боюсь, как бы они не заразили остальных животных, поэтому вывожу их на некоторое время подальше.

— А этого зачем? — он указал на барска.

— Для него эта причина как раз правильна. Может быть, на открытой местности его мозг поправится, и можно будет коснуться его. А здесь ему все напоминает о прошлых мучениях.